В пользу достоверности результатов агентурной работы говорит и тот факт, что приводившиеся в спецсообщениях примеры высказываний не только сохраняли стилистику речи представителя того или иного слоя общества, но содержательно практически повторяли зафиксированные партинформаторами заявления ленинградцев, а также находили подтверждение во множестве документов личного происхождения. Очевидно, что детальный текстологический анализ высказываний, попавших в документы УНКВД, является предметом специального исследования. Однако следует заметить, что нам не удалось обнаружить ни одного несоответствия содержания и стиля в более чем 50 пространных обобщающих сводках УНКВД, докладных записках секретно-политического отдела и соответствующих разделов информационных сводок партийных органов. Каждый из цитировавшихся лиц «говорил» в спецсообщении языком своей социальной группы — рабочий использовал характерную для рабочего лексику, профессор «говорил» языком профессора и т. д. Безусловно, это было результатом того, что агентурно-осведомительское обслуживание производилось лицами из той же среды, что и наблюдаемые. Проверка первичных данных агентов о наличии антисоветских групп проводилась не только посредством допросов лиц, задержанных в результате так называемых контрольных арестов, но и последующего внедрения оперативного сотрудника органов госбезопасности или агента-внутренника. Общий характер оценок, ситуации в городе, на фронте и в стране в целом, включая тональность, нашедших свое отражение в письмах и материалах, добытых агентурным путем, также в целом совпадает. Все это, в свою, очередь, располагает нас к тому, чтобы с достаточно высокой степенью доверием относится к приводимым в спецсообщениях свидетельствам агентов с естественной поправкой на фобии власти.
Нет серьезных оснований подвергать сомнению данные о немецких листовках, которые хранили некоторые из арестованных, о листовках «местного происхождения», о надписях, антисоветского характера, о фактах прослушивания радиопередач, передававшихся противником, о написании анонимных писем и иных проявлениях нелояльности, которые приводятся в обобщающих спецсообщениях УНКВД и УНКГБ, а также в докладных записках секретно-политического отдела, регулярно направлявшихся в центральный аппарат. Тексты листовок и писем в них были представлены, как правило, полностью. Кроме того, в архиве УФСБ нам удалось выявить несколько таких писем, сравнение которых с приведенными в отчетных документах данными полностью совпадают. В спецсообщениях содержится указание способа производства листовки (гектограф, написание от руки), дата и место обнаружения, количество изъятых листовок, а также лица, которые сообщили в партийные или правоохранительные органы о том или ином антисоветском пропагандистском материале. Сообщения об отказе от работы с точным указанием обстоятельств происшествия, а также уклонения от призыва в армию военнообязанных являются неоспоримыми фактами, которые также необходимо учитывать.
В спецсообщениях УНКВД звучали голоса представителей практически всех слоев общества — домохозяек, рабочих, рядовых инженеров, известных ученых, академиков, деятелей культуры. Ни один другой источник не может обеспечить такой репрезентативности, как документы НКВД. Спецсообщения органов НКВД были очень детальными, в них приводились десятки примеров высказываний людей самых разных профессий, положения (за исключением партийной и советской номенклатуры), добытых агентурно-оперативным путем.
Спецсообщения органов НКВД о настроениях населения не дают нам возможности проследить эволюцию настроений какого-либо конкретного лица на протяжении всего периода блокады. Ведомство, призванное обеспечивать государственную безопасность, фиксировало, главным образом, потенциально или реально опасные настроения, удаляя при этом малейшие ростки оппозиционности. Однако «горизонтальный срез» морально-политического состояния различных слоев общества был представлен в документах НКВД очень детально. Они позволяют воссоздать общее развитие настроений горожан в период битвы за Ленинград, особенно той их части, которая граничила с оппозиционностью. Таким образом, материалы о «контрреволюционной деятельности» дают возможность обозначить вторую границу спектра политических настроений в период войны. Первая, как известно, была задана самим режимом и господствовавшей идеологией. Следует, однако, отметить, что в период кризиса 1941-1942 гг. УНКВД приводило примеры и просоветских настроений, хотя это, скорее, являлось исключением.
Мы исходим из того, что необходимо привлекать самые разнообразные источники для восстановления полной картины эволюции настроений в Ленинграде. Но одно представляется совершенно очевидным — без материалов УНКВД исследователям социальной истории, массовой психологии, а также системы политического контроля обойтись не удастся. Помимо сводок партийных органов разного уровня, это практически единственный источник, в котором регулярно отражались взгляды, суждения и эмоции практически всех слоев населения (за исключением, пожалуй, партийно-советской номенклатуры, которая до 1944-45 гг. пользовалась своеобразным «иммунитетом») в связи с важнейшими событиями общественно-политического и социального характера.
Информация чекистов была чрезвычайно важна для корректировки пропагандистских усилий, для выравнивания дисбаланса между ожиданиями ленинградцев и объективной реальностью. Не случайно, что из центрального аппарата НКВД в Большой дом регулярно поступали директивы с просьбой «срочно сообщить отклики интеллигенции, рабочих и колхозников в связи с «докладом тов. Сталина», «сообщением Совинформбюро», «заключением договора» и т. п. Таким образом, знание массовых настроений было важнейшей предпосылкой «мудрой», отвечающей чаяниям народа политики Сталина. Нередко именно с представлениями научной интеллигенции, откликающихся на те или иные события, вели скрытую полемику органы пропаганды и агитации.
Сводки о настроениях, подготовленные УНКВД, передавались для ознакомления руководству ОК и ГК ВКП(б), которое вносило коррективы в проводившуюся в городе агитационно-пропагандистскую работу. В этом смысле и Кремль, и Смольный были заинтересованы в максимально объективной информации о положении в городе и на фронте — для традиционного в мирное время лукавства о «всеобщей поддержке политики партии и правительства» в суровые дни войны просто не было места.
Что касается внешней критики документов УНКВД, необходимо отметить следующее. Все документы УНКВД, на которые мы ссылаемся, находятся на хранении в Архиве УФСБ РФ по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Приказы центрального аппарата НКВД и НКГБ представляют собой заверенные копии. Оригиналы и заверенные копии приказов, приказаний и спецсообщений Управления сгруппированы в дела, они отражают нормативную базу проведения агентурно-оперативной работы, взаимоотношения с партийными, советскими и военными органами в период войны по различным вопросам, а также собственно анализ настроений. Все документы отпечатаны на машинке, как правило, на бланке регионального управления и имеют свой номер. Исключения составляли телеграммы, переданные по «ВЧ» в наркомат внутренних дел. Они были отпечатаны на обычном листе белой бумаги формата А4 и в них помимо адресата указывались дата и точное время отправления, имя того, кто передал спецсообщение, а также имя и должность того, кто и когда принял спецсообщение. Записки о результатах обследования подлежавших выведению из строя важнейших предприятий, учреждений и объектов в случае вынужденной сдачи города хранятся как в форме оригинальных рукописных текстов, подписанных ответственными сотрудниками, а также в форме отпечатанных копий, заверенных В. Меркуловым или работниками Секретариата УНКВД.
На каждом серийном документе УНКВД указывалось число копий и имена всех, кому он был разослан. Сводки о настроениях составлялись в нескольких экземплярах для информирования Наркома внутренних дел (наркома госбезопасности), а также командующего фронтом и членов Военного Совета А. Жданова и А. Кузнецова. Докладные записки СПО направлялись руководителю секретно-политического отдела центрального аппарата НКВД. Первые экземпляры подписывались начальником Управления, а копия, передававшаяся в Секретариат УНКВД для последующего направления в архив, визировалась начальником Секретариата или его заместителем. На отдельных копиях спецсообщений, отпечатанных на бланках Управления НКВД, подписи должностных лиц отсутствуют. Некоторые документы о настроениях, подготовленные УНКВД, так и остались в архиве Управления. Об этом на первой странице каждого такого документа есть рукописная запись начальника Секретариата: «Документ отправлен не был, но ценен. Хранить. Цыганов».
Подводя итог вышесказанному, отметим, что блокадная тематика нашла отражение во множестве документов личного и официального происхождения. Ни один из рассмотренных видов источников взятый сам по себе (будь то дневники, письма или воспоминания) не является достаточным. Лишь комплексное использование выявленных документов позволяют дать ответы на поставленные нами вопросы. Примечательно, что в этом же духе на праздновании 70-летия полного снятия блокады высказался и В. Путин. «Наша обязанность в том, — сказал Президент России, — чтобы ничего не забывалось никогда, это самое главное. Чтобы ничего не было утрачено, чтобы люди и в нашей стране, и за рубежом помнили об этой трагедии, мужестве и героизме советского народа и ленинградцев. И сделали все, чтобы ничего подобного в жизни народов мира больше никогда не повторялось».
Публикуемые документы сгруппированы по разделам. В первом разделе представлены материалы, раскрывающие планы противника в отношении Ленинграда в 1941-1942 гг. Во второй раздел вошли документы военной разведки 18-й армии о положении в осажденном городе, а в третьем объединены донесения службы безопасности СД, действовавшей на ленинградском направлении. В четвертом разделе представлены спецсообщения Управления НКВД по Ленинграду и Ленинградской области о продовольственном положении и настроениях населения. Наконец, в пятый раздел включены письма ленинг