[54], а затем — в исследовательской литературе о настроениях в Германии в период третьего рейха. Например, Я. Киршоу показал эволюцию настроений немецкого населения по отношению к Гитлеру и нацистской партии в 1933-45 гг., взлет и падение культа фюрера и выявление динамики и причин этого феномена. Весьма любопытно то, что Киршоу решил поставленную задачу, пользуясь всего двумя основными категориями источников. В его распоряжении находились регулярные конфиденциальные донесения о настроениях, подготовленные официальными органами (полицией, органами юстиции, органами НСДАП, службой безопасности СД), а также материалы, поступавшие к находившейся в эмиграции социал-демократической партии Германии.[55] Таким образом, использование материалов СД для характеристики настроений является вполне оправданным и, при соответствующей их критике, они могут использоваться для анализа настроений защитников и населения Ленинграда.
Во-вторых, следует сказать о ряде важных, на наш взгляд, моментов, которые помогают понять некоторые очевидные упущения немецкой военной разведки и СД, сделанные ими уже в ходе битвы за Ленинград. Немецкая разведка довольно поздно начала активную работу по сбору информации об СССР в целом и его важнейших военно-промышленных и политических центрах. В ней были задействованы далеко не все имевшиеся в наличии ресурсы, что привело к серьезным стратегическим просчетам и недооценке будущего противника. Оперативные возможности немецкой разведки были существенно ограничены в связи с закрытием в 1938 г. ряда консульств на территории Советского Союза и сокращения персонала (к началу войны консульства находились в Ленинграде, Владивостоке и Батуми)[56], а также активной деятельностью органов государственной безопасности, которым удалось обезвредить почти всю агентуру абвера в предвоенные годы.
В-третьих, военное руководство Германии в довоенный период ограничилось узкими рамками сбора и анализа конкретной оперативно-тактической информации, устранив абвер от участия в стратегической разведке. Он фактически отказался от дальнейшего пополнения сведений о мощи, вооружениях Красной Армии, настроениях личного состава, наконец, о военно-промышленном потенциале страны, сосредоточив основные свои усилия на разведывательном обеспечении боевых операций войск, имея в виду задачи первого этапа плана «Барбаросса».[57]
Что же касается службы безопасности СД, то первые айнзатцгруппы по особому приказу Гитлера были созданы непосредственно перед вступлением германских войск в Австрию в 1938 г. В их задачу входила борьба против «враждебных рейху элементов из рядов эмиграции, масонов, еврейства, противников из лагеря священнослужителей, а также II и III Интернационалов».[58] Численность айнзатцгрупп была равна батальону. В составе айнзатцгруппы А было 9% сотрудников гестапо, 3,5% — СД, 4,1% — уголовной полиции, 13,4% — полиции общественного порядка, 8,8% — вспомогательной полиции, 34% — солдат войск СС, остальные входили в технический и административный персонал. Всего в составе группы было 990 человек.[59]
Приданная группе армий «Север» айнзатцгруппа А оказалась на советской территории уже 25 июня 1941 г. и первоначально разместилась в Каунасе. Зондеркоманда 1а вместе с 18-й армией 27 июня приняла участие в «акциях» в районе Либавы (Libau) 27 июня. Уже 1 июля 1942 г. подразделения айнзатцгруппы достигли Риги, которая с 4 июля стала ее штаб-квартирой. В течение первой декады июля группа занималась «освобождением» территории Латвии и Литвы. Затем в соответствии с задачами, которые решали части группы армий «Север», подразделения айнзатцгруппы выдвинулись в следующих направлениях: зондеркоманда 1а — в Эстонию (Пярну, Таллинн, Дерпт и Нарва), зондеркоманда 1в — в район южнее Ленинграда (Псков, Остров и Опочка).
Уже в то время основной интерес для начальника айнзатцгруппы А бригадефюрера СС Шталекера представлял Ленинград. Поскольку Шталекер полагал, что «Петербург падет уже в ближайшие дни», он непосредственно направился в 4-ю танковую армию и в беседе с начальником отдела военной разведки, начальником штаба и командующим армией генерал-полковником Гепнером договорился о том, что передовым частям наступающих войск будут приданы команды тайной полиции безопасности айнзатцгруппы. C тем, чтобы обеспечить вступление в город подразделений СД совместно с передовыми частями вермахта, Шталекер создал специальную команду полиции безопасности при дивизии СС «Мертвая голова», которая, по его мнению, должна была вступить в Ленинград одной из первых.[60]
Хотя контрнаступление советских войск сорвало осуществление этого плана, судьба города считалась предрешенной. Для осуществления работы полиции безопасности и обеспечения охраны города Шталекером были отданы соответствующие приказы, о чем было уведомлено командование 4-й танковой армии. Начальник айнзатцгруппы А был уверен в том, что Ленинград станет его штаб-квартирой не позднее 18 июля. Так же оптимистично был настроен и германский Генеральный штаб, а Гейдрих еще 4 июля издал приказ, в котором требовал дать поименный состав передовой группы СД, которая должна была вступить в Москву. Сопротивление Красной Армии на подступах к Ленинграду не позволило осуществиться прогнозам Гальдера, который 23 июля писал, что «приблизительно через месяц... наши войска возьмут Ленинград, Москву и выйдут на линию Орел—Крым».[61]
Лишь в сентябре немецкие войска подошли вплотную к Ленинграду и взяли его в кольцо, хотя, как отмечалось, «и не такое плотное, как хотелось бы». В июле-августе 1941 г. основное внимание в деятельности айнзатцгруппы уделялось борьбе с партизанами в лесистой и болотистой местности к северу и востоку от Пскова. Айнзатцкоманды II и III, предназначенные для вступления в Ленинград, были сосредоточены в Новоселье (приблизительно в 45 км к северо-востоку от Пскова). К 24 августа они должны были выдвинуться в район Песье (в 60 км к юго-востоку от Нарвы), однако уже 2 сентября эти подразделения СД вместе со штабом 4-й танковой группы оказались в Кикерино (в 75 км к востоку от Нарвы и приблизительно на таком же расстоянии к юго-западу от Ленинграда). В последней декаде сентября 1941 г. командование айнзатцгруппы А находилось в Мешно (в 50 км к югу от Ленинграда) и в Риге. Наконец, с 7 октября штаб-квартира стала располагаться в Красногвардейске (в 40 км к юго-западу от Ленинграда). Мобильные команды 1а и 1в находились в непосредственной близости от линии фронта.
Задачи оперативных групп и команд в сфере деятельности контрразведывательных органов Германии были сформулированы в соглашении между Главным управлением имперской безопасности (РСХА) и вермахтом, заключенном в мае 1941 г., в котором говорилось, что в целях обеспечения безопасности сражающихся частей в предстоящем походе против России всеми силами следует защищать их тыл. Всякое сопротивление предлагалось подавлять любыми средствами. При этом органам СД вменялось в обязанность помогать вермахту в выполнении этой задачи[62].
Информацию о положении в городе немецкая разведка получала, анализируя советские трофейные документы, данные радиоперехвата, допросы перебежчиков и военнопленных, а также через свою агентуру. В центре внимания германских спецслужб были изучение общей политической ситуации в городе, настроения населения, вопросы обеспечения горожан продовольствием, информация о руководстве города и об ответственных должностных лицах в армии и в тылу, а также целый ряд военных вопросов, которые, как отмечалось в одной из сводок СД, представляли «исключительный интерес» для командования 18-й армии. Речь шла, прежде всего, о расположении военных и промышленных объектов в Ленинграде.
Культура работы по составлению отчетов и донесений у немцев была традиционно высокой. Структура отчетов строго соблюдалась, информация тщательно отбиралась и подавалась без повторов. Любая новая информация специально выделялась в тексте донесения. Разделы сводок, в которых шла речь о настроениях защитников и населения Ленинграда, сопровождались конкретными примерами — высказываниями военнопленных, перебежчиков, агентов или выдержками из трофейных документов. В материалах военной разведки зачастую приводились данные, переданные финской службой радиоперехвата, особенно по ситуации в акватории Финского залива. Естественно, что на уровне айнзатцгруппы таких примеров было существенно меньше, нежели в донесениях, которые готовились офицерами низовых подразделений службы безопасности.
У каждой из немецких спецслужб была своя специфика, задачи и источники информации. В отличие от СД, полагавшейся большей частью на материалы допросов военнопленных, перебежчиков, а также информацию, добытую агентурным путем, военная разведка активно занималась радиоперехватом и получала множество советских трофейных документов (в том числе приказы Ставки ВГК, Военного Совета Ленфронта, отдельных армий и дивизий), изучала материалы допросов военнопленных[63], среди которых были и генералы — Егоров, Закутный, Кирпичников и др.), а также обзоры писем красноармейцев, задержанных советской военной цензурой. Письма красноармейцев, попавшие в руки немецкой разведки, исключительно важны, потому что в советских архивах отложились далеко не все копии этих документов.
Следует отметить, что особое внимание немецкая сторона уделяла допросам наиболее информированной части военнослужащих — генералам, офицерам штабов частей и соединений, политрукам, а также высококвалифицированным специалистам, участвовавшим в разработке и производстве современных видов оружия. Например, командир 4-го корпуса генерал-майор Егоров, попавший в плен 29 июня, дал показания военной разведке 18-й армии, переданные начальнику генерального штаба Кейтелю еще 13 июля 1941 г. На вопросы о структуре 3-й армии, в состав которой входил его корпус, а также