«лишить… права работать в политических, розыскных и судебных органах, а также в НКИДе».
В 1922–1923 сотрудник, зав. канцелярией Нефтетранспортного отдела треста «Москвотоп». Был арестован по подозрению во взяточничестве. Находился под следствием по делу треста. Был взят на поруки и освобожден.
Взятый на поруки Серебрянский был принят в октябре 1923 года кандидатом в члены ВКП(б), в следующем месяце был назначен на закордонную работу ОГПУ и уже в декабре выехал, в качестве помощника Я.Блюмкина, на нелегальную должность в Палестину. После того как летом 1929 года было принято решение о похищении генерала Кутепова, Серебрянский вместе с заместителем начальника КРО ОГПУ С.В.Пузицким выехал в Париж для руководства этой операцией и был по ее завершении награжден орденом Красного Знамени[71].
Назначая «Стауница» в «Трест», руководство ГПУ, по всей видимости, особенной озабоченности в отношении недостаточной чистоты его кандидатуры не испытывало, полагая, что переброска бывшего смертника с «савинковского» фронта на «монархический» служит достаточной гарантией его добросовестности. С другой стороны, не очень стесняла их и сама по себе «запятнанность», скомпрометированность того или другого сотрудника. Так, скажем, Б. Ф. Лаго был по меньшей мере дважды — в 1923 и в 1930 годах — разоблачен в эмигрантской прессе и в эмигрантских кругах как агент ГПУ и даже отсидел в румынской тюрьме несколько лет по обвинению в советском шпионаже[72], но все это время его не переставали использовать за границей в шпионской и провокаторской работе советских органов[73].
Внедрение Опперпута в «Монархическую организацию центральной России» состоялось весной 1922 года, до того, как ее возглавил Якушев. После Рейхенгальского монархического съезда 1921 года советская разведка с особыми опасениями следила за деятельностью этого сектора эмигрантской политической жизни. Тревога резко усилилась в связи с победой фашистов в Италии осенью 1922 года и реакцией на нее в правом лагере русской эмиграции. Советский политический комментатор писал по этому поводу:
Поскольку три основные политические группы эмиграции — монархисты, демократы и социалисты — фатально объединяются общей борьбой против советской власти, постольку в результате торжества фашизма, все выгоды положения: единство настроений, четкость политических задач и т. д., оказываются и окажутся в будущем на стороне монархистов.
Благодаря победе итальянского фашизма, гегемоном борьбы против Советской России становится черный стан эмиграции — монархисты[74].
После того как Якушев согласился на сотрудничество с ГПУ, МОЦР одержал целый ряд внушительных успехов по расширению контактов с эмиграцией. 14 ноября 1922 года Якушев был командирован в Берлин. По дороге он встретился в Риге с Ю. А. Артамоновым и П. С. Араповым (племянником Врангеля) и в их сопровождении продолжил поездку, чтобы встретиться в Германии с руководителями ВМС[75]. На лидеров Высшего Монархического Совета рассказ Якушева о своей организации и ее программе произвел большое впечатление; идеи Якушева просочились даже на страницы официального издания монархистов Еженедельник Высшего Монархического Совета. МОЦР установила связь вначале с эстонской, затем с польской разведкой — самой сильной в странах-лимитрофах, и в марте 1923 года Артамонов из Ревеля перебрался в Варшаву в качестве резидента «Треста»[76]. В Таллинне на его месте остался негласный председатель РОВС в Эстонии Щелгачев (Второв). В столице Польши возник центр, ставший главной базой «Треста» вне советской России. Ричард Врага вспоминал:
Связь с М.О.<Ц.>Р. казалась настолько плодотворной и, одновременно, настолько дешевой, как в смысле человеческих сил, так и в смысле материальных расходов, что она полностью поглотила работу разведок. К чему было строить собственные линии, к чему прибегать к рискованной агентурной работе, к чему выбрасывать большие деньги, когда почти еженедельно из Москвы в дипломатических вализах доставлялись красиво запечатанные конверты, содержащие ответы почти на все вопросы и дававшие большую надежду на углубление и расширение разведки во всех направлениях[77].
В распоряжении МОЦР находились услуги польской дипломатической почты[78]. Через польские круги Якушев установил связи и с другими западными разведками, включая английскую. В Эстонию сфабрикованные ГПУ бумаги передавались через Романа Бирка, вначале пресс-атташе эстонской миссии, а затем дипкурьера МИДа, ставшего советским агентом. Созданный 6–8 мая 1922 года контрразведывательный отдел (КРО) ОГПУ образовал специальное дезинформационное бюро, финансировавшееся целиком из средств, поступавших от иностранных разведок в оплату за предоставление секретных материалов[79]. По словам Папчинского и Тумшиса,
начало работы МОЦРа сразу дало положительные результаты — агенты ОГПУ уже в 1922 году завязали контакты с разведорганами Эстонии, Польши, а чуть позднее с разведками Финляндии, Латвии. <…>
Столь плодотворная деятельность агентуры КРО ОГПУ давала Артузову возможность отмечать в своих отчетах ЦК партии, что «за 1923–1924 гг. удалось поставить борьбу со шпионажем на такую ступень, при которой главные европейские штабы были снабжены на 95 процентов материалом, составленным по указанию Наркомвоена и НКИДа, и имеют, таким образом, такое представление о нашей военной мощи, как этого желаем мы. Мы имеем из этих штабов документальные доказательства справедливости такого нашего мнения»[80].
Установление параллельных сношений с лидерами русских эмигрантских кругов и с западными разведками создавало благоприятные условия для маневров. Два этих канала, то скрещиваясь, то функционируя раздельно, взаимно «корректировали» друг друга в соответствии с планами Москвы. Широкое использование услуг «Треста» западными разведками повышало его статус в глазах эмигрантских деятелей, ослабляя или устраняя возникавшие подозрения по его адресу.
В правом лагере русской эмиграции происходила тогда резкая перегруппировка сил. Врангель отказался от политической деятельности, заявив 20 сентября 1922 года о готовности повести армию за великим князем Николаем Николаевичем[81]. Уполномоченный Врангелем Кутепов, встретившись в марте 1923 года с великим князем, сумел убедить его принять на себя «водительство» армией и народом. Для более тесных контактов великий князь переехал из Антиб в предместье Парижа Шуаньи. Весть о существовании монархического подполья в советской России вызвала большие надежды как среди лидеров находившегося в процессе оформления монархического движения в эмиграции, так и в военных ее кругах. По поступавшей через разные каналы информации монархическая организация в советской России обеспечила себе влияние в высших военных кругах и хозяйственных организациях буржуазных специалистов. Представители «Треста» привозили из России обнадеживающие сведения о том, что страна устала от коммунизма и находится в брожении; поэтому свержение власти — вопрос недолгого времени. Легкость, с какой агенты «Треста» пересекали границу в обоих направлениях, служила доказательством того, что их люди находятся на всех уровнях советского руководства, включая ГПУ и пограничников[82].
Программа МОЦР состояла в отказе от интервенции и террора, постепенном проникновении в советский аппарат, накапливании кадров для будущего государственного переворота[83]. В своих сношениях с эмиграцией агенты «Треста» первоначально искали лишь финансовой поддержки для своей деятельности. Но когда им удалось установить тесные контакты с различными флангами правого движения, эмиссары из Москвы получили в свои руки рычаги воздействия на игру политических сил эмиграции. В военной сфере их в первую очередь интересовал Врангель, а также набиравший все большее влияние Кутепов.
7 августа 1923 года Федоров (А. А. Якушев) встретился в Берлине с группой близких к Врангелю лиц. Это обозначило собой поворотный пункт в интригах, которые вел «Трест»: если ранее его контакты сводились к Высшему Монархическому Совету, то теперь голос «трестовиков» мог быть услышан более умеренными, чем Марков 2-й, представителями правых кругов. На встрече присутствовали А. А. фон Лампе, Н. Н. Чебышев, глава врангелевской контрразведки Е. К. Климович и В. В. Шульгин. Согласно дневнику Лампе, Якушев представил им доклад, тезисы которого состояли в следующем. В России происходит распад большевизма, «ищут замену Ленину». Ставка делается на Георгия Пятакова как на человека русского и, главное, «ярого антибольшевика». Режим опирается на армию, ядро которой составляют «части особого назначения», дислоцированные в Москве и Петрограде — «у Зиновьева».
В самом Кремле — «2 тысячи янычар-курсантов». Ориентироваться надо на антибольшевистские силы Красной Армии. Не следует преувеличивать роль эмиграции в борьбе с Советами. Нужны новые люди[84]. После ухода Якушева присутствующие поделились впечатлениями, и мнения разошлись. Чебышев был единственным, кто категорически расценил «Трест» как мистификацию ГПУ; другие склонны были Якушеву поверить. Руководство Высшего Монархического Совета, узнавшее о встрече, было уязвлено и встревожено установившимся контактом МОЦР с «врангелистами», но Якушеву, отправлявшемуся в Париж, удалось разрядить возникшее напряжение, и Марков дал ему рекомендательные письма к лицам из ближайшего окружения великого князя. Встретившись в Париже с представителями Врангеля генералами Миллером и Хольмсеном, Якушев показал им эти письма, доказывавшие интриги В.М.С. против Врангеля. Таким образом, «Трест» оказывался в центре борьбы за влияние разных флангов монархического лагеря на великого князя. Чекистские щупальца проникли к самому нерву эмигрантской политической активности. Миллер и Хольмсен согласились устроить аудиенцию Якушева у Николая Николаевича, во время которой руководитель «Треста» заверил великого князя, что МОЦР передает себя в его распоряжение