[85]. Высший Монархический Совет оказался с 1924 года в стороне от деятельности «Треста»[86], и это привело к ослаблению его влияния на великого князя.
Помимо игры на разногласиях между политическим руководством правого крыла эмиграции и руководством ее военных кругов, «Трест» искусно пользовался возникшими с 1923 года расхождениями между генералами Врангелем и Кутеповым. Предполагалось, что конфликт в Советской России между Троцким и Сталиным приведет к скорому падению коммунистического режима, и военные ресурсы эмиграции должны быть готовы к моментальной реакции на события в стране с тем, чтобы оказать решающее воздействие на исход борьбы. В отличие от Врангеля, выступавшего за сохранение армии в боевой форме для решающих битв в неопределенном будущем, Кутепов настаивал на активном продолжении вооруженной борьбы, пусть и средствами индивидуального террора и диверсий, подобными тем, к которым прибегали революционеры в борьбе с царским режимом. Он приступил к мобилизации добровольцев и подготовке засылки их через границу. В целях углубления контактов «Треста» с военными кругами эмиграции формальным руководителем МОЦР был провозглашен генерал-полковник царской армии, а в советское время профессор Военной академии и секретный сотрудник органов ГПУ А. М. Зайончковский, и в руководство вошел генерал-лейтенант царской армии Н. М. Потапов, занимавший высокую должность в верховном командовании Красной армии. При МОЦР был создан военный штаб. 19 октября 1923 года Якушев и Потапов перешли вместе границу — впервые через установленное в Польше «окно». По полученному с помощью польского генштаба паспорту Потапов отправился в Сремские Карловцы к Врангелю, который, однако, согласившись с Чебышевым в подозрениях относительно МОЦР, воздержался от предложений «Треста» о каких бы то ни было совместных действиях[87]. Тем не менее в своем выступлении 15 декабря 1923 года перед офицерским собранием Врангель не преминул сослаться на установление прямых контактов с Москвой: «За истекший год нам удалось связаться и с внутренними русскими силами. Работа их идет медленно…»[88]
Кутепов проявил большую, чем Врангель, решительность в установлении тесных связей с «внутренней Россией». В октябре 1923 года, как раз когда руководители МОЦР Якушев и Потапов находились в отъезде, в Москву прибыли — впервые по линии «Треста» — эмиссары Кутепова супруги Шульц — М. В. Захарченко и Г. Н. Радкович. Их прибытие «значительно осложнило ведение игры “Трест”»[89]. Для создания у М. В. Шульц впечатления о существенной роли ее в «Тресте» организация возложила на нее функции передаточного звена шифрованных сообщений, направляемых в польскую и эстонскую разведки. Сравнительно частые переходы М. В. Захарченко-Шульц через «окна» и посылавшиеся ею из Москвы секретные отчеты Кутепову должны были стать для последнего гарантией подлинности и активности деятельности МОЦР. Теперь уже не просто свидетельства приезжавших из Москвы руководителей «Треста» и поставка документов разведывательного характера служили индикаторами влияния и мощи «Треста», но и осуществлявшееся супругами Шульц повседневное наблюдение над жизнью подпольной организации. Стауниц стал курировать от лица руководства «Треста» новоприбывших эмиссаров. Произошло это во многом вопреки намерениям чекистов, не вполне доверявших ему. Однако необходимость соблюсти полную правдоподобность «легенды» и ничем не спугнуть ку-теповских «контролеров» заставила руководство ГПУ смириться с фактом сближения Стауница и гостей из Парижа[90]. К его функциям в организации прибавилась новая и, может быть, наиболее важная и опасная.
За два года до того Опперпут в своей брошюре о НСЗРС писал: «В самую основу новой организации была положена ими ложь, интриги и фальшь: они превратили ее в аппарат шпионажа против Советской России, для обслуживания разведывательных Бюро Иностранных держав. Они думали сделать ее устойчивой при помощи гнусного шантажа…»[91] Теперь он был вынужден служить в организации, образовывавшей собой гротескную инверсию той ситуации, которую он с таким жаром осуждал, находясь в тюрьме.
Появление супругов Шульц подводило Стауница к существенному перелому в умонастроении и пересмотру прежних политических оценок и предпочтений. Самый характер и содержание «легенды» предстали перед ним в новом свете под впечатлением от встречи с кутеповскими эмиссарами. Свои функции он переставал воспринимать как целиком «патриотические» (дезинформация западных генштабов) или «антимонархические» (наблюдение за МОЦР). «Трест» становился для него объектом гадания в сложной комбинации сил политической игры, куда вовлечены такие крупные фигуры, как Кутепов, Врангель или великий князь Николай Николаевич. Всепоглощающая готовность «галлиполийцев» — супругов Шульц — к самопожертвованию в борьбе с властью большевиков заставили Стауница взглянуть без прежнего презрения и на «белое дело», и на «эмиграцию». Они ничем не напоминали «краснобая» и «шантажиста» Савинкова и его окружение. Супруги Шульц создавали прямой канал связи с Западом, с Кутеповым. С их появлением центральное место Стауница в «Тресте» закреплялось не столько по распоряжению «сверху», сколько в соответствии с непредвиденной логикой происходившего. Общение с М. В. Захарченко-Шульц придавало вес «парижскому» ответвлению организации, а Кутепов воспринимался почти как непосредственный партнер. Роль, принятая на себя Опперпутом, становилась для него ощутимой реальностью.
С другой стороны, «неприкасаемый» статус, предоставленный супругам Шульц чекистами, вытекал из особого интереса ГПУ к генералу Кутепову. ГПУ решило усилить позиции Кутепова в растущем соперничестве с Врангелем (охватывающем, в частности, и конкуренцию по линии связей с «внутренней Россией») и обеспечить благоприятные условия для тесных контактов генерала с руководителями «Треста»[92]. Не только «провал» Захарченко-Шульц, но даже и любое серьезное подозрение гостьи относительно аутентичности «Треста» могло поставить под удар все достижения Якушева и Потапова и лишить ГПУ контроля над центрами политической и общественной активности эмиграции. Наличие кутеповских курьеров в Москве и их повседневный контакт с МОЦР способствовали принятию вел. кн. Николаем Николаевичем в марте 1924 года решения о переводе генерала Кутепова под свое начало и сосредоточении в его руках всей внутрирусской (боевой) работы. 6 июня 1924 года в Данциге состоялась первая встреча Якушева с Кутеповым, после которой оба направились в Шуаньи для аудиенции с Николаем Николаевичем[93]. Конечно, такая аудиенция не могла бы состояться, если бы содержание отчетов кутеповских посланцев в России не оправдывало ее проведения. Для контраста интересен следующий факт. Как пишет Л. М. Голубев, «генерал Врангель, в свою очередь, и без согласования с МОЦР послал в СССР своего представителя Бурхановского. Чтобы показать Врангелю, что всякие действия без предварительной договоренности с МОЦР могут привести к провалу, Бурхановский был арестован»[94]. С возвышением Кутепова интерес МОЦР к Врангелю заметно ослабевал.
Таким образом, обособить и разъединить «провокационный» (провоцирующий) и «нейтрализующий» (контролирующий) факторы в деятельности «Треста» невозможно. Она в такой же степени стимулировала радикальные установки и силы в эмигрантской верхушке, в какой стесняла, сдерживала их.
Тот же исследователь отмечает дальнейшее расширение связей «Треста» с Западом:
К этому времени расширяется и география деятельности «Треста»: через Р. Бирка устанавливаются отношения с финской разведкой и с резидентом британской разведки в Гельсингфорсе, представителем вел. кн. Ник. Ник. там Н. Н. Бунаковым. С приходом к власти консервативного правительства в Англии британская служба безопасности начинает проявлять интерес к «Монархической организации центральной России». Было открыто «окно» на советско-финской границе, остававшееся открытым вплоть до инсценировки убийства Сиднея Рейли в сентябре 1925 г. Ответственным за это «окно» был поставлен чекист Тойво Вяха (И. Петров)[95].
Какие сложные расчеты стояли за «трестовской» игрой и в каком направлении она велась, видно из докладной записки В. А. Стырне, резюмирующей деятельность «Треста» в 1924 году:
В отношении группы Николая Николаевича была проделана работа в направлении того, как Трест переживает сейчас критический момент из-за недостатка средств и из-за провалов, которые произошли в результате усиления деятельности ГПУ. Кроме того, николаевской группе был послан ряд писем, где Трест высказывал свои опасения в связи с возможностью интервенционистских настроений в среде эмиграции, причем было указано, что эти разговоры заставляют ГПУ громить всевозможные организации, где часто попадаются и наши люди. В ответ на это соображение мы получили от некоторых групп вполне сочувствующие ответы. Проделанная в предыдущие месяцы работа по части разложения николаевской группы дала свои результаты. Дело в том, что мы усиленно настаивали на свидании Ник. Ник. с Врангелем, в надежде на то, что их формальное примирение внесет полный раскол, сами же мы сумеем остаться не только в стороне, но и сохранить хорошие отношения с расколовшейся группой и отдельными ее частями. После наших побудительных писем свидание это состоялось, примирение произошло, в результате Ник. Ник. подчиняет все офицерские союзы, Союз галлиполийцев и т. д. Врангель, Кутепов отходят от Ник. Ник. на второй план, это вызывает недовольство среди офицерских союзов. Врангель остается на своей прежней позиции и продолжает интриговать против Ник. Ник. Офицерские союзы в данное время, по сведениям, почерпнутым из разных источников, находятся в состоянии распада. Трест же продолжает переписываться и сохраняет прежние хорошие отношения и с