Перед самой экспедицией тройки в Россию ген. Кутепов приехал «проинспектировать» ее из Парижа в Финляндию. Здесь в Гельсингфорсе состоялись последние совещания всей группы, причем в теплой компании принял большое участие специально прибывший из Ревеля капитан Росс — сотрудник британской миссии в Ревеле, специально ведающий разведкой в СССР. Как видите, операции на Лубянке придавалось большое значение — она была крупной ставкой. И эта ставка оказалась битой.
После провала покушения террористы немедленно двинулись из Москвы к западной границе, в район Смоленской губернии. Вызывалось это тем, что у группы не оставалось никакой базы, никакого пристанища в Москве. В Смоленском же районе Опперпут рассчитывал использовать свои старые связи, знакомства среди бывших савинковцев. Кроме того, здесь ему и Шульц была хорошо знакома самая местность. Но намерениям шпионов-террористов не суждено было осуществиться.
Крестьянское население пограничных районов, широко оповещенное местными органами ОГПУ о личностях беглецов, показало поучительный пример понимания задач советской власти и истинного отношения к ее врагам. Необходимо иметь в виду, что именно Смоленская и Витебская губернии в свое время кишмя кишели бандитскими шайками, из которых и вербовались кадры савинковских банд. И именно теперь в этих губерниях крестьяне самым активным образом помогли нашим органам обнаружить террористов.
Белогвардейцы пошли в двух разных направлениях. В селах они выдавали себя за членов каких-то комиссий и даже за агентов уголовного розыска. Опперпут, бежавший отдельно, едва не был задержан уже 18 VI на Яновском спирто-водочном заводе, где он показался подозрительным. При бегстве он отстреливался, ранил милиционера — тов. Лукина, рабочего — тов. Кравцова, и крестьянина — тов. Якушенко. Ему удалось бежать.
Руководивший розыском в этом районе зам. нач. особого отдела Белорусского округа тов. Зирнис созвал к себе на помощь крестьян деревень — Алтуховка, Черниково и Брюлевка, Смоленской губернии. Тщательное и методически произведенное оцепление дало возможность обнаружить Опперпута, скрывшегося в густом кустарнике. Он отстреливался из двух «маузеров» и был убит в перестрелке.
Остальные террористы двинулись в направлении на Витебск.
Пробираясь по направлению к границе, Захарченко-Шульц и «Вознесенский» встретили по пути автомобиль, направлявшийся из Витебска в Смоленск. Беглецы остановили машину и, угрожая револьверами, приказали шоферам ехать в указанном ими направлении. Шофер тов. Гребенюк отказался вести машину и был сейчас же застрелен. Пом. шофера тов. Голенков, ими тут же раненный, нашел в себе силы и испортил машину. Тогда Захарченко-Шульц и ее спутник бросили автомобиль и опять скрылись в лес. Снова удалось обнаружить их следы в районе станции Дретунь. Опять-таки при активном содействии крестьян удалось организовать облаву. Пытаясь пробираться через оцепление, шпионы-террористы вышли лесом на хлебопекарню N. полка. Здесь их увидела жена краскома того же полка тов. Ровнова. Опознавши в них по приметам преследуемых шпионов, она стала призывать криком кр-скую заставу. Захарченко-Шульц выстрелом ранила ее в ногу. Но рейс английских агентов был закончен. В перестрелке с нашим кавал. разъездом оба белогвардейца покончили счеты с жизнью. «Вознесенский» был убит на месте. Шульц умерла от ран через несколько часов.
Найденные при убитых террористах вещи подвели итог всему. При них, кроме оружия и запаса патрон, оказались английские гранаты системы «Лемана» (на подводе, которую террористы бросили во время преследования за Дорогобужем, найдены тоже в большом количестве взрывчатые вещества, тождественные с обнаруженными на М. Лубянке), подложные паспорта, в которых мы с первого же взгляда узнали продукцию финской разведки, финские деньги и, наконец, царские золотые деньги, на которые видимо, весьма рассчитывали беглецы, но которые отказались принимать советские крестьяне.
У убитого Опперпута был обнаружен дневник с его собственноручным описанием подготовки покушения на М. Лубянке и ряд друг, записей, ценных для дальнейшего расследования ОГПУ[333].
Во врангелевском лагере реакция на версию, обнародованную в официальном советском коммюнике, была молниеносной. Уже 5 июля Шатилов писал Врангелю:
Ты, вероятно, читал об убийстве Захарченко, Стауница и Ланго-вого. Сведение это лишь подтверждает предположения о том, что большевики решили еще раз использовать этих же лиц, но под другими же именами. Кроме того выясняется, что Захарченко была также в составе шайки предателей.
Есть лица, которые верят заметке, но мне что-то кажется обратное[334].
Корреспондент с готовностью с ним согласился:
Для меня также несомненно, что заметка, помещенная в Советской прессе, касательно убийства Захарченко, Опперпута и Вознесенского, имеет определенной целью законспирирование этих лиц[335].
Характерно, что обвинение в провокации предъявлено здесь не только одному Опперпуту, этому патентованному, в глазах наблюдателей-современников, «советскому сверх-Азефу», но распространяется на всех трех участников операции. И если можно не удивляться тому, что оно приложено и к М. В. Захарченко, учитывая всегдашнее отрицательное отношение врангелевского круга к ней, то замечательна ошибка Шатилова, отождествившего незнакомую ему кличку Вознесенский с Ланговым — с фигурой, известной ему через Арапова, а с другой стороны, упомянутой и в разоблачениях Опперпута в гельсингфорсских газетах и в Сегодня. Врангель, со свойственной ему осторожностью и взвешенностью суждений, не принял шатиловскую расшифровку этого имени, но нисколько не поколебался солидаризироваться с его общей трактовкой события: все три московских эмиссара Кутепова — чекисты-провокаторы; попытка взрыва — чистая выдумка, розыгрыш, блеф; «убийство» участников покушения — мистификация.
Более сфокусированной оказалась позиция рижской газеты Сегодня. Сообщение о причастности Опперпута к неудачной диверсии заставило ее вернуться к наиболее «демоническому» варианту портрета «сверх-Азефа». Вечером 5 июля она передала новость о судьбе организаторов взрыва со следующей справкой:
Оперпут — это в действительности Александр Оттович Уппениньш, латыш из окрестностей Режицы, бывший агент Чека и ГПУ, работавший под различными кличками — Оперпут, Селянинов, Штауниц и др.
В 1921 г. Оперпут появился в Варшаве и вошел в организацию Савинкова. По делам этой организации он несколько раз переходил в СССР, где, как выяснилось впоследствии, сообщил чекистам все данные о деятельности организации. По доносам Оперпута расстреляно было очень много лиц, не только в Москве и Петербурге, но и во многих городах. В своей провокаторской работе Оперпут не остановился перед тем, чтобы предать в руки красных палачей свою невесту и двух ее сестер. Все трое были расстреляны[336].
В 1922 г. Оперпут выпустил брошюру, в которой с самой циничной откровенностью сам рассказывал о своей провокационной работе.
После этого в течение долгого времени работа Оперпута на пользу Чека и ГПУ шла в полной тишине, а затем весной этого года он появился в Гельсингфорсе и оттуда стал забрасывать многие зарубежные крупные газеты своими предложениями дать разоблачительный материал о деятельности Чека.
В своих письмах в ред. «Сегодня» Оперпут рассказывает, что ГПУ предлагало ему единовременно 125.000 рублей золотом и ежемесячную пенсию в 1000 рублей под условием, чтобы он не приступал к своим разоблачениям[337].
Наутро, снова процитировав заявление, подписанное Менжинским, Сегодня сопроводила его следующим комментарием:
Приведенное выше заявление председателя ОГПУ содержит в себе сведения, заставляющие относиться к ним с большой осторожностью.
ОГПУ сообщает, что в числе лиц, перешедших в СССР, находились: Захарченко-Шульц, Оперпут и Вознесенский. Глава этой группы М. В. Захарченко-Шульц вместе с «савинковцем» Оперпутом будто бы руководили террористической работой против большевиков из Финляндии, организовали неудавшийся взрыв здания ОГПУ, а затем будто бы направились в Смоленскую губернию, где и были застигнуты крестьянской облавой и в перестрелке убиты. Трупы их опознаны, а среди бумаг, найденных при убитых, будто бы находился дневник Оперпута с описанием подготовки взрыва и всего маршрута террористов в России. Таково содержание советского официального сообщения.
Странно, — говорилось далее в статье, — что террористы несли на себе изобличающие себя документы, да еще такие, как дневник. Странно и то, что все убиты, и не осталось ни одного живого свидетеля. И это — на фоне всеобщего возмущения недавними бессудными казнями!
Нельзя не признать странным, что именно теперь, когда советская власть более чем когда-либо нуждается в документах, свидетельствующих о новом «заговоре», — вновь всплыло на поверхность имя провокатора Оперпута…
Не есть ли это инсценировка, за которой последуют новые расстрелы и казни невинных, на этот раз на основании сомнительных, а может быть, и специально сфабрикованных «документальных» данных?
Участие во всем этом деле Оперпуты[338] — советского Азефа, дает нам все основания предполагать это. Последние сообщения о его деятельности дают полное основание считать, что до последнего времени Оперпута продолжал выполнять задания ГПУ. Уже после появления в «Сегодня» его «разоблачений», на крайнюю фантастичность которых мы своевременно указали, к нам поступили сведения, неопровержимо доказавшие предательскую роль Оперпута в выдаче целого ряда организаций в России. Мало того, как раз те эмигр