корни которого лежат в СССР. Это — выполнение непосредственного задания английской разведки и связанных с нею заграничных монархистов. Это — не корни, а всего лишь щупальцы, которые извне протягиваются в Советский Союз. И в связи с этим — мелинит (лиддит) английского происхождения, английские же гранаты, финские деньги и т. д. Какой же это «заговор», если перед нами просто одна из командировок, в которую английская разведка отправила и снарядила своих агентов?
Никакой поддержки внутри страны эти агенты не имели:
Так случилось, что у группы Опперпута не оказалось в Москве не только базы, но и слабых опорных пунктов. Ей осталось только одно: скорее бежать и спасаться к своей испытанной и единственной базе — к загранице, к тем разведчикам, которые прислали ее в Советский Союз. И во время этого бегства участникам группы довелось узнать, на какую самоотверженность способен массовый крестьянин, чтобы в корне раздавить все попытки возрождения бело-бандитизма.
Поскольку террористические акты являлись частью агрессивных планов иностранного капитала, расстрелы, к которым прибегло ОГПУ, безусловно оправданны:
Если бы террористические акты зарождались в самом Советском Союзе, если бы наши внутренние отношения вели к превращению террора в массовый террор, расстрелы были бы так же бессильны приостановить его, как все попытки буржуазных правительств жестокими репрессиями задавить революционное рабочее и крестьянское движение в своих собственных странах, в Индии, в Китае, в Египте.
Но двадцать расстрелянных — это не представители и выразители массового движения в нашей стране. Это — щупальцы, протянутые к нашей стране английской разведкой и заграничной белогвардейщиной и вооруженные английским мелинитом и английскими гранатами[349].
В этой статье Известий ликвидированная тройка диверсантов называется то группой Опперпута, то группой Захарченко-Шульц. Кто действительно возглавил ее, так и остается неясным. Но по мере угасания надежд на то, что М. В. Захарченко удалось спастись, близкие к Кутепову круги столкнулись с необходимостью выделить эту героическую фигуру из ее окружения. 13 июля Возрождение поместило под рубрикой «Борцы в России» некролог, подтвердив тем самым известие о ее гибели, оспариваемое кругами «врангелистов»:
Несколько лет тому назад она ушла от нас в Россию. Что она делала там, как вела борьбу — мы не знаем. Может быть, когда-нибудь эта героическая страница для нас откроется. Знаем только, что один из главных чекистов, Ягода, заявил, что погибли очень крупные террористы.
Эта маленькая худенькая женщина один на один вела борьбу с большевиками и много лет чека не могла ее захватить. Не захватили и теперь.
Много дали бы чекисты за живую Захарченко, а не за ее труп[350].
Остается гадать, вызвана ли была публикация самостоятельной ценностью некролога, или же посмертная канонизация героини была частью борьбы Кутепова против своих оппонентов, приписавших всей московской тройке роль исполнителя провокаторских заданий ГПУ.
Тем временем существенные изменения внес в свою трактовку событий П. Н. Шатилов. В письме его к Врангелю от 10 июля атрибут предателя был сохранен лишь за Опперпутом, тогда как за его спутниками на сей раз факт гибели признавался:
Я долго думал и внимательно следил за сообщениями большевиков о ликвидации Оперпута и компании. Последние дни я начинаю больше склоняться в сторону предположения, что Захарченко и Вознесенский действительно убиты по предательству Оперпута. Надо выяснить, кто именно Вознесенский. Это, оказывается, не Ланговой. М. б. это один из офицеров, поехавший вместе с Оперпутом[351].
Среди источников, из коих Шатилов почерпнул сведения, заставившие его скорректировать трактовку событий, был П. С. Арапов. Об этом мы можем заключить по письму Арапова к Врангелю, посланному в тот же день, 10 июля:
поздравляю тебя с днем твоих именин. Собирался заехать в Брюссель, чтобы тебя повидать, но, к несчастью, в ближайшее время не смогу это сделать. Виделся несколько раз с Павл. Ник. <Шатиловым> и сообщал ему некоторые мои соображения по поводу дальнейшего развертывания событий. Последнее известие о смерти К<асаткина> мне кажется мало правдоподобным: вернее, что А. П. <Кутепов> еще раз влип и был обманут, а К<асаткин> просто вернулся к своей прежней деятельности, забросивши старые следы.
Что бы то ни было, я по-прежнему считаю, что опасно «терять связь с противником». Напечатание подробных разоблачений, о кот<орых> мне предположительно говорил Пав. Ник., — никаких положительных результатов не обещает, а зато окончательно лишит возможности связаться и выяснить ряд еще темных пунктов. Я говорил Пав. Ник., что это было бы большой ошибкой.
Уезжаю сегодня в Англию[352].
Можно догадаться, публикацию каких материалов Арапов счел несвоевременной и нежелательной. Это, несомненно, «опперпутовские» статьи Шульгина, слух о которых распространился в обществе. С появлением советского извещения об обстоятельствах диверсии на М. Лубянке и гибели ее участников усилились попытки снять запрет, наложенный на эти статьи Кутеповым и Струве. Это ясно из письма Шульгина к Н. Н. Чебышеву от 17 июля:
А. И. <Гучков> мне написал, что хорошо было бы, если бы я послал статьи, находящиеся у Вас в копии, — Петру Николаевичу <Врангелю>. Собственно говоря, я был уверен, что Вы их пошлете для ознакомления. Просьба пользоваться доверительно к Петру Николаевичу не могла относиться. Если Вам не трудно, пожалуйста, пошлите, мне сейчас так трудно со всякими «копиями»: Марийка[353] переведена «на кухню» ради экономии, и стукаю я все сам, и очень плохо и медленно нестерпимо.
Другая Мария <Захарченко-Шульц> трагически покончила свою бурную жизнь. Этого нужно было ждать: надо было лично видеть, как верила она в это дело и как была предана персонально некоторым людям. Для нее это было слишком горькое разочарование, после которого не стоило жить. Она пошла на безумье, лишь бы опять как-то воскресить веру. Цельный тип и будет когда<-нибудь> героиней киноромана с героическим концом. Боюсь, что она, бедняжка, приняла истинно мученический венец. Что кроется под этим «умерла от ран»? Она несколько раз мне говорила: «мы-то (с мужем) все равно погибнем»[354].
В закулисной борьбе политических сил рекомендации по обнародованию шульгинских статей исходили из тех правых кругов, которые были недовольны деятельностью Кутепова и требовали отстранения его от работы в России. Их позицию выразил А. И. Гучков, писавший П. Н. Врангелю 30 июля:
После последних событий в России, после провала «треста», ввиду нервозности власти и запуганности населения приходится, конечно, приостановить всякую активную работу в России. Это, однако, не обозначает, что следует отказаться от поисков. Таковые поиски производятся, кой-какие возможности открываются и завязываются новые связи. <…>
Жаль Захарченко! да и погибла она зря, для реабилитации подмоченной заговорщической репутации К<утепо>ва. По человечеству ее жалко, но я рад, что хоть она доказала свою лойяльность. Правда, по-видимому, во всей банде она одна оказалась праведницей. Но какой же слепой! Как объяснить, что она ничего вокруг себя не видела?[355]
А. А. фон Лампе, встретившийся с Врангелем в те летние дни, занес в дневник запись разговора, резюмирующую последние события:
Много подробностей говорил мне ПН <Врангель> о провале всей «разведки» Кутепова в России.
Дело в том, что пресловутый Федоров-Якушев, который когда-то для свидания с Климовичем был у меня в Берлине в присутствии Шульгина и Чебышева, которых я пригласил к неудовольствию Климовича, который валял дурака и делал вид, что он случайно встречался с Федоровым, тогда как я знал, что последнего прислал из Ревеля Щелгачев специально для встречи с Климовичем, — оказался самым настоящим провокатором и агентом ГПУ. В него уперлась вся разведка Кутепова, который вел ее с Федоровым и «Волковым», которые оба приезжали в Париж. Дело доходило до того, что Федоров был у ВКНН[356], но обоих «гостей» в Париж Кутепов открыто провожал на вокзал. «Волков» — это генерал Потапов, б. военный агент в Черногории… тоже провокатор.
Вся обстановка вызвала протест Климовича и самого ПНВ Врангелях <…> Но все принималось на конкуренцию генералов, и Шуаньи и Кутепов продолжали свою плодотворную работу, причем к Кутепову приезжала некая Зверева <М. В. Захарченко-Шульц>, которая была любовницей его агента в России Касаткина-Стауница-Оперпута и т. д.
Последний, стоявший в России во главе дела Кутепова, оказался тоже агентом ГПУ. Потом он рассорился со своими господами, бежал в Финляндию, там не получил условленных денег от большевиков и начал разоблачать все дело в рижской газете «Сегодня» — перед отъездом он все же предупредил агентов Кутепова, и большинство из них бежало из России не через те пути, через которые пришли, и тем спаслись. От двух офицеров, вероятно уже теперь убитых в ЧК, ПН <Врангель> получил просьбу передать ВКНН, что они все сделали для него и России и готовятся умереть, но предупреждают, что они были преданы двумя также посланными с ними же Кутеповым. Эти сведения ВКНН, получив от ПН, записал в блокнот и перевел разговор.
Таким образом выяснилось из обстановки и показаний Оперпута, что часть ГПУ осведомляется о деятельности эмиграции и существовала на средства… казны ВКНН. Поездка Шульгина, организованная тоже Федоровым, — сплошной фарс, поставленный самими агентами ГПУ, державшими его все время под угрозой и не пускавшими его туда, куда следовало (там опасно, поедет Антон Антонович), словом, провал невероятно глубокий, и все дело Кутепова (Шульгин говорил о том, что у того еще остались связи в России, Гучков же подтверждает, что нет) рухнуло, как рухнули все деньги, которые на это были добыты! В том числе и очень крупная сумма от Крамаржа, добытая П. Б. Струве…