На поверхности — все нормально. Соперничество двух мужчин за внимание юной леди, Милдред — младшая сестра, Порпентайн, по-видимому, личный секретарь, поскольку Гудфеллоу выглядел солиднее. Но что под этим кроется?
Макс с трудом пришел в себя. В стране Бедекера не должно быть самозванцев. Двуличие — вне закона; вести двойную игру значит быть Плохим Парнем.
Однако они лишь прикидывались туристами. Вели отнюдь не ту игру, что Макс; это его и пугало.
Разговор за столом закончился. Лица мужчин утратили какие бы то ни было признаки озарявшей их страсти. Причиной послужило приближение к столику ничем не примечательной фигуры в капюшоне и синих очках.
— Привет, Лепсиус,67 — сказал Гудфеллоу. — Что, устали от климата Бриндизи?
— Срочные дела призвали меня в Египет.
Итак, компания увеличилась с четырех до семи человек. Максу вспомнилось его видение. Что за чудная у них манера скитаться по свету, у этих двоих? Он заметил, как новоприбывшие перекинулись взглядами — и так же молниеносно почти одновременно с ними перемигнулись Порпентайн и Гудфеллоу.
Неужели таким способом определялись союзники? Да и были ли здесь союзники?
Гудфеллоу понюхал вино.
— А ваш спутник? — произнес он наконец. — Мы так надеялись снова его увидеть.
— Уехал в Швейцарию, — сказал Лепсиус, — страну свежих ветров и белоснежных гор. Приходит день, и вам надоедает этот грязный Юг.
— Но можно отправиться еще дальше на юг. Думаю, если спуститься по Нилу достаточно далеко, можно вернуться к первозданной чистоте.
Неплохое чувство ритма, отметил Макс. И жесты, сопровождающие фразы, на должном уровне. Кто бы ни были эти люди, они отнюдь не актеры-любители.
Лепсиус размышлял вслух:
— Разве там не царят звериные законы? Право частной собственности отсутствует. Идет драка. Победитель получает все. Славу, жизнь, власть, собственность — все.
— Может быть. Но в Европе, знаете ли, цивилизованное общество. К счастью, закон джунглей у нас не действует.
Странно, и Порпентайн, и Бонго-Шафтсбери молчали. Каждый пристально смотрел на своего партнера, сохраняя невозмутимое выражение лица.
— Что ж, увидимся в Каире, — сказал Лепсиус.
— Вполне возможно, — кивнул Гудфеллоу. И Лепсиус удалился.
— Какой странный джентльмен, — улыбнулась Виктория, удерживая Милдред, которая уже занесла руку, чтобы бросить камень в удалявшуюся фигуру.
Бонго-Шафтсбери повернулся к Порпентайну:
— Странно отдавать предпочтение чистоте, а не грязи?
— Это зависит от вашей работы, — возразил Порпентайн, — и работодателя.
Ресторан Финка закрывался. Бонго-Шафтсбери схватил чек с поспешностью, которая всех приятно удивила. Хороший знак, подумал Макс. На улице он коснулся рукава Порпентайна и начал извиняющимся тоном поносить агентство Кука. Виктория ускакала вперед через улицу Шериф-Паши к отелю. Позади них из проезда у Австрийского консульства с грохотом выехал закрытый экипаж и во весь опор помчался по Рю-де-Розетт.
Порпентайн оглянулся.
— Кто-то очень торопится, — заметил Бонго-Шафтсбери.
— Да уж, — сказал Гудфеллоу. Все трое поглядели вверх на несколько освещенных окон консульства — Однако все тихо.
Бонго-Шафтсбери издал короткий и слегка скептический смешок:
— Здесь. На улице…
— Пятерка меня бы выручила, — продолжил Макс, еще раз попытавшись привлечь внимание Порпентайна.
— О, — прозвучало как-то неопределенно, — конечно, я бы мог вам одолжить. — Рука инстинктивно потянулась к бумажнику.
Виктория смотрела на них с противоположного тротуара.
— Идемте, — позвала она. Гудфеллоу осклабился:
— Сейчас, дорогая. — И зашагал через улицу вместе с Бонго-Шафтсбери.
Она топнула ножкой:
— Мистер Порпентайн. — Порпентайн, сжимая в пальцах пятифунтовую бумажку, оглянулся. — Кончайте с этим калекой. Дайте ему шиллинг и идите сюда. Уже поздно.
Белое вино, призрак Аписы, первые сомнения насчет искренности Порпентайна — все это привело к нарушению кодекса, единственное правило которого гласило: «Макс, бери все, что дают». Макс отвернулся от банкноты, трепетавшей на ветру, и захромал прочь, подставив лицо ветру. Тащась до следующего островка света, он чувствовал, что Порпентайн глядит ему вслед. И осознавал, как выглядит он сам: заплетающиеся ноги, неуверенность в надежности собственных воспоминаний и в том, сколько еще освещенных островков можно ожидать от ночной улицы.
Утренний экспресс «Александрия — Каир» опаздывал. Тяжело пыхая, он неторопливо вполз на Каирский вокзал, испуская черный дым и белый пар, которые оседали на пальмах и акациях парка напротив станции.
Разумеется, прибыли с опозданием. Проводник Вальдетар добродушно хмыкнул, разглядывая толпу на платформе. Туристы и бизнесмены, портье из отелей Кука и Гейза, пассажиры победнее из третьего класса с целыми обозами пожитков — ну прямо восточный базар — чего они, спрашивается, ожидали? Уже семь лет он спокойно ездит этим рейсом, и еще ни разу поезд не пришел вовремя. Расписания существовали для владельцев железных дорог, для тех, кто подсчитывал прибыль и убытки. А сам поезд ездил по другим часам, своим собственным, которые не мог понять ни один человек.
Вальдетар не был уроженцем Александрии. Он родился в Португалии и сейчас жил с женой и тремя детьми в Каире, неподалеку от железнодорожного депо. Течение жизни неумолимо несло его на восток. Сумев каким-то образом избавиться от охмуряющего влияния единоверцев-сефардов, Вальдетар впал в другую крайность и нынче был одержим тягой к древним историческим местам. Земля триумфа, земля Божья. А также земля страданий. Места жестоких гонений евреев навевали печальные мысли.
Но Александрия представляла особый случай. В 3554 году по иудейскому летосчислению Птолемей Филопатор, которому было отказано в посещении храма Иерусалимского, вернувшись в Александрию, побросал в тюрьмы почти всех тамошних евреев. Христиане были отнюдь не первыми, кого выставили на потеху толпе и обрекли на массовое уничтожение. Птолемей, приказав собрать александрийских евреев на ипподроме, устроил двухдневную оргию. Царь, гости и стадо боевых слонов накачивались вином и возбудителями. Достигнув определенного уровня опьянения, все возжаждали крови, и тогда слонов выпустили на арену и направили на осужденных. Однако животные (гласит легенда), развернувшись, бросились на зрителей и стражников и многих затоптали насмерть. На Птолемея это произвело такое впечатление, что он освободил узников, восстановил их в правах и позволил расправиться с врагами.
Вальдетар, человек глубоко религиозный, слышал эту историю от своего отца и был склонен рассматривать ее с точки зрения здравого смысла. Если невозможно предсказать поведение пьяного человека, то еще менее вероятно предугадать поведение окосевших слонов. При чем тут божественное провидение? В истории и так хватало примеров, наводивших на Вальдетара ужас и заставлявших чувствовать свое ничтожество: предупреждение Ноя о потопе, расступившиеся воды Красного моря, спасение Лота из обреченного Содома. Люди, считал Вальдетар, даже сефарды, во многом зависят от земных и водных стихий. Случайно происходит катаклизм или планируется заранее, — Бог нужен, чтобы уберечь людей от беды.
Шторм и землетрясение лишены разума. Душа не может общаться с бездушной стихией. Может только Бог.
Однако у слонов душа есть. Любой, кто способен надраться, считал Вальдетар, должен иметь душу. Возможно, в этом вся суть понятия «душа». А общение душ входит в сферу деятельности Господа опосредованно: на него влияет либо фортуна, либо добродетель.68 На ипподроме евреев спасла фортуна.
Случайный пассажир видел в нем лишь часть интерьера экспресса, но внутренняя жизнь Вальдетара была туманным сплетением философии, воображения и постоянной тревоги за взаимоотношения не только с Богом, но и с Нитой, детьми, а также с историей. История, не прилагая к тому особых усилий, оставалась грандиозной насмешкой над посетителями мира Бедекера: туземцы и постоянные жители оказывались переодетыми людьми. Это хранилось в глубокой тайне, как и то, что статуи умеют говорить (хотя на рассвете песенки Мемнона Фиванского69 порой были не слишком пристойны), правительственные здания сходят с ума, а мечети занимаются любовью.
Пассажиры уселись, багаж погружен — поезд с трудом тронулся с места и двинулся навстречу восходящему солнцу — всего на четверть часа отставая от расписания. Дорога из Александрии в Каир шла по дуге, конец которой скрывался на юго-востоке. Но сначала поезд должен был повернуть на север и обогнуть озеро Мареотис. Пока Вальдетар собирал билеты в купе первого класса, поезд проезжал мимо богатых вилл и садов, где росли пальмы и апельсиновые деревья. И вдруг все это осталось позади. Вальдетар протиснулся мимо немца с голубыми линзами в глазах, увлеченно беседовавшего с арабом, и, входя в следующее купе, по пути на юг мельком увидел переход к смерти — пустыню. Древний Элевсин,70 могильный курган, подобный безобразному пятну на лице земли, какого никогда не видела богиня плодородия Деметра.
Проехав станцию Сиди-Габер, поезд наконец повернул на юго-восток, двигаясь так же неторопливо, как и солнце. В сущности, когда солнце достигнет зенита, — тут и Каир должен появиться. Через канал Махмудов въезжаем в ленивую пышную зелень дельты, и с берегов Мареотиса поднимаются вспугнутые тучи уток и пеликанов. В 1801-м, во время осады Александрии, англичане перекопали пустынный перешеек и, впустив в озеро воды Средиземного моря, рукотворным потопом уничтожили 150 деревень, стоявших на берегах. Вальдетар тешил себя мыслью, что водяные птицы, густо парящие в небе, были душами утопших феллахов. Что за чудеса скрыты на дне Мареотиса! Затерянный мир: дома, лачуги, фермы, водяные колеса — все в целости и сохранности.