— Меня мучает совесть из-за винта, — сказал Джонни Контанго. — Я только что смылся от этой душной компашки в британском офицерском клубе. Слышал последнюю хохму? Звучит так: «Давай, старик, выпьем еще по одной, пока не вступили в бой».
— И в чем юмор? — спросил Толстяк Клайд.
— В Совете Безопасности мы вместе с Россией проголосовали против Англии и Франции по вопросу об этой Суэцкой заварушке.
— Папаша говорит, лаймы хотят нас окучить.
— Черт его знает.
— Так что там насчет винта?
— Пей свое пиво, Толстяк.
Джонни Контанго переживал из-за покореженного гребного винта отнюдь не в связи с мировой политикой. Он чувствовал свою личную вину, и это, как подозревал Толстяк Клайд, огорчало его гораздо больше, чем он показывал. Джонни был дежурным по палубе в ту ночь, когда старичок «Эшафот», следуя через Мессинский пролив, напоролся на какой-то предмет — обломки затонувшего судна, бочку от солярки — неизвестно. Радарная группа была слишком занята, отслеживая движение целой флотилии рыболовных судов, вышедших на промысел в том же районе, и не засекла этот предмет, если он вообще торчал над поверхностью. Ветром и течением «Эшафот» по чистой случайности вынесло к Мальте, где можно было отремонтировать винт. Одному Богу известно, какую свинью Средиземное море подложило Джонни Контанго. В рапорте указывалось, что винт был поврежден «враждебным морским существом», и потом все без конца острили на тему таинственной винтоядной рыбы, но Джонни все равно чувствовал свою вину. Командование флота предпочло бы списать все на какое-нибудь живое существо — лучше всего человеческое и с личным номером — и уж никак не на чистую случайность. Рыба? Русалка? Сцилла и Харибда? Кто знает, сколько чудищ женского пола водилось в Средиземке?
Сзади кто-то громко блеванул.
— Пингес, не иначе, — не оглядываясь, определил Джонни.
— Ну. Всю форму заблевал.
В зале возник владелец заведения и свирепо уставился на Пингеса, помощника стюарда, тщетно оглашая воздух криками: «Патруль! Патруль!» Пингес сидел на полу, все еще сотрясаясь от рвотных позывов.
— Бедняга Пингес, — сказал Джонни. — Быстро вырубился.
В центре зала Папаша отплясывал уже по меньшей мере десятый танец и, судя по всему, останавливаться пока не собирался.
— Надо бы посадить его в такси, — предложил Толстяк Клайд.
— Где Младенчик? — Младенчик, он же Фаландж, был закадычным дружком Пингеса. Пингес распластался под столом и что-то бормотал по-филиппински. К нему подошел бармен со стаканом, в котором шипела какая-то темная жидкость. Младенчик Фаландж, как обычно, с повязанным вокруг шеи женским платком, протиснулся в толпу вокруг Пингеса. Несколько английских моряков с интересом наблюдали за происходящим.
— На, выпей, — сказал бармен. Пингес поднял голову и, открыв рот, потянулся к руке со стаканом. Бармен, почувствовав угрозу, отдернул руку — и блестящие зубы Пингеса громко клацнули в воздухе. Джонни Контанго опустился на колени рядом с несчастным стюардом.
— Andale,282 парень, — тихо произнес он, приподняв голову Пингеса. Пингес вцепился зубами ему в руку. — Пусти, — так же тихо сказал Джонни. — Рубашка у меня из «Хэтавэй», и я не хочу, чтобы какой-то cabrón283 ее заблевал.
— Фаландж! — завопил Пингес, проглатывая гласные.
— Слышали? — спросил Младенчик. — Вот так всегда. Как это меня достало.
Джонни подхватил Пингеса за руки, Толстяк Клайд — с опаской — взялся за ноги. Они вынесли его на улицу, посадили в такси и отправили на корабль.
— Пусть его едет к большой серой маме, — сказал Джонни. — Пошли. Зайдем в «Юнион Джек»?
— Мне надо караулить Папашу. Сам понимаешь.
— Понимаю. Но он еще долго будет танцевать.
— Главное, чтобы не пошел в «Метро», — сказал Клайд.
До бара «Юнион Джек» было рукой подать. Там старшина второго дивизиона Антуан Зиппо и корабельный пекарь Гнида Чобб, который периодически вместо сахара посыпал утренние булочки солью, чтобы отвадить воров, успели не только оккупировать эстраду, но и завладеть трубой и гитарой, соответственно, и в данный момент старательно наяривали «Шоссе 66».284
— Вроде все спокойно, — заметил Джонни Контанго. Но он явно поторопился с оценкой обстановки, поскольку в данный момент коварный юнец Сэм Моннаро, младший санитар, исподтишка сыпал квасцы в стакан с пивом, опрометчиво оставленный Антуаном на пианино.
— Патрулю придется нынче попотеть, — сказал Джонни — А с чего вдруг Папаша решил пойти в увольнение?
— Не твоего ума дело, — резко ответил Клайд.
— Извини. Я сегодня стоял под дождем и думал, как прикурить длинную сигарету и не замочить ее.
— По мне, так лучше бы он остался на корабле, — сказал Клайд, — а теперь остается только смотреть в окно.
— Это точно, — согласился Джонни Контанго, отхлебывая пиво.
С улицы донесся крик.
— Началось, — сказал Джонни. — По крайней мере один готов.
— Хреновая улица.
— Когда в июле здесь все только начиналось, на Кишке случалось в среднем по одному убийству за ночь. Сколько сейчас — один Бог ведает.
В бар вошли двое десантников и огляделись по сторонам, выбирая, где бы присесть. Остановили свой выбор на столике Клайда и Джонни. Звали их Дэвид и Морис, и утром им предстояло отбыть в Египет.
— Когда вы примчитесь к нам на всех парах, — сказал Морис, — мы вам помашем ручкой.
— Если примчимся, — парировал Джонни.
— Мир катится ко всем чертям, — изрек Дэвид. Ребята уже изрядно нагрузились, но держались неплохо.
— И не надейтесь увидеть нас до окончания выборов, — сказал Джонни.
— А в чем проблема?
— Америка сидит в заднице, — задумчиво произнес Джонни, — по тем же самым причинам, по каким наш корабль застрял в заднице на этой чертовой Мальте. Встречные течения, сейсмическая активность, неопознанные объекты в темноте. Но все равно невозможно избавиться от мысли, что кто-то это специально подстроил.
— И воздушный шарик, — сказал Морис, — взял и улетел.
— Слыхали, как тут на улице убили одного парня прямо перед тем, как мы пришли? — мелодраматическим шепотом спросил Дэвид, подавшись вперед.
— В Египте убьют еще не одного парня, — заметил Морис — Эх, жаль нельзя взять парочку членов парламента да нацепить на них по парашюту и в люк. Они же все это затеяли, а не мы.
— У меня братан на Кипре, и я не переживу, если он высадится раньше меня.
Десантники перепили моряков со счетом «два — один». Джонни в первый раз видел парней, которые через пару дней могли погибнуть, и поэтому его разбирало какое-то мрачное любопытство; Клайду это было не впервой, и поэтому он не чувствовал ничего, кроме жуткой тоски.
Дуэт на эстраде отыграл «Шоссе 66» и начал «Я каждый день играю блюз».285 В прошлом году, лабая с военно-морским оркестром в Норфолке, Антуан Зиппо умудрился повредить себе одну яремную вену, а сейчас рисковал угробить обе и поэтому решил сделать перерыв, вытряхнул слюну из трубы и потянулся за пивом, стоявшим на пианино. Он основательно взопрел, как и подобает джазовой рабочей лошадке — трубачу, готовому расшибиться в лепешку. Квасцы тем не менее произвели вполне предсказуемый эффект.
— Ик, — рыгнул Антуан Зиппо и с громким стуком поставил стакан на пианино. Обвел зал воинственным взглядом. Квасцы обожгли ему губу. — Оборотень Сэм, — взревел Антуан, с трудом выговаривая слова, — только этот поганец может достать квасцы.
— Вон идет Папаша, — сказал Клайд и схватил свою бескозырку.
Антуан Зиппо, как пума, прыгнул с эстрады прямо на столик, за которым сидел Сэм Моннаро. Дэвид повернулся к Морису:
— Лучше бы янки приберегли силы для Насера.286
— Хотя, — заметил Морис, — хорошая разминка не помешает.
— Совершенно верно, — проверещал Дэвид чистоплюйским голоском. — Как насчет подраться, старик?
— Эй, ухнем.
Десантники ринулись в кучу-малу, уже образовавшуюся вокруг Сэма.
Клайд и Джонни направились к двери, остальные возжелали принять участие в драке. Когда минут через пять они выбрались на улицу, из бара доносился звон стекла и грохот стульев. Папаши Хода нигде не было видно.
Клайд приуныл.
— Полагаю, нам надо двигать в «Метро».
И они медленно поплелись туда, отнюдь не в восторге от предстоящих ночных трудов. Папаша был безжалостен к собутыльникам. Он громогласно требовал от них сочувствия и поддержки, и, разумеется, они всегда старались его поддержать, хотя им самим становилось от этого хуже.
Проходя по переулку, они увидели на стене нарисованного мелом Килроя.287 Вот такого:
А по бокам две надписи, выражающие самые распространенные чувства британцев в кризисные времена: ДАЕШЬ БЕНЗИН и ДОЛОЙ ПРИЗЫВ.
— Бензина и впрямь не хватает, — сказал Джонни Контанго. — Египтяне взрывают нефтеперерабатывающие заводы на всем Ближнем Востоке. — Насер, похоже, выступил по радио с призывом к экономическому джихаду.
В тот вечер Килрой, возможно, был единственным объективным наблюдателем в Валлетте. Согласно распространенной легенде, он появился на свет на заборе или на стене туалета в Соединенных Штатах незадолго до войны. Впоследствии он встречался повсюду, где проходила американская армия: на фермах во Франции, в дотах в Северной Африке, на переборках боевых кораблей в Тихом океане. Килрой почему-то приобрел репутацию шлемиля и раздолбая. Дурацкий свешивающийся через забор нос был хорошей мишенью для разного рода разящих предметов — кулака, шрапнели, мачете. Вряд ли он намекал на сомнительную мужскую силу, балансирование на грани кастрации, хотя такого рода ассоциации неизбежно возникают в рамках туалетно-ориентированной (читай — фрейдистской) психологии.