На следующий день у Стенсила появилась надежда — правда, ненадолго. Владельцу магазина по имени Кассар приходилось видеть глаз, подходящий под описание. Эта девушка живет в Валетте, ее муж работает механиком в гараже, где Кассару чинили «Моррис». Чтобы купить глаз, Кассар сделал все возможное и невозможное, но эта дура не захотела с ним расстаться. Он, видите ли, дорог ей как память.
Она жила в многоквартирном доме. Оштукатуренные стены, ряд балконов на верхнем этаже. Свет в тот день выжег все оттенки между белым и черным контуры предметов размыты, все сливается с фоном. Белый был слишком белым, черный — слишком черным. У Стенсила заболели глаза. Цвета почти исчезли, остались лишь белый и черный.
— Я бросила его в море. — Ее руки вызывающе лежали на бедрах. Он неопределенно улыбнулся. Где теперь талисман Сиднея? В том же море, снова у хозяина. Свет через окно падал на миску с фруктами — апельсинами, лимонами, — он обесцвечивал их и наполнял миску черной тенью. Что-то случилось со светом. Стенсил чувствовал усталость, чувствовал, что не может и уже не сможет продолжать поиски, он желал лишь одного — уйти. И ушел.
Мертвенно-бледный Профейн сидел в поношенном цветастом халате Майстраля, пожевывая окурок старой сигары. Он сердито взглянул на Стенсила. Не обращая на него внимания, Стенсил бросился на кровать и проспал двенадцать часов.
Он проснулся в четыре утра и пошел к Майстралю в освещении морской фосфорисценции, которую сочившийся по капле рассвет постепенно превращал в дневной свет. Грязная дорожка, двадцать ступенек вверх. В комнате горел свет.
За столом спал Майстраль. — Не преследуйте меня, Стенсил, — пробормотал он, сонный и негостеприимный.
— Просто от Стенсила исходит дискомфорт, который испытывает преследуемый, — Стенсил дрожал.
Они сели за чай, налитый в чашки с щербатыми краями.
— Она не могла умереть, — сказал Стенсил.
— Он чувствует, что она в городе! — закричал он.
— В городе.
— В этом свете! Это должно быть как-то связано со светом.
— Если душа есть свет, — отважился спросить Майстраль, — означает ли это высшее присутствие?
— Ну и словцо! Отец Стенсила, обладай воображением, любил бы его употреблять. — Стенсил насупил брови, словно вот-вот расплачется. Раздраженно ерзая на сиденье и моргая, он шарил по карманам в поисках трубки. Но она осталась у него в комнате. Майстраль подтолкнул ему пачку «Плэйерс».
Стенсил закурил: — Майстраль, Стенсил изъясняется, как идиот.
— Ваши поиски меня восхищают.
— Знаете, он придумал молитву. Ее надо читать здесь в городе под звук шагов. "О Фортуна, дай Стенсилу силы быть стойким, не дай ему увязнуть в этих развалинах ни по собственной воле, ни по совету Майстраля. Не дай, чтобы он с фонарем и лопатой, словно в готической сказке, побрел ночью на кладбище и выкопал там вместо клада галлюцинацию, и чтобы власти не нашли его там обезумевшего, измазанного грязью, разбрасывающего вокруг пустую глину."
— Давай, давай, — пробормотал Майстраль. — Мне и так неловко.
Стенсил громко втянул в себя воздух.
— Нет, я не начинаю расспросы заново. Со всем этим давно покончено.
После той ночи Майстраль стал пристальнее изучать Стенсила. Правда, с суждениями не торопился. Он был достаточно стар и понимал, что письменная исповедь — лишь первый шаг в заговаривании чувства вины, висевшего на нем с сорок третьего года. Но неужели в этой истории с В. кроется нечто большее, чем чувство греха?
Их почти не затронули нараставшие кризисы в Суэце, Венгрии и Польше. Как все мальтийцы, Майстраль с недоверием относился к невысоким прыжкам Красного Шарика и с благодарностью — к тем, кто, подобно Стенсилу, отвлекал его от газетных заголовков. Но сам Стенсил, который, похоже, с каждым днем терял осведомленность о событиях в мире (это выяснялось при расспросах), подтверждал развиваемую Майстралем теорию о том, что В. - это наваждение, и что подобное наваждение есть теплица — ветра нет, температура постоянна, множество пестрых растений и неестественных цветов.
Вернувшись в комнаты, Стенсил застал жаркий спор между Профейном и Паолой.
— Ну так уезжай! — крикнул Профейн. О дверь что-то ударилось.
— Не решай за меня! — огрызнулась она. Осторожно приоткрыв дверь, Стенсил заглянул в комнату и тут же получил по лицу подушкой. Шторы были опущены, и Стенсил видел лишь неясные фигуры — уворачивающийся Профейн и преследующая его рука Паолы.
— Что за черт!
Присевший в позе жабы Профейн швырнул ему газету. — Мой старый корабль — в Валетте. — Стенсил видел лишь белки его глаз. Паола плакала.
— Ну вас всех! — Стенсил нырнул за койку. "Профейн спит на полу. Пусть сегодня пользуются кроватью", — со злостью подумал Стенсил, а потом посопел и заснул.
В конце концов ему пришло в голову побеседовать с престарелым отцом Аваланшем, который жил здесь, по словам Майстраля, с девятнадцатого года.
Зайдя в церковь, он понял, что снова промахнулся. Старый священник стоял на коленях у престола, по черной сутане рассыпались седые волосы. Слишком стар.
Позднее, в доме священника:
— Некоторых из нас Бог оставляет ждать в странных заводях, — сказал Отец Аваланш. — Знаете, сколько времени прошло с тех пор, как я последний раз исповедывал убийцу? После прошлогоднего убийства в Галлис-Тауэр я надеялся… — Он бормотал, сжимая противящуюся руку Стенсила, и бесцельно метался в зарослях памяти. Стенсил попытался подвести его к Июньским беспорядкам.
— О-о, тогда я был молодым человеком, исполненным мифа. Рыцари! Нельзя ехать в Валетту, пребывая в неведении о рыцарях. Я до сих пор верю, — он усмехнулся, — что они бродят после заката по улицам. Где-то. А я был всего лишь падре — правда, в самом боевом значении этого слова, — и был достаточно долго, чтобы не лелеять иллюзий по поводу Аваланша-крестоносца. Но сравнивать Мальту девятнадцатого года с их Мальтой… вам следовало бы поговорить с моим предшественником, отцом Фэрингом. Он уехал в Америку. Хотя несчастный старик, должно быть, давно мертв.
Как можно учтивее, Стенсил распрощался со старым священником, выскочил на солнечный свет и пошел. Избыток адреналина сокращал гладкие мускулы, углублял дыхание, учащал пульс. — Стенсил должен идти, — обратился он к улице, — идти.
Глупый Стенсил — он был не в форме. В свой pied-a-terre он вернулся далеко за полночь, валясь от усталости с ног. Комната была пуста.
— Ясно, — пробормотал он. Хоть бы это был тот самый Фэринг: Даже если нет — какая разница? В голове — предсознательно, на хрупкой границе движений губ и языка — крутилась фраза (при усталости так бывало нередко): "Похоже, события подчиняются зловещей логике". Она автоматически повторялась, и Стенсил всякий раз варьировал ею, ставя ударение на разных словах: "события, похоже", "похоже, подчиняются", "зловещей логике", он произносил их по-разному, менял интонацию от погребальной до залихватской — вновь и вновь. Похоже, события, подчиняются зловещей логике. Он нашел газету с карандашом и записал это предложение различными почерками и шрифтами. За этим занятием его застал едва стоящий на ногах Профейн.
— Паола вернулась к мужу, — сказал Профейн и рухнул на кровать. — Она уезжает назад в Штаты.
— Значит, один откололся, — пробормотал Стенсил. — Профейн застонал и закутался в одеяло. — Слушай, ты болен. — Он подошел к Профейну и пощупал ему лоб. — У тебя жар, Стенсил должен сходить за доктором. Что, черт побери, ты делал в такое время на улице?
— Не нужно. — Профейн свесился с кровати и стал рыться в своей сумке. Приму аспирин. Вспотею и все пройдет.
Некоторое время оба молчали, но Стенсил был слишком озабочен, и ему требовалось изливать душу. — Профейн, — начал он.
— Передай отцу Паолы, что я приехал просто встряхнуться.
Стенсил зашагал по комнате. Рассмеялся: "Стенсил думает, что он себе больше не верит." Профейн с трудом перевернулся и, моргая, уставился на него.
— Страна В. - страна совпадений, которой управляет министерство мифа. Эмиссары министерства зачастили на улицы этого века. Порсепич, Мондауген, Стенсил pere, наш Майстраль, Стенсил fils. Мог ли кто-нибудь из них подстроить совпадение? Такие вещи любит лишь Провидение. Если бы совпадения были реальны, Стенсил столкнулся бы не с историей, а, пожалуй, с чем-то гораздо более гадким.
— Стенсил слышал однажды имя отца Фейринга, слышал случайно. Сегодня оно снова попалось ему, и в этом, несомненно, виден умысел.
— Интересно, — сказал Профейн, — это тот самый отец Фейринг?..
Стенсил замер, в его стакане дрожал виски. Профейн тем временем продолжал историю, рассказывая об Аллигаторном партруле и о том, как он преследовал по приходу Фейринга одну пегую тварь, загнал ее в освещенный пугающим сиянием закуток и пристрелил.
Стенсил аккуратно прикончил виски, протер стакан носовым платком и поставил его на стол. Он надел пальто.
— За врачом? — спросил Профейн в подушку.
— Почти, — сказал Стенсил.
Часом позже он был у Майстраля.
— Не будите ее, — попросил Майстраль. — Бедное дитя. Я никогда не видел, чтобы она плакала.
— Вы никогда не видели, чтобы Стенсил плакал, — сказал Стенсил, — но сейчас у вас есть все шансы. Экс-священник. Душа у него одержима дьяволом, спящим в его постели.
— То есть, Профейном? — Майстраль пытался изобразить хорошее настроение: — Нам надо зайти к отцу А., он — разочаровавшийся изгонятель бесов и вечно жалуется на отсутствие эмоций.
— А вы не из таких?
Майстраль нахмурился. — Это другой Майстраль.
— Он одержим ею, — прошептал Стенсил. — В.
— Вы тоже больны.
— Пожалуйста!
Майстраль вышел на балкон. Ночная Валетта выглядела совершенно необитаемой. — Нет, — сказал Майстраль, — вам не добиться желаемого. А без этого нельзя, будь этот мир вашим. Вам пришлось бы изгнать бесов из жителей этого города, острова, из всех моряков Средиземья. С континентов, со всей земли. Или ее западной части, — подумав: — ведь мы западные люди.