Целесообразность и искусность выбора участка со всех точек зрения полностью подтвердилась, когда во время революции наши войска, несмотря на полную потерю своей боеспособности и деморализацию, с невероятной легкостью и почти без потерь пробили здесь австрийский фронт.
Что касается определения времени прорыва, таковое обуславливалось накоплением на участке прорыва достаточных запасов и средств для его осуществления; а это находилось в непосредственной зависимости от времени, необходимого для их создания и доставки на фронт. Располагая данными о производительности нашей военной промышленности и данными о заготовках за границей и принимая во внимание провозоспособность нашего северного пути, генерал Алексеев установил, что достаточное количество боевых средств и запасов на участке прорыва не может быть сосредоточено ранее начала 1917 года; при этом был принят в расчет и значительный резерв этих запасов на случай, если бы пришлось в течение 1916 года предпринять для отражения возможных атак противника операции, связанные со значительными расходами боевых припасов.
Введя в этот расчет данные климата, генерал Алексеев окончательно назначил для прорыва на Юго-Западном фронте март месяц 1917 года, и к этому сроку были приурочены все приготовления.
Не в наших, конечно, интересах было предпринимать в течение всего периода времени подготовки к прорыву на Юго-Западном фронте, то есть начиная с осени 1915-го и до весны 1917 года, какие бы то ни было наступательные операции значительных размеров, ибо восстановление боеспособности нашей армии и накопление запасов шло по известным нам причинам чрезвычайно медленно; поэтому всякая значительная операция на нашем фронте в течение 1916 года могла отдалить назначенный для главного прорыва срок вследствие излишнего расхода для этих операций боевых запасов.
Однако нельзя было не считаться, с одной стороны, с возможностью какой-либо значительной наступательной операции противника, с другой же стороны, с возможной необходимостью крупных операций, вытекающих из наших союзных обязательств.
И действительно, дальнейший ход военных действий показал, сколь правильно и необходимо было предусмотреть при подготовке к главному прорыву известный резерв запасов и для таких операций, ибо в течение 1916 года мы были волей-неволей принуждены предпринять две крупные операции в связи с нашими вышеупомянутыми обязательствами.
В феврале 1916 года немцы предприняли решительную операцию прорыва на Западном фронте в районе Вердена. Так как положение на французском фронте стало тотчас же критическим, мы вынуждены были для облегчения этого положения и отвлечения немецких сил предпринять крупную наступательную операцию на нашем Северо-Западном фронте в районе озера Нароч. На Северо-Западном фронте потому, что он был ближе всего к источникам пополнения боевыми запасами, каковые к моменту начала этой операции далеко еще не были восстановлены после нашего отступления в 1915 году. А так как положение у Вердена становилось всё более и более критическим, то нам пришлось начать операцию у озера Нароч в марте месяце, в самую весеннюю распутицу.
Этой операцией мы значительно облегчили положение у Вердена, где немцам, несмотря на их невероятную настойчивость, прорыв не удался и стоил им громадных жертв.
Но и нам операция у озера Нароч, «захлебнувшаяся, по выражению Людендорфа, в грязи и крови», стоила также немалых жертв.
15 мая 1916 года австрийцы предприняли решительное наступление против Италии, где положение сразу же приняло катастрофический характер. Представители военной миссии Италии в Ставке так приуныли, что на них жалко было смотреть.
Буквально говоря, для спасения Италии нам в срочном порядке пришлось перейти в наступление на Юго-Западном фронте. На Юго-Западном фронте потому, что этот фронт был ближе всего к Италии и давление на австрийцев именно здесь быстрей всего должно было бы отразиться на итальянском театре военных действий, что на самом деле и произошло.
В самом начале июня войска генерала Брусилова стремительно атаковали австрийцев в районе Луцка и принудили их к поспешному отступлению; так началось Брусиловское наступление 1916 года.
Избранный для главной атаки район Луцка находился значительно севернее участка фронта, предназначенного для прорыва весной 1917 года, и потому наступление у Луцка не демаскировало наши приготовления на этом участке.
Брусиловское наступление, сопровождавшееся прорывом австрийского фронта в нескольких местах, развивалось столь успешно, что уже в конце июля месяца можно было надеяться достигнуть таких результатов, которые могли бы иметь решающее влияние на весь ход войны.
Однако этих результатов не удалось достичь, с одной стороны, потому, что к этому времени мы не успели сосредоточить на Юго-Западном фронте достаточных боевых припасов для операции таких размеров, с другой же стороны, потому, что австрийские войска на фронте нашего наступления были заменены свежими немецкими войсками, и в начале августа Брусиловское наступление было окончено.
Хотя это наступление и не достигло решающих для всей войны результатов, на которое мы в его начале и не рассчитывали, оно всё же достигло поставленной ему цели, то есть спасения Италии, и вместе с тем выявило столь значительную степень потери австрийской армией боеспособности и сопротивляемости, что в успехе подготовляемого нами к марту 1917 года решающего наступления не могло быть уже ни малейшего сомнения.
Ход военных действий на нашем сухопутном фронте в течение 1916 года показал, сколь целесообразно было верховное оперативное руководство ими и сколь правильны были сделанные расчеты по подготовке нашего решающего наступления, приуроченные к весне 1917 года, причем военные действия в 1916 году были так направлены, что ими не была демаскирована наша подготовка к решающему наступлению, которое в 1916 году застало австрийцев совершенно врасплох.
Осенью 1916 года нашему верховному командованию пришлось решать еще один важный вопрос оперативного характера в связи с присоединением к Антанте Румынии и выступлением ее против Германии.
Уже с самого начала войны дипломатия Антанты всеми способами и средствами старалась привлечь на свою сторону Румынию и заставить ее принять участие в войне.
Помимо нашего посланника в Бухаресте А.С. Паклевского-Козела, пользовавшегося в Румынии большим влиянием, другим деятельным «агентом» в этом вопросе был начальник Дунайской речной флотилии Свиты его величества контрадмирал М.М. Веселкин, сделавший из выступления Румынии свой «point d’honneur» (вопрос чести).
Дунайская флотилия, непосредственно подчиненная верховному командованию, была в начале войны образована из судов Русско-Дунайского пароходного общества с присоединением к ним нескольких канонерских лодок Черноморского флота; первоначальная задача этой флотилии состояла в военном снабжении Сербии по Дунаю, а после занятия Сербии противником деятельность ее личного состава и в первую очередь ее начальника адмирала Веселкина сосредоточилась на побуждении Румынии к выступлению.
М.М. Веселкин – любимец Государя и всего флота, «истинно русский человек», душа нараспашку, остряк, решительно никому спуску не дававший и в карман за словом не лазивший, гуляка-весельчак и хлебосольный барин – был как нельзя более подходящим к такой деятельности. В его распоряжение было дано на 2 миллиона рублей различных роскошных ювелирных изделий, которые он широкой рукой раздавал в виде «подарков» разным румынским деятелям и их женам, имевшим «право голоса» в вопросе выступления Румынии.
Однако, несмотря на все настояния дипломатии и адмирала Веселкина, Румыния всё время колебалась, главным образом из боязни Германии, которая через посредство мощной румынской германофильской партии оказывала сильное давление на румынское правительство.
В вопросе выступления Румынии наше верховное командование в лице генерала Алексеева держалось с чисто военной точки зрения противоположного мнения, считая это выступление нежелательным. Учитывая чрезвычайно низкую боеспособность румынской армии и полную ее неподготовленность к войне, генерал Алексеев справедливо полагал, что в случае выступления Румынии главная тяжесть военных действий на этом новом театре войны ляжет на наши плечи, как раз в то время, когда мы понесли большие потери при Брусиловском наступлении и когда наша подготовка к решительным операциям 1917 года далеко не была еще закончена.
События, последовавшие за выступлением Румынии, полностью подтвердили опасения генерала Алексеева: румынская армия с молниеносной быстротой была разбита наголову и нам пришлось протянуть свои сухопутный фронт до самого Черного моря, выделив для этого значительные силы, во главе которых был поставлен один из лучших наших военачальников генерал Щербачев.
Однако вопрос выступления Румынии мог рассматриваться и с иной точки зрения: Румыния с ее громадными хлебными, а главным образом нефтяными богатствами представляла собой для Германии – особенно к концу войны, когда ее запасы истощились, – слишком «лакомый кусок», и потому следовало ожидать, что немцы, если им не удастся привлечь ее на свою сторону, неминуемо ее просто-напросто завоюют. Этой точки зрения придерживалась дипломатия, стремясь «оторвать» Румынию от Германии и привлечь ее на сторону Антанты.
Правильность точки зрения дипломатии полностью подтверждена опубликованными ныне мемуарами немецких военачальников, из которых явствует, что завоевание Румынии определенно входило в планы войны германского командования.
Завоевание же Румынии Германией или выступление ее на стороне последней представляло собой для нас с чисто военной точки зрения громадную опасность, ибо этим немцы получали в свое распоряжение обширный плацдарм для удара во фланг и тыл нашего Юго-Западного фронта, чем могла бы быть пресечена возможность нашего перехода в наступление на этом фронте и вся подготовка к этому наступлению могла бы быть сведена на нет. В этом случае нашему верховному командованию пришлось бы для восстановления положения принести гораздо большие жертвы, чем те, которые оно фактически принесло для поддержания Ру