– Тебе нравится в школе?
Ай уставилась на руку и смотрела на нее, пока он ее не убрал.
– Ты наблюдаешь за мной в школе?
– Надеюсь, ты не возражаешь? Мне любопытно было, как учат в японских школах. Понимаешь, до войны я собирался стать учителем.
– Ты хотел быть учителем? – улыбнулась Ай.
– Да. Я уже должен был получить первую работу в начальной школе Кастера, как случилось нападение на Перл-Харбор.
Она опустила глаза к ногам и сказала тихо.
– Мы украли у тебя мечту.
– У многих в тот день умерли мечты. И у японцев тоже.
Ай подняла голову:
– Почему мы воюем? Некоторые учителя пытаются объяснить, но у меня от их слов только голова болит. Я хочу выучиться и быть умной, как мама.
– У нее есть образование?
– Мама училась в университете в Токио.
– Она из Токио, не из Хиросимы?
– Она переехала сюда, когда вышла замуж.
– К твоему отцу?
– Нет, он жил в Токио.
– А, понимаю. – Мика потер подбородок. – Твоя мама выходила замуж дважды?
Девочка усмехнулась.
– Ты так ничего и не узнал с тех пор, как живешь среди нас?
– Я не понимаю, что вы говорите.
– Но ты же говоришь по-японски?
– Нет, это ты говоришь по-английски… – Тут Мика вспомнил, что говорил Фрэнк: в царстве духов у всех универсальный язык. – А твоя мама когда-нибудь выходит с тобой, когда вы спите?
– Куда выходит?
– Ну, вот сюда. Туда, где ты сейчас.
– Хай. Мы тут живем.
– Нет, я не про Хиросиму. Вот сюда, ночью, пока ты спишь?
– А я сейчас сплю?
За спиной Ай жаба запрыгала через пруд. Мика понял, что обсуждать их состояние бесполезно – она не вспомнит разговор, когда проснется. Кроме того, он не был уверен, что понимает, что случилось с ним после смерти.
– Может быть, это я сплю, – сказал он.
– Хочешь поиграть в игру?
– Еще бы. Будет клево!
– А что это значит – клево?
Он шагнул ближе:
– Это значит – очень хорошо.
– Ага, понимаю. Хай. Игра – клево. – Ай протянула руки. – Давай в дзянкэн?
– Боюсь, что я эту игру не знаю.
– Это просто, я тебя научу. – Она поставила кулак правой руки на ладонь левой. – Сделай вот так.
– Хорошо.
Он повторил ее движения.
– А теперь мы оба говорим: «Сайсё ва гуу».
– Почему ты заговорила по-японски?
Она сдвинула брови:
– Сама не понимаю. Я вспоминала, как мы это говорим по-японски. Давай еще попробую?
– Давай.
Ай сжала губы, сосредоточилась.
– Так, думаю… хм. Вот оно. Скажи «начнем с камня». Получилось! – просияла она.
– Да. – Он ей улыбнулся. – Начнем с камня.
– А теперь говорим: «Дзянкэн пон», и… – Она скривилась: – Опять я…
– Ничего страшного, я запомню. Дзянкэн пон. Что дальше?
– Дальше делаем ход, – сказала Ай и положила сжатый кулак на ладонь. – Видишь? Камень обертывает бумагу.
– Да, вижу. Камень-ножницы-бумага. Мы в Штатах тоже в это играем. А если ничья?
– Мы говорим: «Айко дэсё!» — Она хмыкнула: – В смысле, это значит: «похоже, ничья». Хай. Вот так мы говорим. И делаем следующий ход. Я понятно говорю?
– Терминология несколько отличается, но, думаю, справлюсь.
Они погрузились в игру, руки ложились на открытую ладонь, голоса выкрикивали задуманное, пустота, разделявшая их, наполнилась смехом. Ай играла с непревзойденной точностью, каждый раз снова и снова разгадывая его план, будто читала мысли.
Когда они закончили, небо посветлело до беловато-серого. Ай приложила руку к груди.
– Для новичка ты играешь неплохо.
Он усмехнулся:
– Значит, я новичок?
На лице Ай отразился ужас:
– Прошу прощения! Я не хотела обидеть…
– Нет-нет, – отмахнулся он. – Ты меня не обидела. Рядом с таким искусным игроком, как ты, я, должно быть, и вправду выгляжу новичком.
С лица ее исчезло напряжение, она поклонилась.
– Как-нибудь сыграем еще.
– Буду ждать с нетерпением.
Ай обратила взгляд на небо и обернулась к дому.
– Теперь мне пора.
Она прошла через двор и взошла на крыльцо.
– Подожди! – крикнул он.
Она остановилась, обернулась через плечо:
– В чем дело?
– Ай – это твое имя?
– Хай.
Он повторил ее имя, наслаждаясь его звучанием.
– Очень приятно, Ай. А я Мика.
– Очень приятно, Мика-сан.
– А я должен называть тебя Ай-тян?
Она хихикнула в кулак.
– Хай. Потому что я ребенок.
– А имя твоей мамы – Киёми?
Ай кивнула.
– Маму зовут Киёми. Моего дедушку – Банри, а бабушку – Саёка.
– Это те, которые живут с вами в одном доме?
– Хай. – Она улыбнулась, помахала рукой. – Сайонара, Мика-сан.
С этими словами она скрылась в доме.
Мика смотрел на руки, вспоминая время, проведенное за игрой. Во всем теле бурлила радость, он не чувствовал под ногами земли, и на миг ему показалось, что он сейчас взмоет в небо, к еще не погасшим вечерним звездам.
– Киёми, – прошептал он, а потом широко улыбнулся, как влюбившийся школьник.
Глава шестнадцатая
Киёми стояла у своего станка, руки двигались машинально и независимо от мыслей, блуждавших далеко от скрежета и грохота цеха. Она вспоминала, как провожала Ай в школу, и Ай была неожиданно довольна, несмотря на голод и зловещие серые тучи. И даже когда тучи прохудились, дали течь и стали упорно моросить, да так, что пришлось открыть зонтик, Ай все так же сияла. Надо было узнать причину ее веселья перед уходом на работу, иначе ей весь день это не будет давать покоя.
– Кажется, ты очень рада сегодня.
– Я говорила с нашим призраком! – ликующим голосом ответила Ай.
Киёми остановилась, схватила Ай за руку и оттащила к стенке переулка. Ай сразу стала серьезной:
– Мама, что случилось?
Киёми было и любопытно, и страшно при мысли, что Ай общается с духом. А что если дух этот злой? Надо было узнать подробнее. Она должна защитить своего ребенка.
– Когда ты говорила с этим духом?
– Сегодня ночью.
– В доме?
– Во дворе. Мы играли в дзянкэн. Было весело.
Киёми отодвинулась, попыталась скрыть удивление, но наверняка оно отразилось у нее на лице.
– А где я была при этом?
– Наверное, вы спали в доме, мама.
Зонтик выгнуло порывом ветра, холодный дождь моросью обдул шею. Киёми поправила зонтик над собой и дочерью.
– Наверняка тебе это приснилось.
– Нет, это было на самом деле.
До Киёми дошло, что сейчас никак не убедить дочь, будто эта встреча была игрой воображения. Но что, если и не была? Что, если Ай и правда общалась с духом?
– Вам не нужно бояться, мама. Он хороший.
Киёми встряхнула головой, будто просыпаясь от сновидения.
– Что? То есть кто?
– Мика-сан. Он наш призрак. – Ай снова заулыбалась. – Мика-сан – американец. Он прилетел на бомбардировщике.
Киёми крепко взяла Ай за плечо.
– Если этот призрак существует на самом деле, мы не должны с ним разговаривать. И обещай мне, что никому про него ни слова! Ты поняла?
– Он за нами наблюдает. Наверное, даже и сейчас.
Киёми обернулась через плечо, всмотрелась, будто и вправду надеялась кого-то увидеть.
– Нельзя, чтобы у нас в доме был призрак американца. Это опасно. И очень опасно говорить о таких вещах. Пообещай мне, что будешь держать язык за зубами.
Ай заколебалась, выражение ее лица изменилось с недоуменного на решительное. И когда Киёми уже подумала, что дочь может взбунтоваться против ее воли – чего никогда раньше не случалось, – Ай ответила:
– Хай. Я никому не расскажу про Мику-сана. – Ай крепче взялась за свою тревожную сумку. – Можно мне говорить о нем с вами?
Киёми убрала руку.
– Я боюсь этого призрака.
– Почему?
– Он прилетел нас убивать, Ай-тян. Он наш враг.
– Уже нет. Мика-сан мне говорил: он хотел бы, чтобы не было войны между Америкой и Японией.
– Он так сказал?
– Хай.
Не найдя ответа, Киёми снова повела Ай в переулок и дальше в школу.
В трамвае по дороге на работу Киёми вспоминала разговор с дочерью. Почему бы вдруг американец поселился у них в доме? Чего он хочет?
Вдруг она резко выпрямилась, привлекая внимание других пассажиров. Щеки у нее загорелись.
– Извините великодушно, – сказала она.
Люди посмотрели на нее неодобрительно и отвернулись. А Киёми, когда щеки перестали пылать, вернулась к мысли, которая потрясла ее до глубины души. Этот призрак – наверняка тот американец, который на ее глазах рухнул с неба. В тот день, на заводе, у нее появилось незнакомое ощущение холода на коже, и дома потом случилось то же самое. Она обнаружила присутствие этого духа, когда купалась, и это ощущение прошло, когда купалась Ай. Зачем он ее преследует?
Она вышла из трамвая и пошла к заводским воротам.
Капли дождя с плеском падали в лужи. В воздухе стоял запах деревьев и полевых трав. Почти достигнув ворот, Киёми вдруг все поняла – и остановилась. Она была рядом, когда дух американца очнулся от темноты, она была первым человеком, которого он увидел, и потому он, естественно, к ней и привязался. Но зачем он остался у них в доме? И почему этот дух не отправился на те небеса, в которые он верил? Она вспомнила, что он показался ей привлекательным, и щекам снова стало тепло.
В этот день Киёми было трудно работать, потому что мысли блуждали в тумане вопросов и тревог. Плюс ко всем осложнениям она не ела ничего существенного уже два дня, и голод червем вгрызался в мозг. Голова пульсировала, каждый шаг отзывался болью в суставах и мышцах. Приходилось все время удерживать голову от падения на грудь.
В столовой Киёми увидела в зеркале свое отражение и ахнула при виде посеревшей кожи и запавших глаз. Какого мужчину потянет к такой женщине?
Стараясь сосредоточиться на работе, Киёми подумала о дочери. Присутствие в доме духа американского летчика вряд ли может быть ей на пользу. Киёми должна найти способ заставить его уйти. Нельзя рисковать тем, что на неокрепший разум Ай будут влиять чуждые американские идеи. Храм.