Оставшаяся мешочница стояла в тени персикового дерева, наблюдая оттуда за Киёми и Ай. Натянувшуюся на лице кожу будто выдубили на солнце, запавшие глаза походили на черные шарики, вывалянные в пыли. Торчащая на голове щетина уже не могла скрыть сморщенную кожу на месте вылезших волос. Высохшее тело терялось в мокрой рубашке. Киёми пожалела эту женщину – с виду лет пятидесяти с небольшим.
А та снова ступила на тропу, покачиваясь, как трава на ветру, и остановилась возле Киёми.
– Меня зовут Фука. Не бойтесь меня.
Киёми обняла Ай за плечи.
– Я Киёми из Накадзима-Хонмати, а это моя дочь Ай.
– У меня в городе есть сын Ко. Ему пять. Мы живем в Отэ-мати, возле электрической подстанции.
Киёми опешила, услышав, что у Фуки такой маленький сын.
– Сколько же вам лет, Фука-сан?
Поколебавшись, Фука ответила:
– В прошлом месяце исполнилось двадцать четыре.
Киёми поняла, что ей никак не скрыть ошеломления, от которого у нее широко раскрылись глаза и отвисла челюсть. Она зачерпнула из колодца скорби, погребенного глубоко в груди, и потревоженная вода прокатилась по всем жилкам ее существа как цунами. Как это может быть – такая молодая женщина выглядит столетней старухой? Нет пределов жестокостям войны.
На досоздина села, хлопая крыльями, ворона. Птица зла уставилась на Фуку демоническими черными глазами и каркнула – резкий звук разнесся эхом по дикому ландшафту.
– Мне нужно найти еду для Ко, – сказала Фука, и в глазах ее блеснули слезы. – Он такой…
Она опустила глаза к земле.
– Мы тоже ищем еду, – сказала Киёми. – Хотели бы вы пойти с нами?
Фука шмыгнула носом и вытерла слезы:
– Вы серьезно?
Киёми поглядела на Ай, та кивнула.
– Хай. Для нас это было бы честью.
– Вы невероятно добры.
Фука пошла по тропе вместе с ними, отставая на несколько шагов. По дороге она рассказала свою историю. Она родилась в Хиросиме в семье рабочего-металлиста, в двенадцать лет оставила школу, а в пятнадцать оказалась в браке по сговору с человеком на десять лет старше. Не имея опыта общения с мужчинами, она до ужаса боялась мужа, но вскоре обнаружила, что это любящий и заботливый человек. Со временем она полюбила его всем сердцем. Фука родила мужу двух сыновей. Старший умер в шесть лет от тифа. Муж получил красную карточку – призыв в армию – в сорок первом. Через два года домой доставили его прах. Свекры очень старались поддержать Фуку и ее сына Ко, но они были старые и нищие. Постепенно сокращалось поступление провизии, пока наконец не пришлось выживать на тех пайках, что давала местная община. У Ко весной начался кашель, и он с каждым днем слабел. Фука знала, что необходимо добыть продовольствие. Она пришла на черный рынок и предложила мужчинам свое тело. Они расхохотались и прогнали ее. И вот сейчас она шагает по горной тропе в надежде найти сочувствующего крестьянина.
– Тут есть съедобные растения, которые можно собирать, – сказала Киёми.
– Вы можете мне их показать?
– Хай. Если не боитесь работы, то в Хиросиму вернетесь с полной корзинкой.
– Чтобы добыть еду сыну, я готова пахать, как вол в плуге.
Узкая тропа поднималась все выше и выше, и Киёми стало казаться, что вот руку протяни – и коснешься облаков, а потом полетишь по крутому склону. Ноги немели, мускулы стали как медузы в теплом море крови. Ай шла вверх с мрачной решимостью. Фука изо всех сил старалась не отставать, и много раз они останавливались, давая ей догнать себя. Струйки пота стекали с ее висков, лицо приобрело оттенок снежного пика. Из легких вырывалось короткое, хриплое дыхание.
– Как вы, Фука-сан? – спросила Киёми, трогая ее за руку. – Не нужно ли вам отдохнуть?
Фука закашлялась, выпрямилась.
– Но ведь уже близко к полудню? Нужно идти.
Пейзаж стал изумрудным лесом, роскошной зеленью трав на склонах гор, иботой, растущей под бамбуком и соснами. Восковые коконы иботы поблескивали в ветвях. Киёми искала облегчения в тени, Ай и Фука подошли к ней. На другой стороне тропы журчал по камням ручей, у воды столпились ивы. С деревьев доносился крик невидимых камышовок.
– Надо перекусить, – сказала Киёми, шаря в сумке и извлекая два рисовых шарика. Один она дала Ай, потом заметила, что Фука отвернулась, повесив голову. – Фука-сан, у вас есть что-нибудь?
– Мне не нужно, – ответила Фука. – Ешьте, прошу вас, приятного аппетита, и за меня не беспокойтесь.
Ай посмотрела на рисовый шарик у себя в руке, потом на Киёми.
– Мама?
– Знаю, – ответила Киёми. Она шагнула к Фуке и протянула свой шарик. – Мне есть не хочется, а эта рисовый шарик испортится, если ее не съесть. Возьмите, прошу вас.
Фука покачала головой.
– Вам нужно поесть.
– Возьмите тогда хотя бы половину. Настоятельно прошу.
– Мне не выплатить такой долг.
– Долг тут ни при чем, – ответила Киёми.
– Хорошо, – сказала Фука. – Мне нужны силы – собирать еду для Ко.
Киёми разломила рисовый шарик и половину протянула Фуке. Та приняла с поклоном:
– Аригато, Киёми-сан.
Она отступила к ближайшему дубу и осторожно опустилась на траву. Прислонившись к стволу, она с довольной улыбкой закрыла глаза, держа в руке половину шарика риса. Киёми села рядом с Ай у ручья под ивой, под сенью кивающих ветвей.
По глинистому берегу ползали улитки, над ними плясали в воздухе комары. У поверхности воды отдыхал черный окунь, воздух был чист и свеж, не то что в Хиросиме, где он нес вонь разрушения и распада. Лучи солнца пробивались сквозь листву. Киёми откусила кусок от своего обеда, зная, что этого будет недостаточно для поддержания сил. Ай глянула в сторону Фуки:
– Мама, она будет есть?
– Хай. Только сперва отдохнет.
– Поспать – это звучит прекрасно. Люблю проваливаться в сон. – Ай села ровно. – Можно вам рассказать, что я видела ночью во сне?
– Можно.
– Мне снилось, что я проснулась и вышла из дома. И там вы в саду разговаривали с Микой-саном.
Киёми глядела мимо Ай, на ручей. Она помнила разговор с Микой-сансаном в саду, но воспоминания были неясными: хотя она знала, что Мика существует на самом деле, опыт общения с ним был как извилистый путь в густом тумане. Он зачем-то появился в их жизни, но она понятия не имела, зачем именно.
– И что было дальше?
Ай доела шарик и слизнула последний кусочек с верхней губы. Отряхнула руки.
– Я смотрела, как вы беседуете, и больше ничего не помню. Правда, странно? – Ай задумалась, глядя на ветви ивы. – Как вы думаете, Мика-сан здесь с нами?
– Я бы не удивилась.
Ай постукивала пальцами по губам, глядя мимо ручья.
– О чем ты думаешь?
– Мама, вы знаете историю про красную нить?
– Это которую боги привязали к мизинцам двоих, чтобы они нашли друг друга в этой жизни?
– Хай.
– А при чем она здесь?
– Вы верите, что эту нить можно увидеть?
– Я никогда не слышала, чтобы ее кто-нибудь видел, но полагаю, что это возможно. Почему ты спрашиваешь?
– Просто так. – Ай усмехнулась и растянулась на траве, переплетя пальцы на груди. – Здесь чудесно. Прямо хочется здесь остаться.
У Киёми была та же мысль, но она бы не могла сказать этого Ай – потому что многие обязательства ждали ее дома в Хиросиме.
– Надо идти. Очень многое еще нужно сделать, пока солнце не сядет.
Они вышли из своего временного убежища и вернулись на тропу. Фука осталась сидеть под дубом.
– Она очень устала, – сказала Ай. – Мы должны ее разбудить?
– Боюсь, что да, – ответила Киёми. – Пусть Фука-сан поспит ночью, когда мы соберем еду.
Киёми шагнула к Фуке – и остановилась. Вокруг головы женщины гудели мухи, садились на лицо, взлетали. Киёми пошатнулась. Кусочки съеденной рисовой котлеты выбросило обратно. Она рухнула на колени и сплюнула.
– Что случилось, мама? – тут же оказалась рядом с ней Ай. – Ох, нет!
Киёми встала, стерла слюну с губ тыльной стороной ладони.
– Мы ничего не могли сделать.
– Что же будет с ее сыном?
– Не знаю. – Киёми подошла и взяла корзину Фуки. – Соберем еду для сына Фуки-сан и отнесем ему в Хиросиму.
– Хай, это будет правильно. А что делать с Фукой-сан?
Отчаяние бессилия наполнило Киёми, пока она глядела на мух, роящихся возле тела Фуки. Даже будь у них лопата, сил бы не хватило похоронить мертвую.
– Нам придется оставить ее так.
– Очень печально, – сказала Ай.
– Хай. Но она хотя бы умерла в тихом уголке. Здесь чудесно.
– А теперь мы можем идти?
– Конечно, – ответила Киёми.
Они пустились в путь. Утрата Фуки усилила их страдания. Солнце стегало спины огненным бичом, голод кинжалом терзал внутренности, усталость легла на плечи тяжелыми камнями. Ремешки гэта натирали ноги, впивались в кожу стоп. Киёми попыталась запереть свое страдание глубоко внутри, но когда она сумела очистить от него сознание, вернулся образ Фуки. Мысль о ее сыне, потерявшем мать, наполняла Киёми глубоким горем. Как выживала бы Ай, если бы что-то случилось с Киёми?
Лес вокруг них рос густо. Деревья дрались за солнечный свет, их ветви переплетались над землей. Приближающиеся сумерки окрасили траву тускло-серым.
– Здесь, – сказала Киёми, указывая на подлесок. – Будем собирать для еды когоми.
Она направила Ай в прохладное укрытие леса. Ярко-зеленые кузнечики выпрыгивали из травы высотой по колено. Мелькнула ящерица и скрылась под стволом упавшего дерева. Киёми остановилась перед нераскрывшимся папоротником.
– Бери свернутые почки, – сказала она и показала, как отламывать почку. Сорванное положила в корзинку Фуки.
– Надо остерегаться шершней, – сказала Киёми. – И мукадэ. Если в тебя вцепится гигантская многоножка, то единственный способ от нее избавиться – прижечь.
Когда почки папоротников закрыли дно корзин, Киёми заметила невдалеке дзэнимаки. Осмотрела листья этого королевского папоротника.