– Отлично, – сказала она. – Растение женское. Листья мужских растений дзэнимаки слишком жесткие для еды.
– Откуда вы столько знаете о растениях, мама?
– Тетя брала меня с собой собирать грибы.
Ай высунула язык:
– Не люблю грибы. А баа-баа настаивает, чтобы я их ела.
– У твоей бабушки бывают неразумные требования.
– Например, чтобы вы вышли замуж.
Киёми отломила лист папоротника и протянула его Ай.
– Хорошо бы что-нибудь положить в желудок, даже если это папоротник. Как ты думаешь?
Ай приняла лист, нахмурившись.
– Вам не обязательно отвечать, мама. Я и так знаю, что вы думаете.
Ты знаешь больше, чем тебе положено, подумала Киёми, обламывая еще один лист.
Закончив с папоротниками, Киёми со стоном поднялась, позвоночник хрустнул, как сдавленный орех гинкго.
– Пойдем. Если повезет, найдем еще еды до того, как стемнеет.
Солнце подпрыгивало впереди, горело на далеких горах. В горле пересохло от пыли. Киёми и Ай жадно пили из ручья, лакая холодную воду как дикие собаки. Возвращаясь на тропу, Киёми смотрела на Ай и прикидывала, не следует ли остановиться. Сколько еще может Ай пройти? Хватит ли у нее сил?
– Долго нам еще до деревни?
Киёми понятия не имела, где они находятся, но не стала волновать Ай, говоря правду.
– Не очень.
Они шли еще час, и ландшафт снова переменился. Лес у подножия холмов сменился террасами расчерченных квадратов, и каждая секция содержала скудные всходы зеленого риса. Множество людей работали возле железного котла, который рокотал и плевался серым дымом. Одни лопатами и мотыгами выкапывали из земли сосновые корни, другие рубили эти корни топорами до таких размеров, чтобы их можно было скормить котлу. В безмятежном полуденном воздухе звучали стук топоров и гулкое рычание котла.
Киёми и Ай шли и шли, пока день не начал клониться к вечеру и удлиненные тени не легли вокруг, придавая глубину зеленому цвету холмов. Киёми вывела Ай на тропу, прорезанную между рисовыми полями. При их приближении бросилась прочь какая-то многоножка. На затопленных полях квакали лягушки, запах навоза заставил Ай зажать нос. Киёми рассмеялась и показала на растения с длинными узкими листьями, растущими на краю поля скорее глинистого, чем рисового.
– Нам повезло, мы нашли ябу-кандзо.
Она стала рвать листья.
– Это хорошо, мама?
– Я их в суп положу.
Затолкав листья в корзины, Киёми оперлась руками на колени.
– Для начала неплохо. Завтра будем искать побеги бамбука и корни лотоса.
– Вы будете выменивать овощи у крестьян?
– Хай. Попробую. – Киёми показала на дубовую рощицу на вершине холма. – Надо отдохнуть и поесть.
– А что мы будем есть?
– Побеги бамбука.
Ай высунула язык.
– Видимо, ты превращаешься в змею, Ай-тян. Судя по тому, как часто ты высовываешь язык.
– Мама, это глупая шутка.
Они уселись под раскидистым зубом и стали грызть почки папоротника. Глядя, как ест Ай, Киёми не могла избавиться от мыслей о Фуке. Чтобы остаться в живых в Хиросиме, им понадобится куда больше, чем корзина дикорастущих овощей.
Тьма разлилась по холмам и рисовым полям, а с ней пришел освежающий ветерок с гор. Киёми сидела, опершись спиной на ствол дуба, Ай устроилась рядом, положив голову ей на грудь. В воздухе над холмами роились светлячки.
– Посмотри на хотару. Правда же, в городе их столько не увидишь?
– Я бы хотела одного поймать.
– Есть поверье, что это духи живущих или призраки умерших принимают обличье хотару.
Ай села, и на лице ее появилось выражение, будто она совершила открытие, решила трудную задачу на уроке.
– Если так, то один из этих хотару может быть Мика-сан!
Киёми посмотрела поверх ее головы на крошечные огоньки в спящих полях.
– Мика-сан больше светлячка.
– Хай, мама.
Киёми поцеловала ее в макушку:
– Надо поспать. Завтра будет много работы.
Глава двадцать третья
Мика стоял под дубом, глядя на спящих Киёми и Ай.
Он вспоминал долгую дорогу в горы, собранную еду – почки и листья папоротника. Разве можно на этом выжить? А выжить они должны. Он слишком много потерял на этой войне и отказывался допустить, чтобы она добавила Киёми с Ай к растущему списку своих жертв.
Дух Ай вышел из тела, как поднимается туман над лугом. Заметив Мику, она улыбнулась:
– Я знала, что вы здесь будете, Мика-сан.
– Где же мне еще быть?
– Мы вам нравимся.
– Это правда.
– И особенно мама.
Умная девочка Ай. Пожалуй, даже слишком. Мика не мог вспомнить, чтобы в детстве был так проницателен. Он интересовался только бейсболом и обожал Ливая, который в его глазах был всегда прав. Это война заставила Ай преждевременно вырасти. Ей бы кукол нянчить, а не собирать сорняки на пропитание.
– Вы мне нравитесь обе, – сказал он, но по выражению лица Ай понял, что ввести ее в заблуждение не удалось.
– Вы с мамой связаны друг с другом.
Он потер рукой подбородок:
– Связаны – это как?
Но она уже смотрела мимо него на волну золотого свечения, расходящуюся по полям.
– А можно мы пойдем посмотрим светлячков?
Заинтригованный ее замечанием, он все же понимал, что допытываться не стоит. И протянул руку:
– Ладно. Пойдем смотреть на светлячков.
Вкрадчивая луна рисовала узоры серебристым светом на темном холсте. В чаще рисовых стеблей квакали, не умолкая, лягушки. Воздух был свеж и насыщен запахом густой земли, остротой едкой травы, вонью навоза. У края рисового чека они остановились. Сияние светлячков отражалось у Мики в глазах, и он даже прикинуть не мог их количество. Тысячи… или десятки тысяч.
– Правда, красиво?
– Правда.
– Нам нужно к ним.
Он посмотрел на Ай.
– Они могут улететь.
– Потом все равно вернутся.
– Тебе бы учительницей стать, когда вырастешь.
– Прекрасная мечта, Мика-сан, но… война ведь…
– Скоро должна кончиться.
Она натужно улыбнулась, будто хотела его успокоить.
– Не надо нам говорить о войне. Она страшна.
– О светлячках тогда?
– Хай.
Глядя на Ай, Мика задумался, каково это – быть отцом. Он представил себе, как учит сына кататься на велосипеде или ловить мяч – и воображаемый стук мяча по кожаной перчатке был почти как настоящий. Представил себе, как дочь прижимается к нему, ожидая вечерней сказки. Вот такая, как Ай.
Они пошли по рисовому чеку, чувствуя холодную воду у лодыжек. Лягушки стихли, мир стал безмятежен, лишь шелестели на ветерке дубовые листья да кузнечики верещали где-то в траве. Светлячков была уйма, их свечение волнами шло по рису, но когда Мика и Ай подходили ближе, они отодвигались, будто раскрывались золотые ворота, приглашая путников в новое царство, где возможно все.
– Я ж тебе говорил, что они улетят.
– Они вернутся.
– Зачем бы им возвращаться?
– Потому что я им нравлюсь.
– В это я верю, но ведь я им могу не нравиться.
– Ты нравишься мне, поэтому им тоже понравишься. – Ай воздела руки ладонями вверх. – Я им спою приветственную песню.
Она сделала глубокий вдох и запела:
Прилетайте, светлячки!
Вода там у вас горькая,
У нас тут вода слаще.
Прилетайте, светлячки!
Сперва светлячки держались на расстоянии, но стали возвращаться, как предсказывала Ай, ближе и ближе, и наконец накрыли путников, как волны светящегося моря. Мика вытаращенными глазами смотрел на это зрелище и жалел, что нет сейчас Ливая – разделить с ним этот момент. Сияние светлячков вокруг разгоралось все ярче и ярче, пока не закололо в глазах. Свет вспыхнул огненным цветком, таким горячим, что глаза будто плавились. Ай вскрикнула, когда пламя охватило ее, Мика рухнул на колени:
– Нет, нет! Только не это!
– Что с вами, Мика-сан?
Мир медленно возвращался в фокус. Рядом стояли Ай и Киёми, Ай прикусила губу, Киёми нахмурила лоб.
– Все в порядке, – сказал он и поднялся из воды, затапливающей рис.
– Что-то случилось? – спросила Киёми.
– Вы нас напугали, – добавила Ай.
Я умер, но мирское страдание остается со мной.
Мика вспомнил ужас промелькнувшего видения. Что оно значит? Но Ай и Киёми я его рассказывать не стану, решил он. Что толку добавлять им беспокойства?
– Простите.
Киёми посмотрела ему в лицо, прищурившись:
– Вы что-то увидели?
Он опустил глаза:
– Нет.
– Я надеялась, что вы последуете за нами сюда.
Все еще потрясенный своим видением, Мика стал всматриваться в глаза Киёми, стараясь прояснить мысли. Ему нравилось смотреть в ее глаза, потому что в них было обещание чего-то экзотического, но продолжительного, дикого, но чистого.
Она отвернулась, как всегда – тонкое напоминание, что она видит его не в том свете, что он ее.
– Вы сделали неслабый переход. Я устал до смерти, просто глядя на вас.
– Но вы же и так мертвый?
– Вы меня поняли. – Он скривился. – И примите мои соболезнования по поводу той женщины.
– Ее звали Фука. У нее в Хиросиме остался сын.
– И вы собирали еду, чтобы отнести ему?
– Хай. Так будет правильно.
– Мама, посмотрите на хотару!
Лицо девочки блестело радостью в сиянии светлячков.
– Да, красивые.
– Может быть, я смогу одного взять с собой.
– Попытаться можешь.
Ай побежала среди светлячков, раскинув руки, готовая поймать зазевавшегося неудачника. Она вбежала в их гущу, и светлячки разлетелись, пылая в ночи взрывами мерцающего золота.
– Могла бы и поймать, – сказал Мика.
– Могла бы, – согласилась Киёми. Она повернулась к Мике, но в глаза ему не смотрела. – Все хотела вас спросить, почему вы хотели стать учителем.
– Я любил читать и хотел этой любовью поделиться с детьми.
Киёми улыбнулась, будто это было забавно.