Я с ума сошла?
За спиной послышался топот – к ней бежали четверо кэмпэйтаев, размахивая дубинками.
– Прочь! Прочь от него!
Киёми посмотрела на летчика и подняла сложенные руки.
– Да будет мир с тобой.
– Что вы делаете?
Она обернулась к ближайшему кэмпэйтаю – тот недобро глядел на нее, прищурившись.
– Ничего.
Другой кэмпэйтай показал на нее дубинкой:
– Вы молились за этого человека? Он наш враг!
Она знала, что они могут оттащить ее в камеру, но решила, что сейчас кэмпэйтаи слишком заняты, чтобы с ней возиться.
– Я иду на работу.
– Где работаете? – спросил один из них, криво оскалившись.
– Завод «Тойо Кёгё».
– Живете неподалеку?
Она покачала головой.
– Накадзима-Хонмати.
– И пришли пешком в такую даль?
– Трамвай не остановился.
– Здесь вам делать нечего.
Киёми поклонилась ниже, чем заслуживали эти люди.
– Я очень сожалею и прошу меня извинить.
– Идите, – скомандовал один из них.
Она снова поклонилась, решилась глянуть еще раз на упавшего летчика и поспешила прочь от кэмпэйтаев.
Глава четвертая
Тьма окутала его, как утянув в лимб. Как попал он в эту черную пустоту? Боевое задание. Хиросима. Что потом? Мика уперся в лоб костяшками пальцев. Думай. Думай. Еще что-то должно быть.
Из темноты возник звук. Сперва далекий, потом громче. Тихое постукивание. Он напрягся, пытаясь определить его источник. Может быть… дождь? Тело влекло вперед, но земля не ощущалась. С темного потолка сочился серый свет. Небо? В темноте постепенно проступал окружающий ландшафт, принимая форму. Высились дугласова пихта и западная цуга – древние часовые мира природы, – держа на своих ветвях небо цвета шифера.
Мика приставил руки рупором ко рту и крикнул:
– Эй! Есть тут кто?
Ответа не было.
Капли холодного дождя шлепались на лицо. Я вернулся в штат Вашингтон?
В ветвях деревьев щебетали птицы. Прыгнул сквозь туман олень. Мика выкрикнул еще раз – и снова ответом ему была тишина. Нужно найти характерную примету, тогда соображу, где я. Может быть, в лесу Сноквалми? А где тогда гора Бейкер? Гора должна быть видна.
Он присел возле ручья и плеснул в лицо холодной воды. В мозгу вспыхнуло воспоминание. Возгорание двигателя. Передний отсек самолета заполняет дым. Надо было покинуть машину. Но как? Ползком. Он прополз через огонь и дым, нашел лаз в бомбовой отсек. Самолет распался на части. Он выпал… без парашюта. Нет. Такого не было. Не могло быть.
Он рыскал по лесу, как ему казалось, уже целые часы, когда вдруг затряслась земля. Посыпались сверху сосновые шишки, зашевелилась лесная подстилка. Пронзительно вскрикивая, вылетели из ветвей птицы всех цветов радуги. Дрожь усилилась, Мика упал на колени.
Землетрясение?
Трещала и лопалась древесина. Гигантские стволы дрожали все быстрее и быстрее, пока не превратились в размытые пятна и земля вокруг них не взорвалась неровными кусками. Корни деревьев, подобные артериям, соединявшим их с сердцем земли, выдергивались из почвы. Они танцевали вокруг, как ноги паука, взбирающегося по паутине. Деревья карабкались вверх, отбрасывая комья земли. Валуны отлетали прочь с громоподобным ревом, перекрывавшим испуганные вопли зверей.
Лес пер вверх, оставляя за собой голую равнину. Мика не заметил, как поднялось и его тело. Сперва он двигался медленно, будто подхваченный нежным потоком, но вскоре набрал скорость и помчался вверх, пока не поравнялся с летящими деревьями.
Как подхваченный смерчем мусор, вертелась вокруг лесная живность. Пролетавший кролик заглянул Мике в глаза и спросил:
– Это ты сделал?
Мика заморгал. Это кролик сейчас говорил со мной?
– У тебя со слухом плохо?
– Не знаю.
– Врешь, – сказал кролик и отвернулся.
Лес воспарил выше облаков, в сверкающее сияние, становящееся все ярче и ярче. Волны жара проходили сквозь тело. Вокруг вспыхивали пламенем деревья, алый и золотой огонь танцевал в пространстве. Над этим адом соткался ослепительной вспышкой свет.
Налетев на что-то твердое, Мика остановился.
Он лежал на земле, окутанный зелеными плетями. Кто-то стоял рядом. Женщина. Мика с трудом сел и огляделся. Здания, окруженные далекими зелеными холмами. Беллингэм? Нет, не Беллингэм. Что-то тут было странное, но так сразу и не понять, что.
Он поднялся на ноги, его качало. По дороге бежали трое в оливковой форме. Деревянные дубинки, кожа цвета картофельной кожуры. Узкий разрез глаз. Кричали что-то на языке, который он раньше слышал, но не понимал. Думай, думай! Что это может быть?
Тут до него дошло, и живот свело судорогой.
Джапы!
Солдаты подбежали ближе, и Мика вздернул руки вверх. Они заговорили с женщиной. Когда разговор окончился, женщина пошла прочь.
Солдаты прошли мимо – их внимание было сосредоточено на чем-то у него за спиной. Он обернулся и увидел тело американского летчика. Горло и желудок горели так, будто он глотал раскаленные угли. Солдаты, не обращая на него внимания, показывали на тело и смеялись. Вот сволочи!
Мика сдвинулся чуть в сторону, чтобы рассмотреть получше, и задрожал, увидев лицо мертвеца. Этого не может быть!
Но от правды было не спрятаться – на земле лежало его собственное тело. Господи Иисусе, что за чертовщина? Я умер? Этого не может быть!
Но в глубине души Мика знал правду. Солдаты не обратили на него внимания, потому что его не видели.
Он оглядел дорогу и заметил вдалеке ту женщину. Что-то подсказало ему, что надо идти за ней.
Глава пятая
Пока Киёми шла к заводу по берегу реки Энкогава, мысли у нее разбегались, как кусочки мозаики, которую надо собрать. Мысленно она рисовала себе портрет погибшего летчика. Жаль, что не удалось лучше рассмотреть его глаза. Что бы они ей открыли? Этот человек был ее врагом. Он бы убил их всех, представься ему случай, и все же она не могла заставить себя его ненавидеть. Может быть, из-за того, какой смертью он погиб. Наверняка он с ужасом смотрел на несущуюся к нему землю. Она знала, что это не должно ее волновать, но ее сочувствие не могли заглушить даже барабаны войны.
Старый охранник Мико поклонился ей у ворот. Когда-то внушительная, его фигура усохла от скудного пайка.
– Доброе утро, Киёми-сан.
Киёми ответила на поклон:
– Доброе утро, Мико-сан.
– Вы видели бомбардировщик?
– Хай.
– Как вы думаете, военные это чудище сбили?
– Не могу сказать, – ответила Киёми и пошла на завод.
Завод «Тойо Кёгё» выпускал все – от деталей самолета до винтовок «Арисака». Киёми как раз работала в цеху, выпускавшем стволы этих винтовок. У входа в цех она остановилась. Ее товарищи по работе уже были заняты у своих станков. Гудели с металлическим стуком шестерни, в воздухе стояла вонь пота и машинного масла. Висели на серых стенах плакаты с патриотическими лозунгами вроде «Сто миллионов сердец бьются как одно, восемь углов мира под одной крышей» или «Мы не прекратим огонь, пока наши враги не прекратят жить!» Но эти слова потеряли смысл, когда главным врагом стал голод.
Киёми поспешила к своему шкафчику, чтобы оставить там бэнто и тревожную сумку. Но не успела она направиться к своему токарному станку, как перед ней, широко улыбаясь, возник Ю Лисам.
– Хорошо ли вы себя чувствуете сегодня, Киёми-сан?
Возле берега компания построила двухэтажное общежитие и завезла туда корейских рабочих – заменить призванных в армию японских мужчин. Поскольку других молодых людей поблизости не было, кое-кто из японок заинтересовался корейцами, и не без взаимности. Одно время Лисам был влюблен в Киёми, но она на его авансы не ответила. Хотя он с его резкими скулами и блестящими глазами казался ей даже красивым, она знала, что из таких отношений ничего хорошего не выйдет.
– Хай. Спасибо, все хорошо.
– Вы сегодня бледны. Вы ели?
Этот вопрос вызвал у нее раздражение. Лисам знал о дефиците продуктов в Хиросиме, и ходили слухи, что компания кормит корейских рабочих лучше, чем питается средний японец. Чтобы скрыть недовольство, она улыбнулась:
– Мне пришлось долго идти пешком. Сейчас мне лучше.
– У меня есть еда, если вы голодны.
У Киёми при мысли о еде в животе забурчало, но носить его он она не станет. Не хочет быть у него в долгу.
– Спасибо, Лисам. Я принесла с собой обед.
Он отступил в сторону, пропуская ее. Вслед ей испытующим взглядом смотрела Хару. Она отошла от своего станка и пошла к Киёми, улыбаясь во весь рот. Киёми знала, что Хару неровно дышит к Лисаму, и надеялась, что Лисам об этом увлечении не знает. Как и многие женщины на заводе, Хару была вдовой войны. Ее муж Маса погиб геройской смертью в битве при атолле Мидуэй – по извещению морского министерства. У Киёми по этому поводу были сомнения.
– Доброе утро, Киёми-сан.
Киёми остановилась у своего станка.
– Доброе утро, Хару-сан.
– Вы видели падение бомбардировщика? Все так радовались!
Киёми проверила, что подвижный центр вставлен в шпиндель, хвостовик в задней бабке закреплен, а суппорт отодвинут, оставляя место для вращения детали.
– Я об этом слышала. Сама не видела, как это было.
– Как вы могли не видеть? Самолет рухнул прямо над городом!
– Простите. Я в это время думала об Ай.
Хару слабо улыбнулась в ответ. Киёми знала, что за беспокойство о дочери Хару ее критиковать не будет.
– Это что такое? – спросил незаметно подобравшийся к Хару сзади господин Акита.
Хару обернулась к нему, глаза у нее расширились.
– Простите меня, господин Акита-сан. Немедленно вернусь к работе.
Господин Акита выпятил грудь, как петух перед дракой. Похожий на карликовое пугало с яростными черными глазами, он никогда не упускал случая подчеркнуть свою власть.