– Вы хотите, чтобы я пошел с вами?
– Я сейчас как будто живу две жизни. Наяву и во сне. И как-то получилось, что вы есть и там, и там. – Она взяла его за руку. – Я вам говорила, что до войны танцевала с американцами?
– Помню, вы что-то говорили о моряках.
– Они были совсем не такие, как вы.
– Это хорошо или плохо?
– Хорошо.
Мика уставился на ботинки, скованный внезапной застенчивостью.
– Если бы вы тогда были со мной знакомы, стали бы вы танцевать со мной?
– Я буду танцевать с вами сейчас, – прошептала она.
Он вскинул голову, осмотрелся.
– Здесь? На мосту?
– Почему бы и нет? – Киёми похлопала себя по бедру. – Обнимите меня за талию.
Мика обнял ее тонкий стан. Это было так правильно, так идеально, что сомнения и страхи, накопленные за годы отказов, растаяли.
– Должен предупредить, я не танцевал с четвертого класса, когда моя учительница поставила меня в пару с Молли Перкинс.
– И как все прошло?
– Насколько я помню, Молли вопила каждый раз, как я наступал ей на ногу.
– То есть вы никогда не танцевали с женщинами?
Он стиснул зубы:
– Никогда.
– Значит, мне выпала честь быть первой.
Прежде он не знал ни одной женщины, что могла бы внушить ему такую уверенность, как Киёми. С ней все казалось возможным.
– Какой танец будем танцевать?
– Можем попробовать джиттербаг, например, или вальс. Свинг приятная штука.
– Если вы меня в пылу свинга с моста не сбросите.
– Вы забавный, Мика-сан. Знаете что? Давайте приятный медленный танец? Бок о бок, как раскачивающаяся на ветру трава?
– Это я, наверное, смогу.
Киёми шагнула вбок, он последовал ее примеру. Тела их сблизились, и теплое дыхание коснулось его шеи. Она положила голову ему на грудь.
– Сердце у вас довольно громко бьется для покойника.
– Это вы заставляете его биться.
– Я навсегда запомню эту минуту, – сказала она.
Мика посмотрел на безмятежный город, на не знающую возраста реку, на звезды, мерцающие на черном холсте как светлячки, к которым они поедут в деревню. Прильнув щекой к волосам Киёми, он закрыл глаза.
Глава тридцатая
Киёми вышла на веранду и вдохнула утренний воздух. Город накрывало ярко-синее небо, и на нем не было ни облачка, только пылало августовское солнце. Дыхание ветерка шевельнуло фурин, запели стеклянные колокольчики. Слушая их музыку, Киёми вспомнила танец с Микой, и воспоминание наполнило ее надеждой. Через несколько часов они покинут Хиросиму и уйдут по горной тропе к Эми в деревню. И не будет больше голода, не будет бессонных ночей, полных страха американских бомб.
Услышав, что Ай выходит, она открыла глаза. Девочка на бегу громко попрощалась с бабушкой и дедушкой и посмотрела на Киёми со спокойной уверенностью, вызванной причастностью к большой тайне. Глаза ее сияли в утреннем свете, на губах играла заговорщицкая улыбка.
– Ты готова?
Ай похлопала по тревожной сумке у себя на боку.
– Хай. Я все взяла, и теплый капюшон. Но бомбардировщики сегодня не вернутся.
– Почему ты так уверена?
– Потому что налет кончился. Будет спокойный день.
Звено из трех бомбардировщиков кружило накануне над Хиросимой, вызвав воздушную тревогу, которая недавно прекратилась. Появление самолетов-разведчиков было делом таким частым, что никто уже особого внимания на них не обращал.
Киёми протянула руку:
– Пошли. Не стоит тебе сегодня опаздывать в школу.
На иве в саду верещали цикады.
– За городом так много насекомых, – сказала Ай. – А я больше всего люблю светлячков. Вы мне позволите ложиться позже, чтобы на них посмотреть?
Киёми отперла задвижку на уличной калитке.
– Ты будешь очень усталая после того, как Эми заставит тебя весь день работать.
– Хай. Зато хотя бы не надо будет спать в яме.
Киёми закрыла за ними калитку, остановилась, обвела взглядом крыши соседних домов. Сотни ворон, присевших на черепицах крыши, смотрели на нее сверху. Вдруг повеяло холодом.
– Мама, что случилось?
Сотни птичьих глаз сверлили ее взглядом. Нет, не дам им меня запугать. Уж никак не сегодня.
Она сжала руку Ай.
– Ничего, детка. Надо поспешить, а то опоздаем, и Кондо-сэнсэй будет тебя бранить.
– Кондо-сэнсэй никогда меня не бранит. Я у него любимая ученица.
Чтобы не думать о воронах, Киёми решила поговорить о предстоящем путешествии.
– Тебя тревожит наша дорога?
– Хай. Жаль, что мы вчера не ушли.
– Всего несколько часов осталось, моя радость.
– Эми говорила, что научит меня вязать.
– Правда?
– И готовить жареный рис с яйцом.
– Тебе понравится жизнь в деревне.
Вороны взмыли с крыш с бешеным карканьем, и этот скрежещущий звук отдался эхом в узких улицах. Когда птицы скрылись из виду, напряжение отпустило плечи Киёми.
– У меня от ворон голова болит, – пожаловалась Ай.
– И у меня, – согласилась Киёми. – Они мне Саёку напоминают.
– Нам не следует говорить о ней плохо, даже если это правда.
– Дедушка и бабушка будут по тебе скучать.
– И будут скучать по вашей готовке и уборке.
– Повсюду пыль, – сказала Киёми.
– И подгорелая еда на обед.
Господин Хамаи при их приближении поднял голову и прекратил подметать. Поклонившись, он сказал:
– Доброе утро, Киёми-сан. Доброе утро, Ай-тян. Как вы себя чувствуете в это прекрасное утро?
– Доброе утро, господин Хамаи-сан. Спасибо, у нас все хорошо. Как идут ваши дела?
– Не очень споро. Слишком много в городе солдат, а солдатам стрижка не нужна. Но дела пойдут лучше, когда кончится война.
– Вы думаете, она скоро кончится? – спросила Ай.
– Война не может продолжаться вечно, Ай-тян. – Он огляделся. – Я жду мира. Может быть, правительство восстановит наши красивые фонари.
Когда они миновали парикмахерскую господина Хамаи, Ай придвинулась ближе и спросила шепотом:
– Господин Хамаи прав?
– Насчет чего?
– Что война скоро кончится.
Киёми оглядела закрытые ставнями магазины вдоль улицы.
– Можем только надеться.
– А тебе будет не хватать городской жизни? – спросила Ай.
– Мне будет не хватать рек. А тебе?
– Я готова уехать.
Возле национальной школы Накадзимы играли дети – будто бабочки порхали над цветущим лугом. Киёми остановилась у края площадки. Глядя на борющихся мальчишек и хихикающих девочек, она пыталась себе представить их через несколько лет, взрослыми. Хотелось надеяться, что они создадут мир получше того, что сделали их родители.
– Я скучаю без Дзюн, – сказала Ай грустно. – Все жду, когда она вернется.
– Должно быть, уже недолго осталось. – Киёми заметила, что цепочка выбилась из-под блузки Ай, и осторожно взяла рукой маленькую серебряную луну. – Это надо держать поближе к сердцу, согласна?
Она опустила цепочку за воротник блузки.
Лицо Ай стало серьезным, темные глаза наполнились нежностью.
– Мама, я вас люблю. Я очень-очень вас люблю!
– И я тебя люблю.
Ай посмотрела в сторону школы, потом опять на Киёми.
– И сегодня будет наш великий день?
– Будет.
Ай придвинулась ближе и поцеловала Киёми в щеку. Отодвинулась с улыбкой:
– Сайонара, мама!
– Сайонара, Ай-тян.
Киёми смотрела вслед Ай, бегущей к своим одноклассницам. И смахнула слезы украдкой, чтобы Ай не видела.
Потом направилась к остановке «Мост Айои». В суровых лицах пассажиров, скопившихся на платформе, ощущалось напряжение. После потери Окинавы уже недолго было ждать вторжения союзников на главные острова Японии. Что это значило для Хиросимы? Некоторые продолжали утверждать, что американцы не подвергнут город разрушению или пожару от зажигательных бомб.
Со стороны Соколиного города подъехал, лязгая и дребезжа, трамвай.
Киёми встала в очередь, двигающуюся к открытой двери. Войдя внутрь и готовая уже занять пустое сиденье, она вдруг услышала, как ее окликнули. Сзади ей махала рукой Уми.
– Рада вас видеть, Киёми-сан!
– Доброе утро, Уми-сан. – Киёми села рядом. – Не ожидала вас встретить.
Трамвай дернулся вперед, мощная вибрация отдалась у Киёми в позвоночнике. Когда трамвай переезжал мост, она глянула на реку через пыльное окно. Там два человека шестами проталкивали устричную лодку через мель, и над мачтой кружили чайки. На берегу стояли старик и мальчик с удочками, лески уходили в неторопливое течение. На куполе Выставочного центра играло солнце. На дороге толпились эвакуированные, спешили на заводы по тротуарам рабочие. Молодая женщина, одетая в кимоно в нарушение дресс-кода, пробиралась сквозь их толпу, неся на спине ребенка. Киёми уже дождаться не могла, пока суета городской жизни окажется позади.
– Я должна вам кое-что показать, Киёми-сан.
Уми протянула левую руку. На безымянном пальце блестела золотая полоска с маленьким бриллиантом.
– Ёсио позвал меня замуж. Правда, чудесно?
Воспоминания о собственных разочарованиях вспыхнули в мозгу Киёми. Любовь ее не баловала ни уважением, ни добротой, но портить счастье Уми она не станет. Уж тем более в день, когда будущее видится светлым, как утреннее солнце, льющееся в окна.
– Рада за вас, Уми-сан. Когда будет свадьба?
Уми любовалась кольцом.
– Мы еще не назначили дату. Ёсио хочет подождать до осени.
– Можно провести церемонию под открытым небом, когда станет прохладнее.
– Хороший план, Киёми-сан. Вы придете? И можете привести Ай-тян.
Они не смогут появиться на свадьбе Уми, если будут жить в деревне, но сказать этого Уми она сейчас не могла.
– Для нас будет честью присутствовать.
– Прекрасно! – сказала Уми. Сняла кольцо и протянула его. – Примерьте, Киёми-сан.
– Не могу, что вы!
– Пожалуйста. Хочу посмотреть, как оно на вас выглядит.
Вздохнув, Киёми взяла кольцо. К ее удивлению, оно легко наделось на палец.