гэта. Дребезжали и постукивали трамваи, везущие людей на работу.
Мика остановился наверху лестницы, ведущей к реке Мотоясу. На дальней набережной на куполе Выставочного центра играло солнце. Старик и мальчик, удящие рыбу на другой стороне реки, напомнили ему Ливая с сыном. Двое на устричной лодке отталкивались шестами, направляясь к открытой воде. Метались чайки, слышался их привычный крик.
– Эй, привет, Мика-сан! – сказал Ода, поднимая взгляд от стоящей у него на коленях миски с рисом.
Мика забрался на борт устричной лодки, обходя ее капитана Рё, пробрался на корму и выглянул через борт. Там подросток внимательно проверял свернутый парус.
– Рё выводит лодку в море?
– Похоже на то, – ответил Фрэнк.
– Дурак он, – буркнул Ода. – Его американская подлодка потопит. Они сейчас Внутреннее море патрулируют.
– А вы собираетесь с ним?
Фрэнк поставил пустую миску на палубу, и она исчезла.
– У меня дела в городе. А Ода мог бы.
– С гейшами у него дела, – буркнул Ода.
Фрэнк отмахнулся от него.
– А у тебя, Мика-сан, как что? Киёми скоро замуж выходит? Если да, приходи жить к нам.
– Это если не хочешь посмотреть, как она с новым мужем любится, – добавил Ода.
– Я по этой причине и пришел. Ухожу сегодня вечером.
У Фрэнка сжались челюсти.
– Уходишь? Куда?
– В деревню, с Киёми и Ай.
Фрэнк и Ода обменялись заинтересованными взглядами, и Фрэнк сказал:
– Значит, Киёми замуж не выходит. Как тебе это удалось?
– Это ее решение, я ни при чем.
– Она знает, что ты пойдешь за ними?
– Мы это обсудили.
– Тогда мы за тебя рады. Правда же, Ода-сан?
– Фрэнк рад, а я нет. Надо бы тебе остаться с нами.
– Ода давно уже ничему не рад.
– И это правда, – сказал Ода.
– Но ты, Мика-сан, доволен? – спросил Фрэнк.
– Не волнуйтесь, – ответил Мика. – Я свое место в этом мире знаю.
– Твои чувства к Киёми весьма глубоки.
– Да.
– В таком случае, наверное… – Фрэнк слез с бочки и встал, схватившись за планшир и всматриваясь во что-то на той стороне реки.
– Что там? – спросил Мика.
– Не знаю даже. Что-то такое почувствовал.
– И я тоже, – сказал Ода. – Как статика в воздухе перед грозой.
Рё и мальчик прекратили работу и уставились в небо, будто почувствовали то же, что Фрэнк и Ода. Мика открыл рот, хотел спросить, и…
Сверху вспыхнул ослепительный свет, будто солнце разорвалось на миллиарды кусков. Кинжальный белый огонь обрушился на открытый город, заливая людные улицы. Дома разлетелись в клочья. Воздух наполнился черепицей, деревом, бумагой ширм, и когда вспышка достигла реки, она выжгла окна Выставочного центра и расплавила купол. Дома и магазины вдоль набережной провалились внутрь себя, деревья выдернуло из земли и унесло прочь. Взрыв пронесся над рекой, увлекая воду в небо огромными лоскутами выше набережной, потом обжег лодку невообразимым жаром. Она разлетелась горящими кусками дерева, тут же превратившимися в пепел. Свет ударил Рё и мальчика, и тела их распались, кожа слетела с мышц, мышцы с костей, кровь испарилась клубящейся пылью. Взрывная волна пронеслась сквозь Мику, породив такую отчетливую боль, что он подумал, будто каким-то образом умирает еще раз. Его сбросило с распавшейся лодки и ударило оземь, а наверху бушевало обозленное пламя. Мика накрыл голову руками и закрыл глаза от ужаса. Внутри у него кололо, будто электрический ток пульсировал по жилам. Но постепенно обжигающий жар вспышки стал спадать, и когда боль отступила, он смог сесть.
– Что за черт! – прошептал он.
Вокруг него повсюду взлетали вверх хитодама, их было столько, что небо окрасилось синими мазками.
Такого не может быть.
Его сдуло прочь от реки на кучу дымящихся стропил и черепицы. Мика протер глаза. Все дома вокруг сравнялись с землей.
Тысяча бомбардировщиков не могла бы такого сделать.
Тут до него дошло: новое оружие. Атомная бомба. Да, это должна быть она. Он читал в научных журналах о разрушительной силе такого оружия, но даже представить себе не мог, что его используют против людей. Боже мой, что мы натворили?
Он встал. Кругом клубилась желтая пыль и хлопья сажи.
– Мика, ты как?
Фрэнк, шатаясь, подошел ближе.
– Город…
– …разрушен. – Фрэнк остановился, схватился за колени. – Как это возможно?
От чувства вины Мика не мог сказать ни слова, тем более поделиться тем, что знал про атомную бомбу.
– Где мы?
– Если посмотреть на Выставочный центр, я бы сказал, что мы стоим в районе Накадзима-Хонмати – в том, что от него осталось.
Накадзима-Хонмати, место, которое он последние три месяца называл своим домом. Не могло оно исчезнуть. Вдруг Мику охватила паника.
– Я должен найти Киёми.
Всюду вокруг взлетали к небу Хиросимы хитодама. Фрэнк покачал головой:
– Ты посмотри на них. Разве тут мог кто-нибудь выжить?
– Не знаю, но попытаться я должен, – ответил Мика.
Он посмотрел на ту сторону реки, туда, где был завод «Тойо Кёгё». Над городом клубился серый дым, пронизанный языками пламени. Он закрывал обзор, но Мика видел достаточно, чтобы понять, с чем придется иметь дело.
– Она ехала на работу. Если повезло, она оказалась там до взрыва. А завод прикрыт холмом.
Фрэнк снял очки. Закрыв глаза, потер пальцами переносицу.
– А как же Ай?
Мика оглядел горящие груды обломков, и от отчаяния ноющая боль сгустилась под ложечкой. Последний раз такое чувство у него было, когда он стоял на кладбище Беллингэма под холодным дождем и смотрел, как опускают в яму гроб его матери. На Накадзима-Хонмати обрушился огонь взрыва, и как могла Ай уцелеть в этом разрушении? Подойдя к Фрэнку, он положил ему руку на плечо.
– Ай я стану искать, когда найду Киёми. Можем только надеяться, что она выбралась.
– Меня надежда покинула, – ответил Фрэнк, надевая очки. – Мне надо посмотреть, что с моими родными в Хакусима Кукэн-тё. Молю богов, чтобы они были живы.
Ода вышел из реки с бутылкой сакэ в руках. Широко раскрытые глаза оглядывали эту ужасную сцену, дрожащие губы выдавали потрясение и боль.
– Наша лодка исчезла.
– Все разрушено, – ответил Фрэнк.
У Оды за спиной, шатаясь, спускалась по ступеням к реке толпа раненых. Их судорожные движения наводили на мысль о невыносимой боли. Ода рухнул на колени и взвыл:
– Я не могу ничем им помочь! Я человек без чести!
Он отбросил бутылку в сторону, закрыл лицо руками и зарыдал, трясясь всем массивным телом.
Фрэнк подошел к нему и крепко взял за плечо.
– Ты можешь помочь. Иди к ним, иди с ними. Увидишь, что кто-то приближается к опасному месту, шепни предостережение. Может быть, услышат.
Ода шмыгнул носом и уставился на Фрэнка остекленевшими глазами:
– Ты думаешь?
– Попробовать стоит.
Ода встал с земли.
– Сделаю, что могу.
Он двинулся в сторону бухты.
– Ты думаешь, он может помочь? – спросил Мика.
– Против такого? Нет. Но будет хоть чем-то занят, а то пил бы сакэ и себя жалел.
Мика с Фрэнком прошли к мосту Айои, через руины Накадзима-Хонмати. Повсюду валялись почернелые тела и скелеты. Мика вспомнил, как испарилось от вспышки тело Рё. Сколько других разделили ту же судьбу? Сколько людей вдруг исчезло, будто никогда их и не было в этом мире?
– Этот запах… – Фрэнк помахал рукой перед носом. – Как горелый спрут. Ужас.
Мика пытался не обращать внимания на страшную вонь горелых тел, но невозможно было отвлечься от постоянных напоминаний о смерти и страданиях.
Почти над всей Хиросимой повисла клубящаяся туча, с треском всасывающая пыль и обломки. Она разбухала вверх, меняя цвет от ярко-красного через коричневый до черного. Так же непрерывно взлетали в небо хитодама. Души умерших, избежавших ужаса жизни. У земли ветер набирал скорость, летели мимо пылающие красные искры. Живот снова свело судорогой, когда Мика понял, что эти искры – горящие куски дерева и лоскуты одежды, сорванной с жертв. У моста Айои Фрэнк показал в сторону холмов:
– Я сперва в Кио. – Он посмотрел вниз, на улицу Айои-дори. – Ты уверен, что хочешь отправиться на поиски?
На той стороне моста воздух заполнялся дымом от мелких пожаров, бушующих повсюду на месте бывших Отэ-мати, Ономити-тё и Саругаку-тё.
– Если Киёми выжила, я ее найду.
– Тогда удачи тебе. Но если нет, твое сердце будет не первым, разбитым сегодня в Хиросиме.
Бетонный тротуар моста вздыбился, наружу торчала согнутая стальная арматура. Дымилось обугленное тело велосипедиста, сплавившегося со своим велосипедом. Мика остановился на середине пролета. Внизу толпились у воды выжившие, у большинства кожа почернела как горелое мясо или была залита кровью. Бревнами плавали по воде тела. Если не считать одиночных криков, все было спокойно. Никто не толкался, не лез в драку. Вверх и вниз по берегам на доступных клочках земли растянулись раненые.
Мика шел по мосту, ощущая проникающий сквозь подошвы жар. Валялись перепутанные обрывки высоковольтных проводов, обломки телефонных столбов и стальных опор трамвайного провода, все они показывали на восток. Подобно снегу падал пепел, покрывая мертвые тела. Мика опустился на колени, сделал глубокий вдох. У его ног валялась груда мяса, и воздух над ней дрожал, переливаясь.
– Господи Иисусе! – прошептал Мика.
Из темноты, шатаясь, выходили выжившие – поодиночке и мелкими группами. У некоторых распухли лица. Даже зная, что они его не видят, Мика все равно не мог смотреть им в глаза. То, что с ними сделали, было за пределами жестокости.
Он пробивался вперед, навстречу невероятному жару, бьющему в лицо от бушующего вокруг пламени. В клубах дыма и пепла показалась обугленная коробка трамвая. Мика шагнул через дымящиеся тела, чтобы заглянуть внутрь. Пассажиры погибли на месте, тела их превратились в куски угля. На улице длинной чередой тянулись в сторону холмов уцелевшие. Могло ли быть, чтобы Киёми, если выжила, стала искать убежища за городом? Нет. Она ни за что не бросила бы Ай.