– И где эта пещера?
– На западном берегу Хонсю, недалеко от Мацуэ.
– И как ты собираешься туда попасть?
– По горной тропе. Другого пути нет.
Мика посмотрел на тело Ай, потом снова на Киёми.
– Я пойду с тобой.
– Я и одна могу.
Это его уязвило, но он взял себя в руки и сказал:
– Мне бабушка всегда говорила, что для двоих дорога короче.
– Мика, я…
– Прошу тебя, – взмолился он. – Я хочу это сделать. Для тебя и для Ай.
Киёми снова уставилась на обугленное тело Ай. Вспомнилось, как Ай, лежа рядом, клала голову на сгиб ее руки.
– Хотелось бы мне снова ее обнять.
– Хочешь сделать это сейчас?
Она кивнула, села, подогнув под себя ноги.
– Тебе придется мне помочь, – сказал он.
– Попробую.
Киёми подсунула руки под тело Ай.
– Может не получиться.
– Получится. Сделаем так, чтобы получилось.
Мика прокашлялся.
– Ну, ладно. Поднимаем на счет «три». Один, два, три!
Киёми напряглась, принимая вес тела Ай, выдохнула, подтягивая его к себе, а Мика подталкивал с другой стороны. Сперва тело оставалось неподвижным, потом начало медленно подниматься.
– Получается!
– Тяни! – выдохнул Мика со стоном.
Когда тело Ай поднялось до бедер Киёми, оно стало ощущаться чуть легче. Киёми прижала почерневший труп к груди, щекой склонилась к голове Ай и стала покачиваться с залитым слезами лицом.
– Прости меня, любовь моя, надо было тебя послушаться. Посмотри, что сделали с нами мое упрямство и глупость. Прости, прости меня. – Она прижала Ай сильнее. – Я приду за тобой. Я не брошу тебя в темноте.
Ветер стал сильнее, и тело Ай начало крошиться, облетая хлопьями пепла. Киёми обняла ее крепче, будто это могло спасти останки Ай от разрушения, но чем сильнее она прижимала ее к себе, тем больше сыпалось пепла. Постепенно ветер сдул всю обгорелую плоть, и остались лишь кости и черный ком в грудной клетке. Сердце Ай. Киёми обернула лунную цепочку вокруг черепа Ай и поцеловала в макушку.
– Ты всегда была хорошей девочкой.
Мика помог Киёми встать.
– Попробуем ее похоронить?
Киёми покачала головой:
– Нет. Пусть ее кости покоятся со всеми, кто погиб сегодня здесь.
Глава тридцать третья
Утро принадлежало мухам. Они жужжали черными роями в сумеречном воздухе, опускаясь на мертвых и раненых. Мика стоял на мосту Айои вместе с Киёми, глядя на то, что осталось от Хиросимы. Над развалинами, покрытыми красновато-коричневым пеплом, поднимался дым, и город, сравненный с землей, напоминал кратер вулкана. Меньше суток назад город был жив, стучали трамваи по рельсам на людных улицах, сновали тележки и велосипедисты, кричали и смеялись дети на площадках, рыбаки разворачивали паруса, ловя ветер. Сейчас Хиросима стала склепом. Пробирался по реке пароход, плюясь черным дымом. На носу стояли двое, длинными шестами с крюком на конце подцепляя трупы. Берег усеяли мертвые крабы и лопнувшие рыбы.
– Все храмы в Тэра-мати разрушены, – сказала Киёми.
– Да.
– Надо было монахам усерднее молиться о мире.
Они перешли мост. Разбитые тротуары искривились зигзагами, закаленная сталь арматуры обнажилась как ребра. Странные тени на дороге были похожи на людей. Это жар взрыва выжег такие тени?
Асфальт под ногами был горяч и вязок. На набережной стоял старик с поднятыми руками и что-то говорил нараспев с большим чувством.
– Буддистская молитва об усопших, – объяснила Киёми.
Долго же ему придется молиться, подумал Мика.
Мертвецы усеяли дорогу и щебень обочин, почерневшие изломанные тела, без глаз, с оторванными конечностями, просто выбеленные скелеты. Рядом с телом молодой женщины сидел мужчина средних лет. Она была покрыта белой материей, голова ее покоилась на подушечке. Рядом стояла миска риса. Мужчина гладил ее по волосам, что-то тихо приговаривая. Длинными чередами шли к холмам выжившие, другие шли им навстречу в город.
– Это наверняка люди из деревень ищут родственников. А найдут они только горе. Хиросима мертва. Что случилось, то случилось.
Мика не сразу переварил ее слова. Как она может так легко воспринимать трагедию? Будь такое в Беллингэме, он бы захотел кого-нибудь убить.
И эта мысль навалилась на него всей своей тяжестью. Он хотел мести, когда убили Ливая, и ничего хорошего из этого не вышло. Может быть, Киёми права. Что хорошего может получиться, если продолжать ненавидеть?
Трудились солдаты в медицинских масках, собирая трупы. Они были обнажены до пояса, пот блестел на плечах, и вокруг их голов гудели мухи. Пара солдат обыскивала мертвецов, собирая часы, авторучки и вообще все ценное, что могли найти. Киёми помрачнела:
– Что случилось с этим миром?
От двух штабелей трупов поднимался дым, над ними ревело пламя. Между погребальными кострами вились серебристо-фосфоресцирующие ленты. Дым, смешиваясь с раздуваемой ветром пылью, придавал воздуху золотистый оттенок.
Они пристроились к группе эвакуированных, уходящих из города на север. Старики, с трудом держащиеся на нетвердых ногах, люди с неподвижными лицами, дети с широко раскрытыми глазами, пытающиеся осознать эту новую реальность. Многие из них несли на себе отметины серьезных повреждений – почерневшая и ошпаренная кожа, порезы и ссадины. Среди раненых попадались и уцелевшие – эти шли с опущенными головами, будто стыдясь перед теми, кто пострадал. Никто не скулил, никто не рыдал. Люди сохраняли спокойствие и дисциплину вопреки страданию и невообразимому горю. Как они смогли принять этот страшный поворот судьбы? Они все верили, как Киёми, в мантру «что случилось, то случилось»?
Киёми шла с решительным лицом, в глазах ее не было слез. Уж лучше бы она прокляла его и Америку за уничтожение всего хорошего, что было в ее жизни.
– Это не та дорога, которой вы шли к усадьбе Эми.
Она приподняла брови:
– Нет. Мы сейчас идем в сторону поселка Мукаихара, но потом уйдем с дороги и пойдем по тропе через горы.
– И ты уже ходила этим путем?
– Нет.
– Как же ты узнаешь, какую дорогу выбрать?
– Узнаю.
Эти ее загадочные ответы его тревожили, но он решил не настаивать, предположив, что в основе ее уверенности лежит какое-то сверхъестественное начало.
Над непрозрачным воздухом, накрывшим Хиросиму, вставало солнце. Яростные лучи прорезали дымку пламенными мечами, у Мики под их ударами заболела шея. Он подумал о получивших ожоги – как они должны сейчас страдать от жары.
Чем дальше от города и выше в горы, тем слабее становилась вонь гниющего мяса. Слабое облегчение.
Старик, идущий рядом с какой-то женщиной и девочкой, обернулся к Мике:
– Американец?
– Да.
– Пилот?
– Бомбардир.
– Из того самолета, что сбили над Хиросимой в мае?
– Да.
– Ужасная вещь – война.
– Согласен.
– Я Эйто из Отэ-мати. Был владельцем веломастерской.
– Я Мика из Беллингэма в Вашингтоне.
– Очень приятно, Мика-сан. – Он показал на женщину и ребенка. – Моя невестка и внучка. Им повезло оказаться в поселке Футю, когда взорвалась бомба. Мне повезло меньше. Сейчас они направляются в дом моего брата в префектуре Тоттори. Сына забрали в армию, он умер от горячки на Новой Гвинее. Пристрелить надо этого Тодзё.
Эйто шагнул к своим родственницам и положил руку на плечо внучки.
– Как он смог тебя увидеть? – спросила Киёми.
– Он мертв, как и мы. Ты не заметила, как он светится? Среди нас есть какое-то количество духов, но подозреваю, что большинство убитых направились в Чистые Земли.
Она уставилась на свои гэта.
– Для меня это невозможно.
– Что?
– Отправиться в Чистые Земли. Я не воззвала к Амиде перед смертью. Наверное, знала, что должна остаться ради Ай.
Дорога вилась вверх между холмов, выше и выше, пока наконец не перестала быть видна оставшаяся позади Хиросима. Солнце с мучительной радостью следовало за ними. Киёми помахала рукой возле лица.
– Жарко и пить хочется. Как могу я хотеть пить, если я мертва?
– Твой мозг думает, будто тебе нужно пить. Это со временем пройдет. Но если ты хочешь чего-нибудь попить, тебе достаточно представить какой-нибудь напиток, и он появится.
У нее взметнулись брови:
– Правда?
– Протяни руку и представь себе, что держишь чашку с водой.
Она вытянула ладонь:
– Вот так?
– Да. Теперь представь себе себя же с водой.
Глаза ее сосредоточенно прищурились, и появилась фарфоровая чашка.
– Получилось! – сказала она.
– А как, ты думаешь, у Оды всегда была с собой бутылка сакэ?
Киёми поднесла чашку к губам.
– Холодная. Хочешь глотнуть?
Он не успел ответить, как она выплеснула воду.
– Не могу я пить, когда тут столько людей мучаются жаждой. – Чашка исчезла из ее рук, она замедлила шаг. – Что это там творится впереди?
Дорогу перекрыли люди с топорами и вилами, их были десятки. Один шагнул вперед:
– Придется вам повернуть обратно. Мы ничем не можем вам помочь, и еды у нас на всех не хватит. Шагайте обратно в Хиросиму.
– Нам надо пройти! – зарыдала какая-то женщина. – У меня сестра в поселке Тодзё.
– А у меня родные в Сёбаре! – добавил какой-то мужчина.
– Поворачивайте обратно! По этой дороге вы не пройдете!
Беженцы обменялись озадаченными взглядами, потом молча отступили. Эйто хмыкнул:
– Вот уж не думал, что увижу день, когда японцы восстанут друг на друга.
И все качал головой, уходя вниз вслед за своими родственницами.
– Какой ужас, – сказала Киёми.
– Война будит в людях худшее.
– Этих людей следует наказать, – сказала Киёми, когда они шли мимо этой группы. – Что дает им право так обращаться с другими?
– Голод, – ответил Мика шепотом.
Отойдя на какое-то расстояние, Киёми показала на отходящую тропу.
– Вот это наш проход, – сказала она. – Он ведет к Мацуэ.
Каменистая тропа уходила круто в горы, мимо зеленых лугов, украшенных желтыми, красными и лиловыми цветами. Вокруг серых камней резвились чистые ручьи, одиночные водопады проливались в омуты, где отражалось небо. Жаворонки, воробьи, малиновки распевали свои серенады из щебета и свиста. Растущие возле тропы дубы и клены приветствовали путников карманами желанной тени. Киёми шла молча, все ее внимание было сосредоточено на тропе. Мике хотелось говорить с нею, в нем схватились страдание и радость, и приходилось себе напоминать, что хотя сейчас она принадлежит к миру духов, это не значит, что всегда будет так, как сейчас. Найдя Ай, Киёми отведет ее в Чистые Земли, а он, Мика, останется здесь.