– Вы не туда идете. Надо было вам пойти на западо-юг.
– На развилке?
– Хай. Это частая ошибка. Люди думают, что в Мацуэ надо идти на западо-север, но этот путь ведет в Киото. Другая тропа уходит на западо-юг, а потом сворачивает к побережью.
– Мы благодарны вам за помощь, – сказала Киёми.
– Рада была помочь.
– Надо вернуться, – сказала Киёми.
Мика пристально смотрел на Тиё, прищурившись.
– Если ты так считаешь.
Они повернулись и пошли вниз по тропе. Оглянувшись, Киёми заметила, что Тиё исчезла. Что за странности?
На развилке они свернули на тропу, которую рекомендовала Тиё. Над ней балдахином простирались ветви дубов и кленов. Солнце, пробиваясь сквозь листья, рисовало на земле узорчатые тени. Мика то и дело оглядывался назад.
– Что такое? – спросила Киёми.
– Даже не знаю. Но что-то было в этой тетке… не в жилу.
– Что это значит?
– Ну, такое… странное. Во-первых, она не светилась, как нормальный дух.
– Можно бы вернуться, но если мы окажемся в Киото, то…
– Начисто выбьемся из графика. Нет, надо остаться на этой дороге и посмотреть, куда она приведет.
Дорога спускалась в долины, забиралась на гребни и снова уходила в травянистые расселины. Ближе к вечеру появились черные тучи. Киёми показала на небо, и Мика кивнул. Из ветвей донесся звук «по-по-по-по-по!» и эхом отдался над тропой. Киёми вздрогнула.
– Что с тобой?
– Слышишь этот звук? Крик кукушки. Тетя мне говорила, что так кричат души мертвых, жаждая вернуться к жизни. Не стоит нам идти ночью. Особенно когда вокруг гоблины.
– Гоблины?
– Ты мне не веришь.
– Мы с Ливаем две ночи провели на кладбище Бэйвью, пытаясь высмотреть призрака. Призрака так и не увидели, но видели светящиеся шары, плавающие вокруг надгробий. Если ты говоришь, что в этих горах есть гоблины, кто я такой, чтобы не соглашаться?
У Киёми поднялись брови. Никогда еще она не слышала, чтобы кто-нибудь ходил высматривать призраков. Мне еще много надо о нем узнать, решила она.
Окружающие тропу гранитные стены сдвинулись ближе, путникам пришлось идти друг за другом. Киёми позволила Мике идти впереди, потому что, вопреки его американским понятиям о равенстве, это было правильно. Приближалась буря, поглощая оставшийся еще свет. Когда тропа снова расширилась, Киёми опять пошла рядом. Над головой прогремел гром. Киёми посмотрела в небо, высматривая Райдзина и его двенадцать барабанов. Спустится ли он сегодня на землю, чтобы пожирать пупки?
С треском распорола небо молния.
– Идем, – сказал Мика, беря Киёми за руку.
Он отвел ее с тропы под крышу ветвей дерева янаги, сел, прислонясь к стволу ивы, и похлопал по земле рядом с собой. Киёми неохотно села рядом, решая про себя, надо ли рассказывать Мике, что янаги – дерево гоблинов?
Небо раскрылось, призрачными щупальцами хлынул на землю дождь. Вспыхнула в небе молния.
Киёми попыталась себе представить, что за существа передвигаются в темноте по этой тропе. Что-то загрохотало на ветру. Уж не кости ли это гасядокуро? Гигантский скелет, который бродит ночью. Он, конечно, раздавит их и головы пооткусывает, если найдет. Или это дзёрогумо, паук-великан, который может появиться в виде красивой женщины, чтобы соблазнить Мику и поймать его в паутину, а потом сожрать и переварить. А если это Саёка вернулась в виде мстительного онрё? Наполнил ли гнев сердце Саёки, когда ее поглотил огонь атомной бомбы?
Киёми вздохнула. Я мертва; почему я должна бояться этих тварей?
Она положила руку Мики себе на плечи, и он улыбнулся. Очень правильное ощущение, подумала она.
И, слыша в ушах стук его сердца, Киёми закрыла глаза, не думая больше о буре.
Глава тридцать пятая
Мика проснулся. Алмазами блестели капли дождя на листьях ивы, а Киёми спала, положив голову ему на грудь. Он грезил о подобной близости, но не верил, что такое может быть на самом деле. А сейчас, когда Киёми была так близко, отпускать ее очень не хотелось.
Киёми заворочалась, широко открыла глаза – посмотреть на Мику. Снаружи птицы щебетом и свистом приветствовали наступление нового дня. Где-то вдали журчала вода, переливаясь через уступ.
– Как спалось? – спросил он.
– Лучше, чем я ожидала. Спасибо тебе.
– Но я ничего не делал.
– Ты подарил мне чувство безопасности. Давно я его не испытывала.
У него ныли руки – так хотелось ее обнять, что это желание превозмогало здравый смысл. Он только надеялся, что она не увидит этой жажды в его глазах.
– Надо идти, – сказала она.
Он раздвинул ветви, и они вышли на яркое солнце. Пробиравшаяся через подлесок лиса внимательно посмотрела на них черными глазами.
Дорога после бури была мокрой. Киёми шла рядом, не возражая, и Мике было приятно видеть ее в лучшем настроении. Но через какое-то время Киёми остановилась и поднесла ко лбу ладонь, отгораживаясь от солнца.
– В чем дело?
– Мы заблудились. Тиё обещала, что дорога свернет на западо-север, а она ведет на западо-юг.
– Слишком далеко мы ушли, чтобы возвращаться.
– Надо было позволить тебе нас вести.
– Я ж не из Японии. С чего бы это тебе доверять мне прокладывать путь до Мацуэ?
– Ты же изучал карты страны, когда летал на задания? Помогал пилоту выбирать маршрут?
– Нет, это работа штурмана. Моя работа была…
Он опустил глаза.
– Да, сбрасывать бомбы. Но сейчас это не важно. А важно найти дорогу в Мацуэ.
– И что ты предлагаешь?
– Я думаю… – Вдруг глаза у Киёми широко распахнулись, губы раскрылись. – Ты это чувствуешь?
– Что с тобой?
Киёми вскинула руки в стороны, будто балансируя на канате.
– Земля дрожит.
– Землетрясение?
– Нет, это не оно. – Она глянула на юг. – Вот этот звук. Громкий, как гроза, что была ночью.
– Не слышу ничего.
Киёми упала на землю и свернулась в клубок.
– Боже мой! Больно. Больно!
Мика опустился рядом и схватил ее за плечи.
– Что с тобой? Где болит?
– Спина, спина! Вся горит. Помоги….
Мика перевернул ее набок.
– Киёми, я не…
– Держи меня, Мика-сан. Обними.
Он прижал ее к груди.
– Что мне сделать?
– У меня кости стучат. Ты разве не слышишь? Ой, больно!
Мика ее покачивал и шептал:
– Я тебя держу, я рядом.
Киёми еще раз вздрогнула и затихла, успокаиваясь.
– Ох, прости меня. Извини. Я просто не понимаю, что это было.
– Еще болит?
– Нет, уже нет. – Она отодвинулась. – Это было как…
– Как что?
Она пристально посмотрела ему в лицо, и в ее глазах он заметил ту же муку, что была, когда нашли тело Ай.
– Как тогда, когда бомба взорвалась в Хиросиме.
– Понимаю, – сказал он, вставая с земли. – Давай поможем тебе встать.
Киёми поднялась и отряхнула землю с одежды.
– Я проклята и должна переживать это событие снова и снова?
– Не думаю.
– Тогда идем дальше.
Они забирались все глубже в горы. Со временем Киёми овладела собой и пошла с поднятой головой. Но все же он не мог избавиться от мысли: а не проклята ли она на самом деле?
Солнце било по шее и плечам, и хотелось лишь вытянуться на земле и заснуть. Ботинки волочились по дороге, взметая пыль. Что это со мной такое?
– Как себя чувствуешь, Мика-сан? Вид у тебя больной.
– Какая может быть болезнь без тела?
– Духовное тело у тебя есть.
– Это да.
Они пошли дальше, но с каждым шагом тело превращалось в свинец, а дорога тянулась к далекой равнине, где стояло туманное сияние.
Он споткнулся, она поймала его за локоть.
– Надо отдохнуть, – сказала Киёми.
– Да.
– Странное какое-то утро сегодня. – Киёми показала рукой на дуб. – Вон там тень.
– Тень – это хорошо.
Мика шагнул к дубу, пошатнулся, потянулся к дереву и рухнул на колени, потом свалился на землю. Его подхватило течение реки звезд, и сверкающая лента понесла его все дальше и дальше от земли, навстречу какой-то светящейся точке.
Глава тридцать шестая
Мика лежал на земле, и она вертелась под ним, и слышался острый запах соленой воды. Они так близко к Японскому морю? Застонав, он поднял голову. Когда предметы перед глазами остановились и стали ясно видны, Мика ахнул. Он сидел за столом в дедушкином троллере, напротив сидел Ливай, задумчиво вертя в руках стакан. Дедушка Финн стоял в камбузе, прихлебывая из кружки, пар оседал у него на бороде инеем. За иллюминатором шлепала по корпусу черная вода. Что сталось с Японией? Где Киёми?
Форменная одежда Ливая промокла от пота и крови. Лицо загорело до цвета затертой монеты, от глаз расходились гусиные лапки. Ливай глянул через плечо:
– Нальешь моему братцу? Похоже по его виду, что крепкое ему сейчас не помешало бы.
Финн со звоном поставил на стол еще стакан.
– Skjerp deg[1]. Если окосеешь, за человека считать тебя не буду. Тебе до рассвета еще сети ставить.
– Ты же, дед, знаешь, что дальше будет.
Ливай подмигнул брату. Финн вернулся в камбуз, ворча:
– Рыба вас, алкашей, ждать не станет.
Ливай наполнил стакан и подвинул Мике, потом поднял свой, предлагая тост:
– За нас, маленький братик. Мы ушли на войну и вернулись… мертвыми. – Он залпом проглотил содержимое стакана и налил себе снова. Мотнул головой в сторону деда. – Зато нас хоть шквал не потопил, когда за лососем гонялись. – Он посмотрел, прищурившись, на стакан, к которому Мика не притронулся. – Ладно, давай, братец. Только не говори мне, что ты в загробной жизни стал трезвенником.
Это все сон? Не может быть не сон.
Мика поднял стакан – ощущался в руке вполне реально. Выпил виски – обжигает.
Финн, шаркая, подошел к столу и жестом велел Ливаю подвинуться:
– Место дай.
Зыбь покачивала судно, постукивали друг о друга кофейные кружки на крюках над раковиной. Финн сел, сделал долгий глоток прямо из бутылки, потом вытер рот тыльной стороной ладони.