– Я был с братом. Сперва мы оказались у дедушки на троллере. Потом поплыли оттуда на берег. Кажется, мы были в Беллингэме. А кончилось наше путешествие у костра в лесу.
– Это было на небесах?
Он пожал плечами:
– Думаю, да. Какой-то из видов рая.
Теперь замялась она. Киёми знала, что это надо спросить, но от этого знания вопрос не становился легче.
– Почему ты не остался с ним?
– Почему ты не пошла к Мацуэ без меня?
Правильно было бы его здесь бросить, но она даже не рассматривала такой вариант. Ай верила, что Мика появился в их жизни не просто так. Чего ради сомневаться в мудрости дочери?
– Я понятия не имею, где мы.
– Если я смог найти дорогу обратно к тебе, то мы сможем найти дорогу и к Мацуэ.
– Хорошо. Что ты предлагаешь?
Он встал и потянулся.
– Можем с тем же успехом держаться прежнего курса. Скорее всего, он приведет в какую-нибудь деревню.
– И чем это нам поможет? Там никого не будет, говорить будет не с кем.
– Должен быть какой-нибудь дух, который сможет нам помочь.
Она поднялась с колен:
– Значит, надо идти.
Бок о бок они пустились по тропе. Киёми была намного веселее, чем раньше. Ее тревога от страха потерять Мику была не менее подлинной, чем та забота, которая занимала ее в первую очередь. Она поймала себя на том, что этот человек ей интересен. С чего бы это? Кое-какие ответы на этот вопрос возникали, но она их отбрасывала, считая такие мысли незрелыми, достойными разве что школьницы.
Возле грунтовой тропы недвижно стояли бамбуковая трава и клены. Фудзин, бог ветра, еще не открыл свой мешок, выпуская дежурный ветер дня. Вокруг жужжали мухи, на камне спала, вбирая тепло, черная змея. Порхали среди ветвей воробьи и синие мухоловки.
Примерно через час пути Киёми заметила, что Мика ушел в себя, как старая черепаха в собственный панцирь. И его угрюмость ее огорчала. Пусть молчание золото, но в его молчании ничего золотого она не видела.
– Тебе в радость было навестить брата?
– Приятно было его снова увидеть. – Мика сунул руки в карманы. – Он про тебя знает.
– Он нас видит?
– Видимо, так.
– Если твой брат нас видит, то могут и другие. Скажем, мои предки, или Банри и Саёка.
– Или Ай сейчас смотрит на нас.
От этой мысли Киёми улыбнулась:
– Хотелось бы. Тогда она знает, что я ее не бросила.
– Она знает.
Тропа завела их в бамбуковую рощу, потом вывела на равнину, где землю разбивали на террасы рисовые поля. За полями по обе стороны дороги стоял с десяток деревянных домов с остроконечными крышами. В поле работали мужчины без рубашек, в набедренных повязках и соломенных шляпах. Они вскапывали землю мотыгами, и кожа у них была под цвет кедровой коры. Трое чинили крышу дома. Две женщины мололи ячмень на старинной мельнице.
– Вряд ли кто-то сможет нам тут помочь, – сказала Киёми.
По дороге шли навстречу мужчина и женщина. Она опиралась на его руку и вертела головой из стороны в сторону, будто нюхала воздух. Когда они подошли ближе, Киёми заметила, что глаза у женщины белые, как молоко, и видят только темноту.
– Стоять на месте, – приказала женщина своему спутнику, когда они поравнялись с Киёми и Микой.
Мужчина скривился, будто наступил на колючку. Он был средних лет, с широким серьезным лицом и с глазами циника.
– Чего это мы остановились?
Женщина поклонилась:
– Я Мио Фуми. Это мой сын Дои.
– Вы нас видите? – спросила Киёми.
– Да. Я вижу вас, Киёми Осиро, и вашего американского друга, Мику Лунда. Вы же идете из Хиросимы? Вы погибли от бомбы, а Мика раньше.
– Вы знаете про бомбу?
– У дурных вестей вырастают крылья.
Мика подался поближе и шепнул:
– Она слепая!
– Мио – итако. Слепой медиум, который видит духов и может с ними говорить.
– Мать, ты меня опять в дурацкое положение ставишь, – сказал Дои, глядя в сторону деревни, не видит ли кто.
– Извините моего сына, он в мой дар не верит. – Мио махнула им рукой, призывая следовать за собой. – Поговорим у меня дома.
– Постойте! – сказала Киёми, и Мика остановился. Киёми опустила глаза. – Извините меня, но вы не подскажете, близко ли отсюда Мацуэ?
– Мацуэ? Совсем нет. Вы в Оно-мати, возле Хамады.
– Возле Хамады? Этого не может быть!
– Как вы сюда попали?
– Встретили на пути женщину, – сказал Мика, – и она показала нам дорогу.
– Как ее звали?
– Тиё, – ответила Киёми.
Мио кивнула.
– Тиё – лиса. Лисы обожают сбивать с толку путников, что живых, что мертвых. Ну, ладно – что сделано, то сделано. Пойдемте.
Киёми двинулась вслед за Мио, но остановилась, когда Мика вытянул руку.
– В каком смысле – лиса? Он хочет сказать, что Тиё – настоящая лиса, с хвостом и лапами?
– В Японии считается, что лисы обладают сверхъестественными способностями, в том числе умеют превращаться в людей. Мне следовало понять, что происходит: сразу перед появлением Тиё я заметила лису. Нам повезло, что мы встретили Мио-сан, правда?
– Подожду высказывать мнение, пока не услышу, что она нам скажет.
Мио ввела их в сельский дом, построенный на холме выше главных строений деревни. Возле дома росло старое дерево гиннан, и ствол его был толщиной с быка. В листве чирикали воробьи, возле двери кудахтали куры. Позванивал на ветру колокольчик-фурин, и невидимая рука сжала сердце Киёми, когда она вспомнила, как они вешали фурин вместе с Ай.
Мио остановилась снять гэта, потом оглянулась на Киёми с Микой.
– Свои можете не снимать.
Сёдзи были раздвинуты, щедро пропуская солнечный свет. В ирори светились красным угольки. Мио показала на подушки возле очага.
– Прошу, устраивайтесь поудобнее.
– Это сумасшествие, – хмыкнул Дои, потопал в дальний угол и набил себе трубку.
Киёми улыбнулась, увидев на полке фукусукэ. Тетя в Токио тоже держала такую фигурку. Она говорила, что куколка приносит удачу и делает человека щедрым в помощи тем, кто в нужде. Присутствие фукусукэ развеяло подозрения Киёми насчет Мио, и она опустилась коленями на подушку. Мика попытался последовать ее примеру с грацией пьяной мартышки, и она хихикнула, прикрывшись рукой. Когда все устроились, Киёми обернулась к Мио.
– Простите мою невоспитанность, но всегда ли вы были слепы?
– Да. Потому-то у меня и был муж-урод – так мне говорили.
– А давно ли вы можете видеть духов и говорить с ними?
– Сколько себя помню.
– И вам не было страшно?
Мио протянула руки к горящим углям.
– Призраки были моими друзьями с детства.
Мика посмотрел в другой конец комнаты:
– Отчего ваш сын не верит в ваши силы?
– Дои – человек практичный, как и его отец. Они видят только то, что прямо перед ними. – Мио опустила руки. – Итак, Киёми-сан, расскажите мне о себе все. Что-то я знаю из своих видений, но должна узнать больше перед тем, как дать согласие вам помочь. Ничего не утаивайте. Начните с детства. То, что вы мне расскажете, дальше моих ушей не пойдет.
Когда Киёми кончила рассказывать, угли в ирори выгорели в золу. Мио ничего не говорила, только кивала.
– Я вымазала грязью лица моих родных, – прошептала Киёми.
– Все мы иногда бываем виноваты в подобном преступлении. Но хорошо, что вы признаете свою ответственность за ржавчину вашего тела. – Молочные глаза повернулись к Мике: – Теперь, Мика-сан, ваш черед.
Мика заерзал на подушке.
– Особо рассказывать нечего.
– Вы сами знаете, что это не так. Рассказывайте все, или я превращу вас в курицу, а курятину мы тут любим.
Мика покраснел, и Киёми позабавило, что он поверил в угрозу. У итако такой силы нет.
– История Киёми куда интереснее моей.
– У меня есть отличный котел, в котором вас можно сварить, – ответила Мио.
Он начал рассказывать историю своей жизни – от бойскаутского детства, о годах, проведенных в старшей школе, когда его первой любовью стал бейсбол, и так далее, до самой своей гибели в Хиросиме.
Мио откинулась назад и дернула себя за нижнюю губу.
– И с самой своей смерти вы живете у Киёми?
– Да.
– И наблюдаете за ней, даже когда она купается?
У Киёми поднялись брови:
– Так поэтому я чувствовала в ванной дуновение холода?
Мика не поднимал головы.
– Однажды наблюдал. В исследовательских целях.
– Исследовательских целях?
– Пожалуйста, не проси меня объяснять мои мотивы. Прошу прощения, если оскорбил тебя.
Мио рассмеялась трескучим смехом.
– Почему вы думаете, что оскорбили Киёми? Вы мужчина, она – привлекательная женщина. Естественно, что ее тело вызывает у вас любопытство. Расскажите, почему вы решили остаться у Киёми?
– Она была первым человеком, которого я увидел после смерти.
– Это правда, – сказала Киёми. – Я видела, как он падал с неба.
– Вам было предназначено это видеть, – сказала Мио.
– Не поняла.
– Такова была ваша судьба – оказаться там в момент его смерти. Но Мика не говорит правды, почему он решил остаться у вас. Я полагаю, что у него есть на это причины, но иногда правда бывает так очевидна, что лучше не лгать и не выставлять себя дураком, так ведь?
Мика смотрел в золу очага, отказываясь встречаться с Киёми взглядом. То, на что намекала Мио, было правдой, но Киёми знала, что Мика никогда не попросил бы у нее больше того, чем она была готова предложить.
– Четыре Благородных Истины учат, что желание порождает страдание, и страдание можно прекратить, положив конец желанию. Тот, кто это придумал, явно никогда не бывал влюблен. – Мио улыбнулась, будто какой-то своей потаенной мысли. – Итак, вы направляетесь в Кю-Кудэдо искать Ай. И сколько времени вы уже в дороге?
– Двенадцать дней.
Мио заморгала:
– Двенадцать дней – и добрались только досюда?
Киёми опустила глаза к коленям:
– Нам пришлось задержаться.