певцы – распевать свой речитатив.
С моря надвинулся туман. Его прорезал нос корабля, за ним появился квадратный парус джонки.
– Сёрёбуни!
Киёми схватила Мику за руку.
– Сёрё… что?
– Корабль душ. После бона этот корабль, сёрёбуни, отвезет призраков обратно в мир духов.
– Но мы и так уже в мире духов.
– Хай. Но мы должны добраться до иного измерения этого мира.
Джонка подходила без звука, ближе и ближе – как судно из зловещего сна. Барабанный бой и речитатив замолкли, потому что монахи растаяли в воздухе, как клубы дыма.
У черной джонки было три мачты. На корме стоял одинокий человек, держа руку на штурвале, и то же синеватое сияние, что окружало священников, исходило от рулевого. Он был одет по старинной моде: золотое кимоно с алым камисимо сверху, длинные волосы на затылке, собранные в узел над черепом. Решительно выставленная челюсть и острые глаза, будто он хоть сейчас готов в битву. Эти темные глаза смотрели прямо перед собой, и по ним нельзя было понять, осознает ли рулевой присутствие Киёми и Мики.
– Надо взойти на борт, – сказала Киёми.
Мика подал ей руку, и она ее приняла, благодарная за то, что он в эту минуту рядом с ней. Они подошли к джонке, с которой на берег были спущены сходни. У Мики приподнялась левая бровь:
– Не помню, чтобы это здесь было.
Он кивком головы предложил ей пройти вперед, Киёми мелкими шажками прошла узкие сходни и ступила на палубу, Мика за ней.
– Что дальше?
– Смотри, Мика! – Она показала ему за спину.
Сходни исчезли, джонка отходила от пристани, следуя естественному изгибу гавани, и выходила на открытую воду.
– Интересно, – сказал Мика, поднимая взгляд к раздувающимся парусам.
– Что интересно?
– Судно в положении левентик, а паруса надуты так, будто ветер точно в корму.
– В каком положении?
– Идем прямо против ветра.
Мика подошел к планширу и взялся за него, расставив руки.
Киёми встала рядом. У них за спиной правил судном рулевой с непроницаемым лицом. Киёми подумала, кем бы он мог быть при жизни и сколько времени уже он вот так путешествует.
Михоносэки ушел в размытую желтую дымку, и джонка ожила, хлопая парусами при каждом порыве ветра. Мика смотрел на рулевого со смешанным чувством восхищения и подозрения. Киёми рассматривала звезды, раскиданные искрящимся одеялом над спящей землей, и сердце у нее билось быстрее при мысли, что вскоре она снова увидит Ай. Пожалуйста, пусть она меня помнит. Пожалуйста, пусто она простит меня за то, что я ее не защитила. Она посмотрела на воду и ахнула:
– Мика-сан, посмотри!
– Боже мой! – прошептал он, крепче сжимая планшир. – Мы летим!
Джонка парила в воздухе футах в десяти над поверхностью моря. У Мики на губах заиграла странная улыбка.
– Что с тобой? – спросила Киёми.
– Ничего, все в порядке. Просто вспомнилось, как я последний раз летел, тогда над Хиросимой… эй, ты посмотри на это!
У верхушек мачт плясали языки пламени.
– Мы горим?
– Нет. Это огни святого Эльма.
– Огни? Реальное пламя?
– Скорее атмосферное явление. Утечка электрического заряда. У нас на самолете такое бывало. Ты не бойся, от них вреда не будет.
Голубые огоньки сползли вниз по мачтам и расселись на планширах.
– Так, постой, – сказал Мика, оттаскивая Киёми от них. Никогда не видел, чтобы огни святого Эльма так себя вели.
Огоньки побежали по планширам, потом спрыгнули с кормы и собрались в светящийся шар. Он лопнул, оставив за собой переливающийся след синего света.
– Красивые, – сказала Киёми.
– Как ты.
Она обернулась к нему, и Мика отвел глаза.
– Прости, – сказал он. – Я имел в виду, что этот свет – красив.
Киёми ничего не сказала, но сердце у нее грохотало как барабан. Последний раз она испытывала подобное в Токио, с Сигео, и сейчас это чувство ее смутило.
Джонка шла вдоль цепи черных утесов, выпирающих из моря неровными зубами. Выступающие скалы принимали угрожающие формы, и легко было вообразить себе чудовищ и гоблинов, провожающих корабль взглядами. Джонка летела ровно, рука рулевого твердо держала штурвал, паруса чуть рябили на ветру. Впереди указателем сияла лунная дорожка. Продолговатые облака плыли по небу, будто спеша до рассвета добраться до места.
– Как во сне, – сказал Мика.
– Хай. Во сне внутри сна.
Он улыбнулся:
– Поэтично. Напомнило мне одну вещь, которую написал По.
Она смущенно уставилась на палубу, избегая взгляда Мики.
Судно летело на запад, луна превращала волны в белые ленты. Рулевой направил джонку ко входу в бухту, где к берегу прилепилась крошечная деревенька, за которой высился неровный и дикий обрыв. Возросшее давление прижало желудок Киёми к горлу.
Мика, опираясь на планшир, сказал:
– Снижаемся.
Джонка с тихим всплеском опустилась на воду и свернула к устью пещеры, преодолевая течение. Рулевой направил корабль ко входу – его арка поднималась из воды футов на двадцать или больше, и ширина была не меньше.
– Это и есть пещера пропавших детей? – спросил Мика.
– Нет. Это Син-Кукэдо, новая пещера. Говорят, что это место рождения Сада-но-Оками, покровителя полуострова Симанэ.
– Понимаю. То есть он для этих людей вроде бога?
– Хай. Синтоистское божество. – Она показала на стены пещеры. – Смотри, гладкие, как стекло.
– Наверное, работа волн.
Сверху капала вода, и Киёми открыла рот, ловя капли языком. Провела рукой по мокрым волосам и улыбнулась Мике.
– Источник пресной воды, попробуй.
Мика смахнул воду с лица и посмотрел на свод пещеры. Губы его раскрылись, пропуская воду в рот. Киёми показала вверх, на свод:
– Банри говорил, что там наверху лежит большой камень, и он упадет на любого, кто попытается пройти через Син-Кукэдо, затаив в сердце зло.
Мика закрыл рот и уставился на планшир. Вцепился в него руками, не сводя глаз с воды.
– Что с тобой, Мика-сан?
– Ничего, все в порядке, – ответил он приглушенным голосом.
Джонка пересекла всю пещеру и теперь подходила к какому-то гроту. Около него в воздухе реяли десятки чаек. Киёми никогда не видела, чтобы чайки летали ночью, и это зрелище ее озадачило. Шагнув к Мике, она показала на устье грота:
– Вот это Кю-Кукэдо.
– Пещера пропавших детей?
– Да.
– Почему ты так уверена?
Она коснулась его плеча.
– Любая мать такое почувствует.
Чайки отлетели прочь, когда рулевой подвел корабль ко входу. Коснувшись камня, корабль вздрогнул. Рулевой обернулся, посмотрел на утесы. Он был похож на древний кипарис, закаленный бурями.
– Дальше нам действовать самим, – сказала Киёми. – Я немного знаю про Кю-Кукэдо из рассказов тетушки. Мы сумеем найти Ай.
– Или она тебя найдет.
Мика протянул руку.
Она оперлась на нее и пошла за ним к противоположному борту, где появились сходни, ведущие на каменный берег. Киёми сошла по ним вниз, глядя на волны, которые разбивались о камень, взметая холодные брызги. На берегу она подождала Мику.
К гроту вела крутая узкая тропа. Остановившись у входа, Киёми обернулась и ахнула:
– Мика-сан, джонка исчезла!
Мика глянул через плечо:
– И правда, будь я проклят! – Обернувшись, он добавил: – Похоже, что уходить отсюда мы будем по суше.
У входа они остановились, чтобы дать глазам привыкнуть к тусклому свету. В темноте стонал ветер, и в голове Киёми этот звук превращался в голоса. Темнота рассеялась, открыв улыбающееся лицо каменного Дзидзо. Десятки таких статуй были расставлены по пещере, окруженные башенками серых камней. Возле башенок лежали волчки, шарики, куклы, всякие игрушки, пустые миски для риса и пары маленьких соломенных сандалий.
– Откуда все это?
– Призраки детей складывают по ночам камни, чтобы заслужить карму. Их родители приносят игрушки, еду и соломенные сандалии, чтобы дети не ранили ноги.
Мика замотал головой, пытаясь это понять.
– И чтобы все это принести, люди едут сюда изо всех уголков Японии?
– Хай. Поразительно, правда?
Летучая мышь мелькнула над головой и вылетела в ночь. Мика потер щеку, всматриваясь в глубину грота.
– Да ему конца и края не видно.
– Мы должны осмотреть всю пещеру.
– Почему не видно детей? Они ночью спят?
– Нет. Дети-призраки работают ночью, потому что боятся О-Хи-Сан, женщины-солнца. Наверное, сейчас они прячутся – испугались здоровенного американца.
– Ну, спасибо!
Киёми обошла каменные башенки, тщательно стараясь ничего не задеть. У некоторых статуй Дзидзо были стертые лица и разбитые основания, будто они стояли тут веками. Тропу перерезали следы пары крошечных ног.
– Мика-сан, посмотри.
– Что там? – Он наткнулся на башенку, и под сводами раздался звук сыплющихся камней, а за ним – пронзительный вопль. Мика застыл. – Ты слышала?
– Говорят, что дети кричат, если развалить их башенку.
– Почему я боюсь призраков? Я же и сам призрак.
– Они тебя не тронут, Мика-сан. – Она показала подошедшему Мике на следы. – Видишь? Они были здесь.
– Я и не сомневался.
Они двинулись дальше вглубь пещеры. Воздух стал влажным – с моря дул посвистывающий холодный ветер. От главной дорожки, идущей через весь грот, отходили тропинки, и каждая вилась мимо сложенных каменных кучек и внимательных Дзидзо. Киёми показала на белый камень, торчащий из потолка. Из отверстия над камнем капала медленная струйка, белая как молоко.
– Это родник Дзидзо, из которого пьют мертвые дети.
Киёми остановилась. Упершись руками в бока, она оглядывала пещеру. Такой же силы безнадежность она испытала у реки, глядя, что натворила атомная бомба. Она обернулась к Мике и по выражению его глаз поняла, что он почувствовал ее отчаяние.
– Где они могут быть? Где Ай?
– Ты сказала, что они могут прятаться. Если это так, тебе надо будет ее выманить.