– Как?
– Ну, не знаю… позвать ее. Ай должна отозваться на твой голос.
– Хай. Она придет, если я позову ее по имени. Спасибо, Мика-сан.
Она сложила руки рупором и крикнула:
– Ай! Ай! Это я, мама! Иди сюда!
Ответа не было. Киёми оглянулась на Мику.
– Не прекращай, – сказал он. – Она может быть дальше, чем ты думаешь.
Киёми двинулась вглубь грота, не прекращая кричать:
– Ай! Ай! Иди сюда, пожалуйста!
Они переходили из зала в зал, мимо каменных башенок, игрушек и статуй Дзидзо. Напоминание о любви такой сильной, что она выдержала натиск времени. У Киёми крепла мысль, что они потерпели неудачу, и от этой мысли росли боль и отчаяние.
Нельзя, чтобы Мика видел мое горе. Я должна…
Киёми рухнула на колени и закрыла глаза руками. Почувствовала, что Мика обнял ее за плечи, и повернулась, уткнувшись в него лицом.
– Ай здесь нет. Была бы – уже бы ответила. Я не смогла ей помочь, и сейчас она горит в аду.
– Нет, нет! Ты этого не знаешь. Не опускай рук, прошу тебя!
Ее лицо вспыхнуло от стыда. Нет у нее права обременять его своими бедами.
Киёми стерла слезы, посмотрела ему в глаза и была поражена увиденным сочувствием.
– Я не знаю, что мне делать.
– Зови ее, будь твердой. Заставь ее понять, что она должна к тебе прийти.
– Я попробую.
Она снова сложила руки рупором и крикнула:
– Ай Осиро! Я твоя мать! Иди ко мне немедленно!
Ничего не произошло. Киёми уронила голову на грудь.
– Мама.
Голова взметнулась вверх.
– Ты слышал? Девочка звала маму!
– Слышал, – ответил Мика. – Но Ай ли это была?
Она вскочила с каменного пола.
– Ай! Ай! Иди к маме! Мама здесь!
– Мама! Мама! Мама! – Не один голос, десятки голосов, мальчишеских и девчачих, все больше и больше, все громче с каждой секундой. – Мама! Мама! Мама!
Из стен выступали светящиеся призраки детей. Они обволакивали Киёми, отталкивали друг друга маленькими ручками, спеша ее обнять. Шли и шли в потоке синего света. Когда они касались Киёми, ей становились видны их родные: гордые отцы и матери, кроткие дедушки и бабушки, играющие сестры и братья. Она слышала их смех. Ощущала тепло обнявших ее рук. Их любви было столько, что она переполнила и ее.
– Мама! Мама! Мама! – кричали дети, и все больше их пыталось заявить свои права на ее сердце.
– Ее среди них нет! – крикнула Киёми. – Ай тут нет!
– Как их много, – сказал Мика. – И они все…
– Из Хиросимы и Нагасаки? Хай. Я думаю, что так. – Она развела руками. – И я ничего не могу для них сделать. Помоги!
Мика вырвал Киёми из хватки детей-призраков и потащил обратно к выходу. Призраки погнались за ними, протягивая ручки, и голоса кричали: «Мама, мама! Мама, вернись!»
Мика рвался вперед через мрак, отшвыривая с дороги каменные башенки, и дети кричали в бессильной ярости.
– Мы у входа! – крикнул Мика.
Они вышли на лунный свет, и преследующие их дети с долгим вздохом исчезли. Выведя Киёми на уступ, Мика обнял ее, и Киёми не воспротивилась. Снизу стену окатывало ревущее море, из грота доносились рыдания.
– Ай здесь нет. Что же мне делать?
– Где, ты говорила, душа входит в Чистые Земли?
– Что? – переспросила она, подняв на него глаза.
– Ты говорила, что души перелетают какую-то реку и уходят в вулкан.
– Хай. Им надо переправиться через реку Сандзу и войти в Чистые Земли через гору Осоро.
– Где эта река?
Она отвела волосы с глаз.
– Префектура Аомори на севере Хонсю. Ай не могла добраться туда одна.
– Может быть, ей помогли.
Киёми заморгала, пытаясь понять, кто мог помочь дочери.
– Банри или Саёка?
– Я думаю… да, это возможно. Но даже если они отвели ее к реке, Ай не могла переправиться без меня. Мощные силы не дают детям переправиться без кого-нибудь из родителей.
Мика посмотрел на каменную стену.
– Придется лезть вверх.
– Ты уверен, что хочешь это делать?
– Мы не для того так далеко забрались, чтобы потерпеть неудачу. Идем искать Ай.
Киёми прижалась к нему.
– Спасибо тебе, Мика-сан. Спасибо.
Глава сороковая
Когда они вышли из Кю-Кудэдо и пустились в путь через полуостров Симанэ, с моря налетела летняя буря. Из кипящих серых туч полились крупные капли дождя, хлеща по листьям, шлепаясь в лужи. Киёми шла, опустив голову, и редко что-нибудь говорила по дороге через центральный Хонсю – пережитое в пещере потерянных детей поколебало ее уверенность. Мика пытался поднять ей настроение, рассказывая истории из своей жизни. Как они с Ливаем на Хэллоуин кидались яйцами в проезжающие машины и удирали со всех ног, когда случалось попасть. Рассказал, как весь покраснел в третьем классе, когда одна девочка подарила ему открытку на День святого Валентина, и как он заробел приглашать кого-нибудь на выпускной бал и остался один дома, слушая по радио репортаж об игре «Янки».
Она слушала не перебивая, но после рассказа про выпускной она опустила глаза, будто ее это как-то тронуло. Мика уже стал думать, что она может так себя вести вечно, но через несколько дней они дошли до реки Синано. Киёми остановилась на берегу, глядя на мужчину и женщину, игравших на лодке с двумя маленькими детьми. Несколько минут на них посмотрев, она обернулась к Мике:
– У меня много мыслей. Об Ай. О войне. О моей жизни. И о тебе. Ты слишком долго терпел мое молчание.
Он коротко кивнул, и она ответила улыбкой.
Они двигались через долины, затененные гигантскими камфорными деревьями и кедрами, где заросли мха окрасили все зеленью. В подлеске цвели хризантемы размером с мужской кулак. Путь вел вверх по гранитным горам прямо в сердце солнца. Над головой парил золотистый орел, и его величественный крик отражался от далеких склонов.
На верхушке дерева сидел райтё, который редко попадается на глаза. Киёми была рада его увидеть, объяснив, что встретить буревестника – к счастью. Горные святилища давали минуты тихого размышления. Здесь, объясняла Киёми, предопределено сгинуть всему, что существует во времени, а сама вселенная – это иллюзия. Киёми говорила, что привязанность к людям, местам или вещам не может не быть отягощена скорбью, и лишь через подавление желаний человечество может достичь вечного мира. Он хотел объяснить ей, что она не права, и объяснить свое желание к ней так, чтобы она могла понять. Хотел показать ей, что вечного мира можно достичь любовью. Но промолчал.
Менялось время года, и краснели листья кленов. Когда их освещало вечернее солнце, казалось, что они сгорают.
Киёми и Мика миновали деревеньки с тростниковыми крышами, втиснувшиеся между холмами, где крестьяне спешили собрать урожай риса до прихода зимы. Иногда они ночью останавливались на отдых. Эти моменты Мика любил, потому что Киёми садилась, прижимаясь к нему так, будто знала его всю жизнь. Она делилась мифами и сказками своей родины. Она рассказывала про яма-отоко, горных великанов, которые пугали жителей, появляясь в деревнях. О ткачихе речного дна – то была молодая женщина, которая утопилась в реке, спасаясь от жестокой свекрови. Когда идет дождь, слышно, как она ткет под водой. Киёми объясняла, что некоторые из пройденных мостов завидуют мостам более длинным или более знаменитым. Завистливые мосты злятся, если при них упомянуть другой мост, и приносят сказавшему ужасные несчастья. Стоя перед веером водопада, скрытого в глубине леса, Киёми сообщила, что каждая гора в Японии имеет своего бога-хранителя и каждое озеро, каждый ручей посвящены какому-нибудь лесному божеству. Горные божества повелевают громом и молнией, ветром и дождем, тучами и солнцем. Они говорят с людьми разными голосами: одни рокочут как вулканы, другие шепчут в тихом ветерке.
Шли дни, время уходило. Сколько уже прошло с ухода из Хиросимы? Не опоздали ли они спасти Ай?
Но если Киёми разделяла эти сомнения, она никак этого не показывала. Прежнее отчаяние сменилось у нее непреклонной решимостью. Она взбиралась на горы и шла через темные леса, не жалуясь.
– Наверное, мы уже близко, – говорила она, оглядывая местность.
Они вышли из лесу на расчищенное место. Впереди лежали мили и мили покатых зеленых холмов. Холодный ветер ерошил траву. Чугунного цвета облака закрывали солнце и бросали тень на землю. Киёми потерла плечи и поежилась.
– Скоро придет зима.
Мика показал на облачный покров.
– Может быть, быстрее, чем ты думаешь.
На них посыпалась замерзающая на лету морось. Волосы Киёми крошечными бриллиантами усеяли кристаллики льда.
Мика повел ее к видневшемуся вдали небольшому зданию. Подойдя, они увидели, что ставни в доме разбиты, а тростниковая крыша нуждается в ремонте.
– Можем отдохнуть здесь, – сказал Мика.
Он потянул за ручку боковой двери, и та со скрипом отворилась.
– Видимо, пусто, – сказал он.
Ширмы, разделяющие комнаты, были истыканы дырами. На краях татами выросла плесень. В воздухе пахло затхлостью.
– Интересно, что случилось с семьей, которая тут жила.
– В этом доме живет глубокая печаль, – сказал Киёми, выглядывая из окна. – Наверное, кто-то умер.
– Как мы?
– Да, – кивнула она. – Как мы.
Мика сел на татами, прислонившись спиной к стене. Киёми опустилась на соседнее татами, прислонилась к Мике, положив голову ему на плечо.
В решетчатые ставни бил ветер, несущий ледяную крупу.
– Надо идти, даже если дождь не прекратится.
– Да, – согласился он. – Это должно быть уже недалеко.
– Этот путь отнял целую жизнь, – сказала она и вздохнула. – Каждый шаг дается с болью.
– Понимаю. Но мы найдем Ай.
Ветер свистел в дырах потолка.
– Ты когда-нибудь думала, как должны выглядеть Чистые Земли? В смысле, как ты думаешь, будут там дома и улицы?
– Я думала про это, – ответила она. – Здесь мы верим, что нашим телам нужен воздух. Верим, будто наши сердца должны качать кровь. Почему так? Потому что мы к этому привыкли. У меня чувство, что в Чистых Землях будет так же.