– Ну и напугал ты меня! Я же знаю, что ты дома, вижу – свет горит, а не открываешь! Я уже хотела своими ключами открыть, думала, вдруг что случилось! – объяснила соседка. – А я тебе борщ сварила, ты ведь голодный.
На кухне тетя Аня растерянно посмотрела на пустую водочную бутылку, но ничего не сказала. Она зачерпнула половником горячий наваристый борщ, наполнила тарелку и поставила ее перед Данилой.
Данила вяло запротестовал: – Я не хочу.
Но тут тихая тетя Аня проявила несвойственную для себя жесткость и решительно отрезала: – Надо.
Данила послушно склонился над тарелкой.
– И давай сметаны побольше! – приказала тетя Аня.
Расправившись с борщом и отхлебнув горячего чая, Данила спросил соседку:
– Теть Ань, вы же с матерью дружили?! Она вам что-нибудь рассказывала о моем отце?
Тетя Аня вздрогнула, забормотала: – Нет, Даня, я ничего не знаю, даже не спрашивай.
Данила вздохнул: – Да спросить-то, получается больше не у кого. Понимаете, есть ощущение, что мать всю жизнь от меня что-то скрывала. Мне кажется, я имею право знать то, что так или иначе, касается и меня тоже?!
Тетя Аня кивнула: – Я понимаю. Только вряд ли я смогу тебе чем-то помочь, сама знаю не больше твоего. Лена ведь была очень скрытная, в особенности в том, что касалось ее прошлого. Когда я сюда переехала и с ней познакомилась, ты уже в первый класс ходил. Мы с ней как-то быстро сдружились, стали, как сестры, ну ты знаешь… И все-таки были темы, на которые она никогда не говорила, и я понимала, что не надо ни о чем спрашивать – ей это не понравится. Так что про твоего отца я ничего не знаю. Знаю только, что Лена родом была не с Урала…
– Как это? – вскинулся Данила.
– Ты разве не знал? – удивилась тетя Аня. – Лена родилась в Белоруссии. После школы она поехала в Москву, поступила в медицинский институт, закончила его. Ты, как я поняла, родился как раз в Москве. А на Урал она переехала, когда тебе было два или три года.
– А почему именно Урал? Чего ее сюда занесло?
– Не знаю, – пожала плечами тетя Аня, – я как-то спросила, но она ушла от ответа, отшутилась: мол, озера у вас красивые. Кстати, приехав сюда, она ведь и фамилию сменила. На Урале Лена взяла девичью фамилию матери и стала Сумароковой.
Данила покачал головой – ну и ну, он и этого не знал.
– Лена словно хотела начать новую жизнь – с другой фамилией, в другом месте. Знаешь, Даня, она будто чего-то или кого-то боялась. Я думаю, что там, в Москве, у нее что-то случилось, отчего она решила сбежать. А что именно – не знаю. – Тетя Аня задумалась и вдруг спохватилась: – Да, кстати! У Леночки на антресолях есть альбомы со старыми фотографиями, посмотри, может, найдешь ответы на свои вопросы.
Проводив тетю Аню, Данила принялся искать старые фотоальбомы.
Этим вечером Ае предстояло не только узнать тайну Четверга, но и выяснить можно ли победить или отменить смерть (других объяснений тому, как может умерший пять лет назад человек играть с ней в кошки-мышки, она не находила, – он либо инсценировал свою смерть, либо действительно вернулся из мира мертвых).
Выйдя из дома в назначенный час, она увидела у подъезда дожидавшийся ее черный мерседес, присланный Четвергом. Водитель – мужчина в темном пальто с непроницаемым выражением лица, каковым, видимо, отличались все охранники Четверга, открыл ей дверь автомобиля: прошу вас…
Сев в салон машины и захлопнув дверцу, Ая вдруг подумала, что чувствует себя неким мифическим героем, Орфеем, к примеру, коему вскоре предстоит нисхождение в царство мертвых. Ну, путешествие начинается.
Дорога в «царство мертвых» оказалась не близкой, как и три месяца назад Аю доставили на аэродром и посадили в вертолет. Наконец, ей все же удалось «переплыть Стикс» и оказаться перед воротами поместья Четверга. Все тот же охранник, сопровождавший ее с самого начала (Ая назвала его своим персональным Хароном), провел ее за ворота.
Проходя через очередной пункт охраны к дому Четверга, Ая отметила, что происходящее напоминает ей тот осенний день, когда Четверг собрал будущих сотрудников агентства в своем доме, только теперь была зима, и огромный «космический» дом в снежных декорациях казался еще более странным. «Подходящий дом для покойника», – попыталась пошутить Ая, однако тут же осознала, что шутка вышла довольно зловещей; впрочем, и дом выглядел зловещим – не готический замок, конечно, но этакая футуристическая инопланетная тарелка, неизвестно чем начиненная. И охрана, охрана – поместье нашпиговано охранниками и камерами. «Покойник», видимо, беспокоится за свою жизнь, – усмехнулась Ая, и тут же одернула себя: – Так, еще одна неудачная шутка! А, между прочим, говорят, что много смеяться – не к добру!» На самом деле, за отчаянной бравадой и сарказмом она пыталась скрыть страх (и то сказать, что же приятного – встретиться лицом к лицу с мертвецом?)
Череда безлюдных комнат, лабиринты лестниц, и Ая вновь оказалась в том самом зале, где Четверг обращался к своим гостям с экрана. Только на сей раз она была здесь одна.
Глава 5
Синий потертый бархат обложки старого фотоальбома, пожелтевшие от времени фотографии – застывшая хроника жизни. Серьезная девчонка с косичками – школьница Лена; на других снимках дед с бабушкой (эти фотографии Данила помнил – мать показывала их ему, объясняя: «это твои дедушка с бабушкой, они умерли, когда я была маленькой»). А вот целый раздел, посвященный ему: Даня в младенчестве, Даня идет в первый класс, Даня – нескладный подросток с надменным взглядом и волосами до плеч.
Свои детские снимки Данила тоже раньше видел, но только теперь он обратил внимание на кое-что странное, бросавшееся в глаза на нескольких фотографиях; нет, в самом младенце не было ничего необычного – ребенок, как ребенок – лысый, упитанный, но вот дом, в котором его фотографировали, очевидно, не являлся вполне обычным. На некоторых фотографиях лысый жизнерадостный Даня, красуясь на фоне антикварной мебели, изящного камина, уходящей вверх лестницы, предполагающей как минимум наличие в доме второго этажа, выглядел совершенным барчуком. Этот дом мало походил на скромную квартирку, где Данила с матерью провели большую часть жизни. «Интересно, кому он принадлежит, – подумал Данила, – может, каким-то московским знакомым матери?»
А вот эти материнские фотографии, очевидно из ее «столичного периода» жизни, Данила не видел – мать никогда их не показывала. Данила напрягся – может, здесь он что-то найдет? Вот красивая тоненькая Елена – юная студентка медицинского института: открытый взгляд, милое цветастое платьице; здесь она в компании сокурсников, наверное, где-то в больнице, на практике: строгое лицо, белый врачебный халат; вот она в парке ест мороженое, на этом развороте «зимние фотографии»: Лена на катке, на лыжах в парке. А следом в альбоме почему-то идут две пустые страницы, словно бы отсюда убрали фотографии. Данила нетерпеливо перелистнул их: неужели это все?! и тут же увидел, что следующая пара фотографий наполовину обрезана. На снимке осталась только Елена, при этом понятно, что рядом с ней кто-то был, но этого человека стерли, уничтожили, и сделала это, видимо, хозяйка альбома. Данила вздохнул: что же такого совершил тот человек, что мать обошлась с ним подобным образом, – постаралась убить любую память о нем?! Сопоставив некоторые даты, Данила предположил, что изрезанные фотографии снимали или незадолго до его рождения или немного позже. Больше ничего интересного в альбоме найти не удалось – следующие страницы были посвящены королю-солнцу – «обожаемому Дане»: детсад, школа, юность – вплоть до лета, когда он уехал из родного городка учиться в Москву.
Данила закрыл старый альбом: нет, разгадать семейную тайну не получилось, напротив, тайн, кажется, стало еще больше. Он взглянул на часы: не поздно ли? и набрал телефонный номер соседки.
– Теть Ань, а были у матери еще какие-то альбомы, может быть, старые письма?
– Знаю, что Лена кое-что хранила на даче в Федоровке, – вздохнула тетя Аня, – можешь съездить туда, проверить. Заодно посмотришь материнское наследство. Кстати, о наследстве. Забыла сказать: там у тебя в коридоре лежат ключи от старенькой Лениной машины, машина в гараже, ну ты знаешь.
Данила знал, что мать ездила на видавшей виды отечественной «ладе», и теперь его больно кольнуло: не мог купить матери нормальную машину, скотина…
– Можешь на машине в Федоровку съездить, только не вздумай ехать на дачу сейчас, на ночь глядя! Там страшная метель, а ехать далеко – завязнешь в лесу, никто не спасет, – предупредила тетя Аня. – Подожди до утра. К тому же дом наверняка выстуженный – надо целый день протапливать.
Данила промычал что-то утвердительное – да, дескать, подожду до завтра. И, конечно, он ее не послушал; рассудив, что еще одной бессонной ночи в пустой квартире он просто не вынесет, Данила решил ехать на дачу немедленно. Не выветрившийся от недавних посиделок с Володиным хмель, лишь придавал Даниле бесшабашной смелости: в метель, в ночь – что с того?!
Данила открыл гараж, сел за руль старенькой «девятки» и рванул за город.
Метель разбушевалась, зло ощерился ветер; свернув с трассы на проселочную дорогу, Данила почувствовал, как тяжело идет машина. Дорога мало того, что была труднопроходимой, так еще и безлюдной – других водителей на этом свертке Данила не встретил. Над густым лесом висела луна, и этот пейзаж никто не назвал бы добрым. «В такую скотскую погоду с героями непременно случаются всякие напасти, – с иронией подумал Данила, – они сбиваются с пути, попадают в лапы драконов, и гибнут пачками. По всем канонам драматургии со мной сейчас тоже бы приключилась какая-нибудь дрянь. К примеру, что-то могло случиться с машиной…»
А думать, вообще говоря, надо было осторожнее, дабы не накликать беду, потому что не прошло и десяти минут, как машину вдруг закрутило на скользкой дороге. Данила пережил не самые приятные секунды в своей жизни – покрутив, машину вынесло за пределы дороги прямиком в исполинские сугробы. Данила охнул, вмиг утратив недавние иронические интонации. Кое-как выбравшись из салона наружу и оценив масштаб проблемы (да тут до утра не откопаешься), он застонал: «ну все, приехали!» Материнская «лада» плотно увязла в снегу, к тому же после очередной попытки Данилы вывезти машину из снежного плена, ее двигатель перестал заводиться.