– Мы еще встретимся? – спросила Ая, поднимаясь.
– Возможно, – усмехнулся Четверг, – ну и в любом случае, нас объединяет общее дело, так что мы будем поддерживать связь.
Ая уязвленно заметила, что, когда она выходила, он не встал из кресла.
Время – относительное понятие; пока остальные герои нашей истории пересекали пространство на Урале, в Карибском море, в виртуальном мире и в своих воспоминаниях, заточенный в плен своей болезненной любви Егор Осипов наматывал круги возле дома Аи Кайгородской. Его личное время сейчас замкнулось в этот лунный круг. Часы, что он провел у дома Аи, дожидаясь ее, стали для Егора настоящей снежной вечностью. И находясь в центре циклона этой снежной вечности, Егор вдруг вспомнил слова одного философа о будущем, незримо вызревающем в «порах жизни», и подумал, что его собственное будущее «вызревает» сейчас, и оно полностью зависит от женщины по имени Ая.
Накрутив бесчисленное количество кругов, и окончательно заледенев, Егор ушел греться в машину. Он готов был дожидаться Аю, сколько придется. Ждать пришлось долго; Ая появилась уже после полуночи.
У ворот дома остановился черный мерседес. Ая вынырнула из машины и быстро пошла к подъезду. Егор бросился за ней, выкрикнул ее имя.
Ая резко обернулась и отпрянула от подлетевшего Егора:
– Ты?! Что ты здесь делаешь?
– Я жду тебя целую вечность! Схожу с ума – не знаю, где ты и что с тобой! Я звонил тебе тысячу раз, а ты не отвечаешь! – Егор даже не считал нужным скрывать свое волнение, гнев, любовь.
Ая молчала и смотрела на снег, кружащийся в свете фонарей. Снежинки опускались ей на пальто и на темные непокрытые волосы, делая ее еще больше похожей на Снежную Деву. Свет от фонаря освещал ее лицо, и Егор пытался прочесть по нему хоть что-нибудь. В ее лице теперь было что-то очень странное, а что – Егор и сам не понимал. И без того всегда большие зрачки Аи теперь были просто огромными, отчего ее серые глаза казались черными и бездонными.
Егор чувствовал повисший в морозном воздухе запах ее необычных духов.
– Ты видела его? – не выдержал Егор. – Что он тебе сказал?
– Прости, я не могу сейчас говорить, мне надо побыть одной, – Ая решительно повернулась и открыла дверь подъезда.
Егор с обидой крикнул: – Я все-таки переживаю за тебя!
Ая на мгновение задержалась и повернулась к нему: – Не надо переживать, все в порядке. Ты же видишь – я жива, наш таинственный хозяин не причинил мне никакого вреда. Просто я устала, Егор, извини.
Ненавидя себя, Егор попытался воззвать хотя бы к ее жалости, рассчитывая, что, может, она пригласит его к себе: – Я замерз, как собака…
Нет, не сработало.
– Думаю, тебе лучше поехать домой, – твердо сказала Ая. – Если хочешь – встретимся завтра.
– Обещаешь? – вскинулся Егор. – Ладно, до завтра.
Он смотрел ей вслед. Он бы сейчас полжизни отдал за то, чтобы она его окликнула, позвала с собой. Но она этого не сделала. Егор постоял еще под ее окнами, и вскоре увидел, как в них зажегся свет.
Он вдруг понял, что было не так с ее лицом. На лице Аи в этот вечер застыло выражение растерянности, прежде ей совершенно не свойственное.
Ая была растеряна, больше того – смятена. Она ехала на встречу с Четвергом с твердым намерением закрыть все тайные темы, докопаться до ларца с главной тайной, а оказалось, что она и близко к нему не приблизилась. Так, можно сказать – взглянула издали на этот ларец, постояв на пороге комнаты, где он хранится. А что в нем – так и осталось для нее загадкой.
Кроме всего прочего, Ая была растеряна еще и потому, что во время разговора с Максом Четвергом она неожиданно почувствовала, что этот человек имеет над ней необъяснимую власть. Никто и никогда, кроме отца, не вызывал у нее похожего чувства, а Макс Четверг – да. В их игре, безусловно, кошкой был он. Опасной, ловкой кошкой, подбирающейся к мышке. Ая посмотрела на свое запястье, примерно в том месте, где его рассекал тонкий шрам – память о ее прошлой постыдной слабости, теперь был синяк – след пальцев Макса Четверга.
Она достала фотографии Четверкова, переданные ей Говоровым, и те немногие, что ей самой удалось найти в интернете. Атлетическая фигура, хороший рост, стильная стрижка (виски чуть тронуты сединой), широкая – обнажающая великолепные зубы, улыбка; и на всех фотографиях в темных глазах Макса, даже когда он казался серьезным, таилось что-то лукавое, в них словно застыла усмешка. Ая снова отметила, что в его лице есть что-то хищное. При этом фотографии, конечно, не могли передать исходящей от Макса силы и некого темного обаяния, которым он, безусловно, обладал.
Она вновь и вновь прокручивала в голове, как пленку, их сегодняшний разговор: его слова, интонации голоса, жесты. Она не могла избавиться от мысли, что в поведении Макса было что-то противоестественное. Но что?
Стоп. Еще раз отмотать пленку назад. Так и есть. Он сидел не просто в кресле, это было необычное кресло, похожее на инвалидное.
Макс Четверков – инвалид?! Но если это так, возможно, его непонятная увлеченность «благотворительным» проектом агентства «Четверг» объясняется не просто скукой эксцентричного, пресыщенного жизнью миллионера с неограниченными деньгами, но тоской лишенного радостей жизни человека с «ограниченными физическими возможностями»?
И все-таки что-то по-прежнему казалось ей странным. Она интуитивно чувствовала, что объяснения Четверга относительно других сотрудников агентства правдивы, но в отношении нее самой он что-то не договаривает. Между ними есть какая-то связь, нечто связующее в прошлом, о чем она пока не знает. Удивительно – она разгадала одну загадку, но перед ней тут же возникла новая. И что-то ей подсказывало, что впереди еще будет много загадок. К тому же, если принять на веру рассказ Макса о том, что в Альпах он инсценировал свою смерть, то как быть с одной неувязкой? В отчете сыщика Говорова говорится о том, что полицейские нашли тело Максима Четверкова и… опознали его. Но кого тогда похоронили вместо него? И главное – что же такого было в первой половине жизни Макса Четверга, о которой он умалчивает?
Луна освещала черный лес. Ая брела в темноте среди деревьев, не зная, что за ней по пятам идет некто в длинном плаще с накинутым на голову капюшоном. Наконец Ая вышла из чащи и оказалась у ручья. Ей нужно было перейти на другой берег, где находилась башня, в которую она так давно стремилась попасть. Ая наклонилась над ручьем – в воде отразилась луна, звезды и… сталь занесенного над ее головой меча. Тишину черного леса прорезал пронзительный женский крик.
…Кирилл оторвался от экрана и на минуту задумался: что произойдет в его игре дальше? Какие еще испытания послать экранной Ае, ведь она все ближе к заветной башне, и силы зла, понимая это, хотят ее остановить.
Большой экран на стене зажегся – Четверг выходил на связь.
– Что с игрой, Кир? – спросил Четверг. – Как там наша девушка?
Кирилл махнул в сторону монитора:
– Ну, ей приходится трудно!
Четверг усмехнулся:
– А кто обещал, что будет легко? В нашей игре все по – честному, это не игра в поддавки. Увеличь ей уровень опасности, посмотрим, как наша красавица станет выпутываться.
– Еще увеличить? – хмыкнул Кирилл. – А если она погибнет?
Четверг невозмутимо пожал плечами:
– Значит, так тому и быть. Что же – такова судьба.
Глава 8
Данила проснулся утром от светившего в окно яркого солнца. За ночь метель улеглась, день обещал быть ясным и морозным. Данила выглянул в окно и залюбовался, – сказочно красивый лес классически серебрился «под голубыми небесами».
На подоконник прыгнула его подопечная кошка и, примостившись рядом с Данилой, тоже заинтересованно глянула в окно: дескать, что там, что там? Данила присмотрелся к ночной знакомой при солнечном свете – кошка оказалась такой же пестрой, как разнолоскутное деревенское одеяло, которым он давеча укрывался; словно бы эту кошку сшили из разных лоскутов – чудно. Вид у нее, впрочем, был довольно потрепанный – тощая, шерсть повисла клочками, а одно ухо, очевидно, отморожено. Данила открыл гостье еще одну банку консервных запасов, вскипятил для себя чай. Выпив крепкого чая, Данила подумал, что ему пора возвращаться – сначала в город, в материнскую квартиру, а завтра-послезавтра в Москву.
Он прибрал в доме, собрал рюкзак, и вышел на крыльцо. Кошка шла за ним следом, как преданная собака. Она внимательно смотрела на Данилу, явно собираясь сопровождать его в город. Данила закрыл двери дома: так, ключи надо будет отдать тете Ане на хранение, и, кстати, сказать ей, что она может распоряжаться дачей по своему усмотрению.
Кошка мяукнула, от холода поджимая лапы.
– Ну не могу я тебя взять, – виновато развел руками Данила, и поспешил сесть в машину.
Отъезжая, он бросил взгляд на материнский дом: покосившаяся калитка, сгорбившаяся на крылечке кошка. Сердце защемило. Данила вздохнул и остановил машину.
Разместив кошку на заднем сиденье, он поехал в город.
На лестничной площадке Данила столкнулся с тетей Аней. Встревоженная соседка кинулась к нему: – Ты где был? Ой, что это у тебя?!
– Кошка, – улыбнулся Данила, расстегивая куртку, – я, теть Ань, был в Федоровке, вот нашел там приблудную кошку, которую мне совершенно некуда девать.
Тетя Аня понимающе кивнула: – Мать твоя тоже животных любила, всех подкармливала. Да и я люблю – божьи твари. Ладно, возьму твою кошку к себе, пусть живет.
– Спасибо, надеюсь, она у вас приживется! – Данила вытащил кошку из-за пазухи.
– Трехцветка, – одобрительно заметила тетя Аня, – такие кошки приносят удачу. Вот увидишь, Даня, тебя ждет удача.
Данила пожал плечами – что ж, удача никому не помешает.