— Я же знала, да, да, что эта сиротка лазила по ночам, как кошка, к Алибеку.
— Какой позор, какой позор! — хватались за голову женщины.
— Возможно ли такое? Что ты говоришь, Зулейха?
— У нее спросите. И записки она ему писала. — Уязвленное сердце Зулейхи искало утешения.
— Вай-гарай, что делает с людьми дьявол. Вот не думали, что эта тихоня может быть такой. Не зря говорят: тихая кошка не молоко пьет, а сметану ест!
— А теперь, думаете, этот семь раз женатый Хамзат будет смотреть на молодую женщину, которая спит у него под боком? Хи-хи-хи, как бы не так.
— Доверили коту курдюк…
Так злословили женщины у родника. И Ашура стала избегать их, приходить за водой рано утром или поздно вечером.
Однажды Хамзат застал Ашуру за столом с тетрадкой и ручкой. Она сидела, погрузившись в свои мысли.
— Что, доченька, письмо пишешь?
— Да, отец, я их много пишу, но ни одно еще не послала, — призналась Ашура.
— Почему же, доченька? Пошли ему письмо, обязательно пошли. Он очень обрадуется.
И Ашура послала Алибеку письмо.
«Салам! Тебе приветы от отца Хамзата, от сестер Зейнаб, Истак, Курсум, Айши, от брата твоего Исы и от твоей соседки Ашуры. О нас ты не беспокойся, мы живем хорошо, все здоровы. Все желаем тебе здоровья, да сберегут тебя наши молитвы. А мы вспоминаем тебя каждый день, мы смотрим на твое фото, что под стеклом. Мы все вместе сфотографировались, и отец послал тебе наше фото в письме. Я живу у вас, у меня там холодно и одиноко. Вернешься ты и скажешь тогда, как мне быть. Мы очень скучаем по тебе, ждем — не дождемся. Если тебе дадут отпуск, хотя бы на день, приезжай. Будем все очень рады. Отец все тревожится, что нет от тебя письма. Если нет времени писать, то просто пошли письмо с одним словом, напиши просто адрес. Это подбодрит отца. Хотя он виду не подает, но почему-то с каждым днем худеет. Напиши, Алибек! Я помню ту лунную ночь, когда ты за мной пришел к роднику, я помню твой взгляд, когда ты посмотрел, прощаясь. Спасибо тебе, Алибек. Так много хотелось написать, но не получается. Ты прости меня, Алибек! Ты знай, что мы очень и очень ждем тебя.
Твоя соседка Ашура».
Но не было письма от Алибека. Зейнаб уже перешла в седьмой класс, Истак — в четвертый, Курсум — во второй. Айша готовилась поступать в первый класс. И младший, Иса, уже рисовал большое солнце в тетради, лежа на полу и высунув язык.
А зимой сорок четвертого года в аул пришло сразу четыре похоронки, и среди них — на Алибека.
Весь аул горевал, над сельсоветом подняли траурное знамя. Сельчане вырыли на перевале, у дороги, на том месте, откуда провожали сыновей на войну, символические могилы и поставили каменные надгробья.
Тяжелый был удар, и Хамзат слег. Еще больше забот прибавилось у убитой горем Ашуры. Хамзат чувствовал себя очень виноватым перед ней.
— Вот что, доченька, — сказал он как-то вечером, пригласив ее сесть у своего изголовья. — Ты сделала столько для нашей семьи, что на весах не взвесить и долг не оплатить…
— Не надо, отец, пустое это, я ничего такого не сделала. Я родная вам, жена вашего сына… разве нет?
— Не могу я больше брать на себя грех… Ты должна быть счастливой в жизни.
— О чем это вы, отец?
— Нет Алибека, доченька, не вернется сокол в свое гнездо…
— Отец, не надо, мало ли что бывает на войне! Вон в ауле Сунгай получили похоронную на сына, а через месяц он сам объявился, хотя и с пустым рукавом. Не надо отнимать мою надежду, отец! Я жду Алибека,
— Послушай меня, доченька, ты вправе жить, как тебе хочется… Дети уже подросли, смогут обойтись сами…
— Если я уже не нужна… — заплакала Ашура.
— Что ты, что ты, дочь моя! — испугался Хамзат. — Да отсохнет мозг у того, кто так думает! Я к тому говорю, что ты можешь найти человека…
— Я уже нашла его, раз и навсегда. Я люблю Алибека н верю, что он жив, что он вернется. Что он улыбнется нам и скажет: как же так, зачем вы поторопились похоронить меня?..
— Спасибо, доченька. — Хамзат плакал. — Да сбудутся твои надежды.
Весной сорок пятого года, не дождавшись Дня Победы, ушел из жизни хромой Хамзат. И осталась Ашура одна с детьми, из которых трое, младшие, называли ее мамой. Правда, сельсовет стал помогать сиротам.
Кончилась война. Шли годы. Но жила в душе Ашуры надежда, и казалось, нет такой силы, что могла бы вытравить ее. Ашура помнила лунную ночь у родника, помнила прощальный ласковый взгляд Алибека, когда он уезжал, и его добрую улыбку. Она жена ему, он ее муж, и это дети не чьи-нибудь, а ее, она им настоящая мать. И люди так и говорили: это Ашуры дочь, это Ашуры сын.
После смерти Хамзата несколько человек сватались к ней. Один был калека, он вернулся с войны без ноги.
— Я думал, — сказал он Ашуре, — двое калек могут найти общий язык.
— Двое калек? — удивилась Ашура.
— Женщина, которая была замужем и овдовела, все равно что калека.
— Я не овдовела, я жду мужа. И у меня пятеро детей.
— Смешно, они же не твои дети.
— Они мои, да, да, мои кровные, родные!.. Простите меня. Я жду мужа.
— Жди, жди! — нахмурился гость и ушел, напялив папаху, стуча костылями.
И вдруг мелькнула мысль у Ашуры: «Чужая сакля, чужие дети, все вокруг чужое, а я одна на белом свете. Сирота и калека, одна на свете и старею… Нет, нет! — Она отмахнулась от этой глупой мысли. — Я не одна, у меня есть дети, я богата, я здорова!»
Постепенно многие в ауле позабыли, что не была она замужем, не рожала.
…Минуло три десятка лет, вывела Ашура всех детей в люди. И теперь прислушивалась к стуку в ворота, к каждому скрипу, долго просиживала на веранде, глядя на дальнюю дорогу, ожидая уже не только Алибека, но и детей.
Гнездо опустело, она осталась одна, старая, седая, но дети любят ее, шлют ей посылки, приезжают в гости
— Ой, какое у тебя красивое платье, — говорили на улице люди. — Ой, какой платок цветастый! Откуда у тебя они?
— Это подарки детей, — гордо отвечала Ашура. — Я вся, милые, теперь в подарках хожу. Платье — от старшей дочери, платок — от второй дочери, туфли мне сын привез еще весной, чулки — от третьей дочери, а бусы — от четвертой. Каждый раз что-нибудь да привезут и посылки шлют, да я мало что беру себе, больше в сундук прячу, внучатам.
У нее уже одиннадцать внуков и внучат! Последний, одиннадцатый, родился на днях. Для него она и заказывала украшенную узорами люльку.
Сегодня Ашура удивила аул. Она собрала домашний скарб в узлы, шофер колхозной машины и молодой учитель-сосед вынесли из сакли сундук. А раз выносят сундук, то всем ясно, что жильцы решили навсегда покинуть дом. И в это самое время подоспели старик Хасай со своей неразлучной Маной. Люлька получилась у Хасая на славу, и старик на радостях сам притащил ее.
— Получай, Ашура, подарок для внука!
— Ой, как же это вы, зачем… Я собиралась заехать по пути к вам, родные мои… — Ашура всплеснула руками, рассматривая колыбель: — Ой, спасибо, ой, какая красивая…
— Старик мой постарался… Пусть в ней растет богатырем твой внук, Ашура. — Мана запнулась, увидев груженую машину. — Что ты, насовсем, что ли?
— Да, родные мои. Сакля пришла в ветхость, да и сын все просит, чтоб я перебралась к ним в город…
— А не жаль саклю? — оглядывается Хасай.
— Ничего не жаль, родные, ничего. Ведь, считай, муж мой Алибек вернулся…
— Как — вернулся?!
— Очень просто. Внуку-то дали имя Алибек. Уважил меня сын, это я его попросила назвать новорожденного Алибеком. А он знаете что сказал? Хорошо, говорит, согласен, но если ты насовсем переберешься, к нам. Вот я и решила пожить со своим Алибеком в городе.
Медленно, будто нехотя, отъехала машина, увозя Ашуру со старым сундуком и новой люлькой.
Долго стояли люди у ворот покинутой сакли, добрым словом вспоминая свою соседку. Потом разошлись.
Присел перед дорогой старик Хасай на стертый порог, задымил. И Мана села возле.
Тут увидела она: подходит незнакомая женщина, ведя в поводу лошадь.
— Добрый день, люди хорошие, — сказала Сибхат Карчига.
— Да, день сегодня добрый, женщина.
— В этой сакле живет Ашура?
— Жила, жила наша Ашура здесь.
— А что же с ней стало?
— Уехала, вот только что.
— Вы не скажете, куда?
— В город.
— А когда вернется, не знаете?
— Она уехала насовсем, — говорит Хасай. — А что, дело какое у тебя к Ашуре?
— Письмо у меня для нее.
— Дайте его нам. Может быть, кто из детей ее приедет — мы передадим, если не срочное.
— Письмо-то срочное… с фронта.
— Какой сейчас фронт? — недоумевает старик.
Сибхат объяснила, что это за письмо.
— От кого же оно? — заволновался Хасай.
— От Алибека. Муж ее, наверно? Или брат?
— Это муж ее, муж, он погиб на войне. — Мана порывисто встала, спеша взять письмо из рук Сибхат Карчиги.
— Прошу вас, передайте ей. Доброго вам здоровья.
— Спасибо, удачи вам. Не беспокойтесь, передадим!..
Сибхат Карчига поклонилась им, легко взобралась на лошадь и уехала. Старик Хасай, дымя сигаретой, рассматривал пожелтевший солдатский треугольник со штемпелем военных лет.
— Погибли солдаты на войне, а вести от них все еще идут и идут! — сказал он многозначительно. — Будто с того света возвращаются и стучатся к людям.
— А ты прочти, старик, — попросила Мана.
— Чужое ведь письмо.
— Ашура нам не чужая, читай.
И Хасаю интересно было заглянуть в это письмо. Бережно раскрыл он треугольник, расправил на колене и стал читать вслух:
― «Здравствуй, соседка Ашура!
Я на днях получил от отца письмо. Отец мой писал, что ты живешь у нас, что ты вошла в нашу саклю как моя невеста. Я могу понять отца, зачем и для чего он это сделал. Но я очень хочу, чтоб и вы с отцом поняли меня. Соседка, милая моя Ашура, прости меня, если я нанесу тебе обиду, но я хочу сказать правду. У меня есть девушка, она живет в городе… Отец мой поступил опрометчиво. Он не имел права поступать так, не спросив меня.