Мне объяснили, что по трем дням нельзя ни о чем судить, что никто под мою дудку плясать не собирается, что к ним надо обращаться за помощью и советом, а не ломиться напролом. Что, дескать, среди начальства надо приобретать друзей, а не врагов, что с начальством надо не конфликтовать, а сотрудничать. И под конец заявили, что в меня верят.
— А я повторяю, все равно на таких условиях бригадиром не останусь. Как меня ни наказывайте.
— О каком наказании вы говорите? Вас сделали бригадиром. Это поощрение, — вмешался Беренаш.
— Не имеет значения. Я вернусь в бригаду простым рабочим. И все будут довольны. А пешкой быть не желаю.
— Существуют такие категории, как гордость, дорогой товарищ.
Я сидел словно на скамье подсудимых. А на меня обрушивались слова. Потоки слов. Я молча кивал. И наконец не выдержал и сдался. Я получил письменное предупреждение и множество теплых рукопожатий. Ишпански же объявил, что завтра мы начнем монтировать холодильные установки для мясокомбинатов.
Как раз в этот момент зазвонил телефон, меня разыскивал Рагашич.
— Ну, что, долго нам еще ждать тебя?
Пока я дошел до сборочного, все мои радости и огорчения улетучились. Осталась только усталость. Впрочем, зародилась и мысль, и с каждым шагом она крепла и крепла, что впредь я уже не сдамся…
— Ребята, в воскресенье всех жду на новоселье.
— Ты лучше расскажи, чем все закончилось?
— Нужно дальше вкалывать!
Да, никуда не денешься. Надо делать дело. Вот если бы еще узнать как.