В Левенштейна вселяло надежду недавнее постановление Аппеляционного суда восьмого округа США, который выступил против попытки запретить в Сент-Луисе продажу жестоких игр детям. «Если первая поправка достаточно гибкая, чтобы защищать картины Джейсона Поллока, музыку Арнольда Шёнберга или сумасбродные книги Льюиса Кэрролла, – постановил суд, – мы не видим причин, почему графический дизайн, концепт-арт, звуки, образы, музыка или сюжетное содержание видеоигр не заслуживают такой же защиты».
Но скептики не унимались. В апреле 2003-го губернатор Вашингтона предложил запретить продажу жестоких игр несовершеннолетним. Левенштейна все больше раздражали слушания на Капитолийском холме и то, как запросто политики жертвуют первой поправкой во имя защиты детей. «Я знаю, что это плохой закон, – приводил он слова одного губернатора, – но я обязан его подписать».
Почему же авторы игр хранили молчание? «„Rockstar“ и все остальные лейблы засунули голову в песок, – жаловался впоследствии Левенштейн. – Разработчики считали себя жертвами нелепых придирок. Проблема состояла в том, что индустрия не желала понимать естественного стремления родителей защитить своих детей».
Многие геймеры считали Томпсона клоуном и отказывались признать его влияние на публичное обсуждение видеоигр. «Он эффективно использовал СМИ в локальном и национальном масштабе и вдохновлял политиков на принятие мер по регулированию, с которыми мы боролись, – говорил позднее Левенштейн. – Надо отдать ему должное: если бы не Джек Томпсон, подобных законов было бы куда меньше».
Но Томпсон только вошел во вкус. Двадцатого октября 2003 года он направил в суд 246-миллионный иск в защиту жертв Бакнеров против «Sony Computer Entertainment America» за рекламу «GTA III», против «Уолмарт» за продажу дисков с игрой, и против «Rockstar» за ее создание и выпуск. «Если они намерены и дальше продавать взрослые программы детям, несмотря на столь чудовищные последствия, – говорил Томпсон прессе, – то мы отнимем их кровавые деньги и объясним их руководителям, что надо покончить с подобной практикой, иначе они столкнутся с очередными исками в защиту людей, пострадавших по вине этих игр».
– Не знал, что шоссе так близко, – говорит Уэйн Бак нер, отец Джоша и отчим Уилла, осматривая место, с которого мальчики в тот вечер стреляли по машинам.
Он стоит среди деревьев и высокого кустарника, а внизу по сороковому шоссе проносятся легковые автомобили и грузовики. Уэйн, высокий седой мужчина 56 лет, одетый в жилетку для гольфа, синие джинсы и бейсболку, выглядит смущенным.
– Я видел это место на схемах полиции, – объясняет он, нерешительно прогуливаясь по роще, – но пришел сюда впервые. Моя жена не хочет знать, где все случилось.
Поначалу Уэйн думал, что мальчики стояли гораздо дальше от дороги – настолько, что их пули не могли наверняка пробить машину. Но, глядя вниз на шоссе, мы могли запросто различить пассажиров за окнами автомобилей. У Уэйна на глазах выступают слезы.
– Это ужасно, – произносит он.
Все еще различим путь, который Уилл и Джош вырубали себе с помощью мачете среди веток; у дерева валяется спущенная камера, на которой они как-то катались с ближайшего холма. На ветхом рекламном щите в нескольких метрах от дороги сидят голуби.
Когда тем вечером мальчиков поймали, сначала они пытались свалить все именно на птиц. Джош сказал отцу, что они стреляли по голубям и, должно быть, случайно попали в машины.
– Он сказал, что птицы всегда улетали с рекламного щита в сторону шоссе, – говорит мне Уэйн.
Впрочем, когда птицы неожиданно сорвались со щита у нас над головой, ни одна из них в сторону дороги не полетела.
– Я действительно хотел им верить, – признается Уэйн.
Бакнеры живут в кирпичном доме в несколько этажей рядом с полем для гольфа. Гольф-карт, на котором катались Уилл и Джош, стоит рядом с гаражом, где натянута баскетбольная сетка. На заднем дворе лают собаки, которые теперь могут вдоволь резвиться в затейливом домике на дереве, построенном Уэйном для детей. В гостиной жена Уэйна Донна закуривает сигарету. Миниатюрная симпатичная 37-летняя женщина после происшествия похудела до болезненных тридцати восьми килограмм.
– Я просто не могу заставить себя есть, – признается она.
Уэйн искал забвения, орудуя клюшкой.
– Он слишком много играет в гольф, – тихо произносит Донна.
С момента стрельбы Уэйн и Донна пытались пережить трагедию и найти смысл в этой бессмыслице. Хотя их сыновей обвинили в неосторожности, а не в преднамеренном убийстве, терзания родителей от этого легче не становились. В итоге они пришли к одному ответу: виновата «Grand Theft Auto III».
– Уилл и Джош не сотворили бы такого, если бы не игра, – убеждает меня Донна, показывая семейные фотографии. – Они не серийные убийцы, они хорошие мальчики.
Хотя снимки были сделаны в лучшие времена, они вряд ли ассоциируются с картиной счастливого детства. На одном Джош и Уилл с выражением скуки на лицах сидят на разных краях черного дивана, уставившись в гигантский телевизионный экран. Джош, небольшой жилистый паренек с взъерошенной светлой челкой и проблемной кожей, откинулся на подушку; на нем желтая футболка с надписью «Fort Lauderdale Surf». Беспристрастный взгляд на Уилла – он одет в мешковатые коричневые шорты и желтую гавайскую рубашку поверх черной футболки «Nike»; на шее болтаются с армейские жетоны, а на руке – куча браслетов, – скорее демонстрирует, что он мечтает поскорее покончить с фотосессией.
На другом снимке, сделанном во время семейного похода на пляж, Уилл в синей футболке и длинных синих шортах неуклюже стоит, скрестив на груди худые белые ручки, рядом с Джошем, который одет в ярко-красную рубашку; его руки безвольно опущены, он безразлично смотрит в камеру. Уэйн и Донна стоят по бокам; никаких объятий и вообще проявлений чувств.
– Не знаю, как мы после такого сможем оставаться семьей, – говорит Донна, прикуривая очередную сигарету. Когда я спрашиваю, удавалось ли им быть семьей раньше, она вздыхает: – Кое-как.
Жизнь Уилла и Джоша с самого начала была нестабильной. Донна родила Уилла недоношенным на несколько недель, в возрасте одного месяца он пережил инсульт, и его мозг был немного поврежден – мальчик мог нормально жить, но слегка отставал в развитии: его IQ равнялся 91 балллу. Отец Уилла был рабочим на заводе и не желал возиться с сыном, особенно когда спустя три года Донна подала на развод, застукав мужа со своей подругой.
– Он никогда не хотел общаться с Уиллом, – вспоминает она. – Сын умолял его прийти в гости, но он отделывался письмами.
Годы спустя, когда она позволила Уиллу повидать отца перед смертью, тот не узнал своего сына.
– Уилл всегда считал, что отец его ненавидел, – говорит она.
Второй брак Донны оказался для Уилла не менее сложным. Когда мальчик вставал ночью в туалет, отчим ругал его за то, что он всех разбудил. Уилл начал писаться в постель. Вскоре Донна вновь развелась. Хотя Уилл любил играть на улице, в школе он стал более робким и замкнутым.
– Он был одиночкой, – объясняет Донна. Впрочем, хулиганил он редко – самой худшей его проделкой было слово «хрен», написаное маркером на полу в кухне. Когда в 2002-м Донна работала бухгалтером в гольф-клубе, где играл Бакнер, и познакомилась с Уэйном и его маленьким сыном, Уилл был рад новому другу.
Что до Джоша, он был общительным и энергичным мальчиком, но и в его жизни случались травмы. Его мать, Сэнди, страдала хронической сердечной недостаточностью, она часто болела и не могла достаточно времени уделять ребенку. Она проводила время за чтением романов и просмотром мыльных опер, пока сын был предоставлен сам себе. Когда Джошу было одиннадцать, его мать умерла.
Будучи известным благотворителем и сотрудником торговой палаты, Уэйн отдавал много времени работе и не мог уделять внимание сыну, который от безделья буквально лез на стенку. В первом классе у Джоша диагностировали синдром нарушения внимания и начали лечение. От таблеток мальчик стал заторможенным, но в какой-то мере они помогли. Джош был отзывчив с друзьями и родными и любил всех обнимать. Он пользовался вниманием у девочек и был единственным мальчиком, кого они приглашали с ночевкой. «Он был как маленький щенок», – вспоминала мать его подруги.
Но Уэйну все равно казалось, что Джош страдает.
– После того как умерла его мать, – рассказывает Уэйн, – он старался все время чем-нибудь себя занять.
Джош никогда не рассказывал, что у него на душе, предпочитая допоздна играть в видеоигры или слушать альбомы Эминема.
– Он все держал в себе, – говорит Уэйн. – Если случалось что-нибудь плохое, он только отшучивался.
Однажды вечером, когда Джошу было около одиннадцати, Уэйн услышал из комнаты своего сына странные звуки. Он спустился в холл и открыл дверь. Стены комнаты, выкрашенной в желтый цвет, были увешаны плакатами известных спортсменов. На маленьком столе рядом с Библией и огромным магнитофоном стоял декоративный светильник. Большой черный знак на двери гласил: «Уходи». Уэйн не удивился, обнаружив, что Джош стащил одеяло с кровати, чтобы спать на полу – привычка, которую сын никак не объяснял. Но этим вечером Джоша на полу не оказалось: он забился в шкаф и горько плакал. Отцу он признался, что скучает по маме.
Когда Донна с Уэйном поженились, казалось, тяжелые времена в жизни Уилла и Джоша наконец остались позади. Мальчики так хорошо поладили, что объединить две семьи оказалось очень просто. Они оба обожали 50 cent, Тони Хока и «PlayStation 2». После свадьбы новобрачные переехали в Ньюпорт и поселились в доме Уэйна. Полные надежд на светлое будущее, родители переделали подвал в идеальную площадку для игр: гигантский телевизор, настольный футбол, плакаты и флажки с гоночными машинами и даже собственная микроволновка. Уилл спал там на матраце под покрывалом, на котором посреди языков пламени шла надпись: «Круто!»
Видеоигры были одним из любимых развлечений мальчиков. Пол Бакнер, девятнадцатилетний сводный брат Джоша от предыдущего брака Уэйна, подарил Джошу на день рождения «GTA III».