Отец сказал, что по профессии он врач. Но эти конные бандиты, необразованные и невежественные, не хотели отпускать задержанных из своих рук: у врача, мол, пачки денег. Отец их уговаривал: «Какие тут у врача деньги, лечу болезни и еле-еле зарабатываю на пропитание. Не надо так пакостить, а если кто из вас заболел, могу лечить. Отпустите нас, вернемся — доноса не сделаем, ни слова не скажем о вас ведомствам». Но никакие уговоры на них не действовали.
Нет, так дела с места не сдвинешь. Кон Ен ждал единственно возможного шанса, — когда разбойники после ужина курили опиум и стали беспечными, он погасил коптилку и выпустил на волю моего отца и Пак Чжин Ена, потом ловким кулачным боем сбил с ног около десятка бандитов и выскочил из логовища разбойников.
Так разыгралась тогда настоящая драма, напоминающая собою какую-то пьесу приключенческого характера.
При побеге троих Кон Ен совершил настоящий самоотверженный подвиг. Мой отец часто вспоминал об этих незабываемых впечатлениях. Кон Ен был самоотверженным борцом, не жалеющим себя ради товарища.
Спустя несколько дней отец встретился в Фусуне с Чан Чхоль Хо. Этот человек, бывший несколько лет назад землемером, теперь стал воином, да уж и командовал ротой Армии независимости. Его очень огорчило болезненно выглядевшее лицо моего отца. Чан предложил ему отдохнуть, поправиться на подобранном ими месте. Так посоветовали и другие.
В то время мой отец, прямо скажу, был в таком состоянии, что не мог хоть мало-мальски физически держать себя, если не заботиться о своем здоровье. Он и сам в этом не сомневался. А зима в том году стояла самая холодная. Но отец, даже не успев положить ни одного компресса, хотя бы на грудь, немедленно тронулся в путь на север.
Сам комроты Чан довел его до назначенного места. Прибыл он именно в Хуадянь и Гирин. Невзирая на свое ознобление, он спешил сюда, в эти отдаленные места, именно для того, чтобы ускорить процесс объединения организаций движения за независимость в единый фронт и сплочения антияпонских патриотических сил. В то время для участников движения за независимость на повестку дня встал уже вопрос и о создании партии.
По мере развития идеологии и углубления идеала революции стала тенденцией времени политика, проводимая партией. Такая практика быстро распространялась на политической арене мира. Как буржуазные политиканы, так и коммунисты стремились к политике партии. После Октябрьской революции в России в различных странах Азии также создавались компартии. С распространением нового идеологического течения Восток тоже встретил эпоху партийной политики. Так, в 1921 году в соседней стране — в Китае была создана компартия.
На фоне такой ситуации предтечи Кореи также наращивали темпы процесса создания такой организации, которая политически направляла бы национально-освободительную борьбу.
Политика партии, можно сказать, предполагает создание и развитие идеологии и идеала, которые послужили бы руководством к действию и основой в этой политике, и без них она невозможна.
В современной истории Кореи буржуазный национализм как своего рода идеологическое течение направлял национально-освободительное движение, но умирал, не имея собственной политической партии. На арене национально- освободительной борьбы взамен буржуазного национализма подняло голову новое, коммунистическое идеологическое течение. Пионеры нового поколения глубоко убедились в том, что буржуазный национализм больше не может быть знаменем национально-освободительной борьбы. Среди них ускоренными темпами росли ряды приверженцев коммунизма. И в лагере национализма многие передовики изменили направление своей деятельности в сторону коммунистического движения.
Курс на переориентировку движения, намеченный на Куаньдяньском совещании, не ограничился только декларацией. Внутри националистического движения эта установка вступила в стадию практической реализации благодаря усилиям передовиков. Установку Куаньдяньского совещания впервые начал осуществлять на практике именно О Дон Чжин. После совещания в отряде Армии независимости, которым командовал он, больше стало людей, которые с симпатией относились к идеологическому течению марксизма-ленинизма. Появившиеся к тому времени новые силы японские империалисты определили как «третьи силы».
В середине 20-х годов — в это время отец, вырвавшись из лап японской полиции, пошел через Фусун в Гирин — ускорялся внутри национального движения процесс разделения групп на две: на новаторскую, стремившуюся к переориентации движения, и на консервативную, выступавшую против этого.
На основе проницательного анализа такой тенденции ситуации мой отец пришел к выводу: настала пора рождения политической организации, которая могла бы осуществить идеал переориентации.
До того времени национальное движение корейцев в Маньчжурии развертывалось под идеалом восстановления государственной власти, главным образом, в форме непосредственной военной деятельности и самоуправления, основой которого являлись проблемы образования и жизни населения. Но у них не было организации, способной политически направлять это движение. Исходя их этой реальной действительности, отец вместе с националистами новаторского толка, действовавшими в районе Гирина, приступил к подготовительной работе по созданию новой организации, которая смогла бы осуществлять политическое руководство всеми военными и самоуправляющимися организациями, разбросанно существовавшими на территории Маньчжурии.
Первым шагом в этом направлении было собрание в Нюмасянцзе в Гирине, созванное по предложению моего отца. Оно проходило в начале 1925 года в доме Пак Ги Бэка (отец Пак Иль Пха), находившемся под Бэйшанем в городе Гирине. На нем присутствовали Рян Ги Тхак, Хен Ха Чжук, О Дон Чжин, Чан Чхоль Хо, Ким Са Хон, Ко Вон Ам, Квак Чжон Дэ и другие старейшие лица и ответственные деятели движения за независимость.
Все они признали необходимость политической организации, способной в едином порядке руководить движением за независимость, и единогласно приняли решение о создании в недалеком будущем единой определенной партии. На собрании обсуждался также целый ряд принципиальных вопросов, связанных с созданием партии.
По воспоминаниям Ли Гван Рин, на собрании наиболее оживленно шла дискуссия по вопросу названия партии. Как назвать будущую партию лучше — Революционной партией Корей и Корё? Участники считали, что, конечно, наименование партии важно, но более важное значение имеет правильная разработка задач и программы партии в соответствии с целью ее деятельности. Исходя из этого, они и перешли к обсуждению программы, а партию решили назвать Революционной партией Корё.
Руководители движения за независимость, принявшие участие в собрании в Нюмасянцзе, через год вместе с представителем новаторской группы следователей религии чхондогё, представителем общества Хенпхенса и делегатами из Приморья провели совместное совещание, на котором и была образована Революционная партия Корё, целью которой явилось «построение единого мирового государства на базе коммунистической системы путем ликвидации нынешней системы частной собственности и уничтожения существующей государственной машины».
Отец мой присутствовать на этом совещании не мог из-за болезни.
А в Фусун отец вернулся после посещения Бэйшаньского и Цзяннаньского парков и встречи с руководителями молодежной организации поселка Синьаньтунь. По телефону их Фусуна он велел нам покинуть Линьцзян.
Оставив за собой Линьцзян, мы немного прошли. На дороге нас застали двое бойцов Армии независимости в траурных головных повязках из конопляного холста, присланные на встречу с нами командиром роты Чан Чхоль Хо. Этот траурный наряд служил им маскировкой, — нужно было, чтобы агенты противника не очень сомневались в этих двоих. На их запряжке мы направились в Фусун.
Отец встречал нас в Дайне, отдаленном примерно в 40 ли от города Фусуна. С лица он выглядел явно болезненно, зато его широкая улыбка обрадовала нас. Нам почувствовалось, будто вся тяжесть с наших плеч спала. Взяв братишек за руки, я побежал вперед.
Прежде чем я поклонился отцу, братишки мои бросились к нему и сразу выложили те думы, что накопились у нас за два месяца разлуки. Отец, учтиво принимая детское баловство, не оторвал глаз и от моего лица и радостно говорит мне:
— Как хороша и водица на Родине! Отправил тебя, но мне не спалось. Ты так здорово подрос!
В ту ночь вся наша семья сидела в едином кругу и до рассвета делилась своими сокровенными думами. Той ночью я услышал и о Хване, и о старике Киме родом из Чончжу, которые помогли отцу в побеге, слышал о храбрых свершениях Кон Ена в логовище маньцзянских бандитов.
А я рассказывал отцу об увиденном, испытанном мною на Родине, о моей решимости снова, во второй раз не переправляться через реку Амнок, пока Корея не станет независимой. Он с удовольствием оглядел меня и добавил:
— Так и должно быть, если ты сын Кореи.
Потом он дал глубокомысленный наказ:
— Не надо думать, что учеба, познание и понимание Кореи закончены в Чхандокской школе. И на новом месте нужно еще прилежнее учиться, чтобы поглубже знать Корею, знать свою нацию.
Через несколько дней меня зачислили в Фусунскую начальную школу № 1. Самым близким другом мне по этой школе стал китайский мальчик Чан Вэйхуа. Он был сыном хозяина второго или третьего богатого дома в Фусуне. Так, у него в домашней дружине насчитывалось несколько десятков солдат. Почти все женьшеневые плантации в Дунгане уезда Фусун были собственностью дома Чана. Каждый год осенью Чаны собирали урожай женьшеня. Корень жизни везли на лошадях или на ослах в другие места для продажи. Когда его везли, домашняя дружина растягивалась по дороге на расстоянии 10 ли. Отец Чан Вэйхуа слыл как крупный богач, но он был совестливым человеком, ненавидевшим империализм и любившим свою родину. Таким был и Чан Вэйхуа. Впоследствии, когда я окунулся в революционную работу, они помогли мне. Я не раз избежал при их помощи трудных моментов, мне угрожавших.