Близкими мне корейскими учениками были Ко Чжэ Бон, Ко Чжэ Рён, Ко Чжэ Рим и Ко Чжэ Су.
Когда отец развертывал свою революционную деятельность, главным образом, в Фусуне, складывалась весьма неблагоприятная ситуация: реакционная военщина Китая была склонна к прояпонской ориентации и всячески мешала деятельности корейских патриотов. К тому же здоровье отца все больше ухудшалось. В этом сказывались последствия двукратных жестоких мук — пыток и ознобления в Пхеньяне и в Пхопхене. Но он ни на час не прекращал свою революционную борьбу.
Над нашим домом, находившимся на улице Сяонаньмынь, появилась новая вывеска: «Лечебница Мурим». Могу сказать, что тогда физическое состояние отца не позволяло ему лечить других. Он сам должен был лечиться. Но отец опять сразу же отправился в путь.
Все отговаривали его от этого, удерживали его и Чан Чхоль Хо, Кон Ен, Пак Чжин Ен и все другие борцы за независимость, которые приезжали в Фусун и выезжали из него. И я, и мой дядя Хен Гвон тоже не пускали отца. И моя мать, молчаливая помощница отца, во всем поддерживавшая его, тоже настойчиво просила его на этот раз не выезжать из Фусуна. Отец же, не изменив своего плана, уехал.
Его очень тревожила весть о том, что в районе у горы Нэдо верхушки Армии независимости, не достигнув единства действий, разделились на несколько групп и дерутся между собою за свое влияние, а это, стало быть, грозит опасностью разложения отрядам армии.
Проводник, посланный по приказу Чан Чхоль Хо, должен был сопровождать отца до Аньту. Он сунул в вещмешок продовольствие для обоих: пять-шесть тве (мера сыпучих тел, 1,8 литра — ред.) чумизы и небольшой кувшин с соевой пастой.
Прицепил к себе топор и револьвер. И вот они отправились в дорогу. Путь до назначенного места в сотни ли был безлюден. Я слышал, что в этом незаселенном районе дорога стоила им больших мук. Ночи проводили под открытым небом, у костра, без покрывала, прислонясь к кучам бревен. Спать приходилось урывками, а рваный сон — не сон. Отец сильно кашлял, и проводник ни минуты не был спокоен.
И после возвращения из Аньту у отца продолжался удушливый кашель. Спустя несколько дней он в таком же состоянии бегал за получением санкции Пэксанской школы.
Эта частная школа имела длительную историю. Она была создана корейскими эмигрантами Фусуна, предтечами нашими, при содействии крестьян. Построили ее давно в унисон с велением времени, когда в Корее оживленно шло движение за создание частных школ.
Мне говорили, что вначале эта школа была маленькая — не больше Сунхваской частной школы в Мангендэ, где учился мой отец. Значит, по своим размерам она была равна двум вместе взятым комнатам крестьянского дома наших дней.
Однако и эта маломасштабная Пэксанская школа была вынуждена надолго закрыть свои двери из-за нехватки финансовых средств.
Когда мы переселились в Фусун, шло активное движение за возобновление работы этой школы. Однако, военщина, науськиваемая империалистами Японии, не дала санкцию на открытие этого учебного заведения. Это очень беспокоило и мучило моего отца.
Куда бы ни пошел, он всегда прежде всего заботился о педагогическом движении и во многих районах создал учебные заведения.
В канун открытия этой школы отец вместе с Чан Чхоль Хо пришли к ее помещению, взяв повозку с партами и скамейками, сделанными в столярной мастерской. Хотя над нашим домом и была вывеска «Лечебница Мурим» и отец не прекращал врачевания, но душу его всегда тянуло к школе.
Отец как почетный директор этой школы сам не преподавал, но заботился о содержании обучения и шефстве над нею. Он выступал в школе с речами, часто руководил внеурочными занятиями воспитанников.
Отец собственноручно написал учебник «Родной язык», которым и пользовались в этой школе. После ее открытия он поехал в Саньюаньпу уезда Люхэ. Вернувшись домой, он вместе с Пак Ги Бэком (Пак Бом Чжо) и составил этот учебник.
Написанные отцом учебные материалы были напечатаны в Саньюаньпу и разосланы по всей Маньчжурии. Этим делом занимались мыслящие люди. В Саньюаньпу работала типография, подведомственная фракции Чоньибу. Здесь печатали учебники. Книги были прекрасно напечатаны литографским способом. Напечатанными здесь учебниками пользовались в корейских школах Маньчжурии.
В Фусуне отец много раз проводил собрания, на которых специально обсуждались проблемы образования. Способные кадры были направлены в Аньту, Хуадянь, Дуньхуа, Чанбай и другие места с целью создания там дневных и вечерних школ во всех районах, где жили корейцы. К тому времени открылась и Югенская школа в селе Дэинцуне в Шибадаогоу уезда Чанбай. Воспитанниками этой школы были Ли Чжэ У, впоследствии ставший бойцом Корейской революционной армии и членом Союза свержения империализма, а также антияпонский борец Кан Дон.
Когда дело в Пэксанской школе вошло в свою колею, отец опять объезжал всю Маньчжурию, налаживая работу с участниками движения за независимость. Главное в деятельности того времени — работа по достижению единства и сплоченности рядов движения за независимость. На повестку дня встала проблема создания единой определенной партии, способной претворять в жизнь линию на переориентировку движения. Поэтому сплочение рядов движения за независимость, являвшееся фундаментом создания партии, стало актуальной задачей времени, к решению которой никто не мог бы стоять спиной. Этому святому делу отец и посвятил весь остаток своей жизни.
К тому времени мелкие разношерстные организации движения за независимость, разбросанно действовавшие в трех провинциях Северо-Востока Китая, слились в три фракции. Так настал в Маньчжурии новый период существования трех фракций: Чоньибу, Синминбу и Чхамибу. Но и эти фракции ушли с головой в грызню за сферы своего влияния, что стало предметом насмешек над ними со стороны народных масс.
В такой ситуации мой отец был уверен в том, что единство и сплоченность борцов является большой исторической задачей, решение которой не терпело ни малейшего отлагательства. Для решения этого вопроса в августе 1925 года он, находясь в Фусуне, обсуждал с представителями КНО в стране и за рубежом и военных организаций необходимые меры по достижению единства и сплоченности рядов движения за независимость и образовал Общество по содействию коалиции национальных организаций.
Отцов план того времени заключался, по-видимому, в том, чтобы через посредство этого общества ускорить процесс создания единой партии. Отец спешил с этим делом, каждый день работал напряженнее, чем обычно, дорожа каждой минутой и секундою. К тому времени он уже предчувствовал, что у него слишком мал остаток жизни.
Вскоре он и слег от тяжелой болезни. С весны 1926 года тяжкий недуг приковал его к постели.
Весть о том, что он страдает, пораженный тяжелой болезнью, собирала много посетителей из разных мест. Возвращаюсь из школы — и вижу на ступеньках завалинки незнакомую обувь — то пять, то шесть пар. Каждый приносил с собой хорошие лекарства, все утешали больного теплыми словами. Почти каждый из посетителей, как бы он ни бедно жил, приносил по крайней мере по одному корешку жизни — женьшеню. Но болезнь уже брала свое и никакие лекарства не помогали. Весна давала густые соки жизни всему на свете, пела о приходе нового сезона, но, к большому несчастью, не могла восстановить здоровье отца, чего так сердечно желали все я каждый из его друзей.
И у меня пропала охота ходить в школу. Однажды утром вернулcя с дороги, не дойдя до школы, обеспокоенный ухудшающимся состоянием отца.
— Чего ты не идешь в школу? — строго спросил он меня. Я ничего не ответил и только глубоко вздохнул.
— Иди, сынок. Так мужчина не сможет заниматься большими делами…
Так он и завернул меня обратно в школу.
Однажды из Гирина к отцу приехали О Дон Чжин вместе с Чан Чхоль Хо. О Дон Чжин, по его словам, всячески старался сплачивать антияпонские патриотические силы, руководствуясь курсом Фусунского совещания, но дело пошло не по его желаниям. С тяжелой думою на душе приехал он к своему наставнику, да и надо было навестить больного, и посоветоваться с ним по делам. Он гневно осудил раскольников.
— С этими упрямцами лучше бы поскорее рассчитаться! — не сдержал своего гнева Чан Чхоль Хо, человек характера прямого и резкого.
Внимательно выслушав обоих, отец взял в каждую из своих рук руки друзей и сказал:
— Нет! Так нельзя. Слияние надо осуществить непременно, если даже это будет стоить огромных сил. Нам нужно слиться и с оружием в руках вместе противостоять врагу. Иначе мы не сможем достичь независимости.
Гости уехали. После этого он с глубокой тревогой рассказывал нам о грызне между группировками, которая продолжалась со времен династии Ли.
— Борьба между фракциями, — говорил он, — толкнула страну в пропасть гибели, а они, эти самозваные участники движения за независимость, еще не опомнились и, расколов ряды на части, грызутся между собой, вот в чем и вся беда! Не положив конец грызне между фракциями, нельзя добиться ни независимости страны, ни цивилизации, ни процветания. Борьба между группировками — причина истощения сил государства, это проводник внешних сил. Проникнут внешние силы — и страна, как правило, погибнет. При жизни твоего поколения непременно надо искоренить грызню между фракциями, добиться сплоченности наших рядов и поднять на борьбу народные массы…
После уроков я ухаживал за больным отцом, уже не отлучаясь из дому. Он просил меня присесть к нему поближе и рассказывал многое, что мне знать не мешало бы. Речь шла, главным образом, о его жизненном опыте. Много поучительного было в его жизни.
Из отцовских рассказов я и сейчас помню наказ о трех готовностях, которыми должен владеть революционер.
— Где бы ни окажись, революционер всегда должен быть готов к трем видам смерти: от голода, от побоев, от холода. То есть быть готовым умереть с голоду, погибнуть от побоев и замерзнуть. С такими убеждениями и не надо никогда отступать от первоначального великого замысла.