Это было не обыденное расставание, какое люди переживают десятки и сотни раз в своей жизни, а вечная разлука, оставившая в моем сердце навеки несмываемый отпечаток горького до слез воспоминания. Больше я никогда не смог повидаться с матерью…
И вот спустя несколько месяцев нас застала скорбная весть — мама умерла. Не стало родной матери, и я почувствовал тяжкое раскаяние, что в минуту последней разлуки не смог утешить ее более теплыми словами. Оправданием, да и то малым, может мне служить то, что она сама не любила сентиментальных расставаний. Я выполнял ее последнюю волю…
И поныне, вот уж на старости лет, я не могу забыть тех печальных, тревожных дней. Обычно люди в своей жизни сталкиваются с подобными моментами по крайней мере несколько раз. И в судьбах людей происходят крутые перемены в зависимости от того, какие решения принимают они в такой момент, пусть даже разница меж ними незначительна, — и жизненный путь их диаметрально противоположен. Какое изменение произошло бы в душе этого сына, готового взлететь в небо, раскинув крылья, если бы тогда мать передо мною беспокоилась о семейной жизни или сказала бы хоть одно слово, могущее ослабить мою решимость?!
С тех пор, как я, ведя за собой молодую Антияпонскую народную партизанскую армию, покинул холм в Сяошахэ, я вместе с боевыми друзьями в течение нескольких десятилетий шел по тернистому пути, сопровождавшемуся кровавыми боями, лютым морозом и жестоким голодом, которые не поддаются человеческому воображению. Потом прокладывал полувековой путь созидания, высоко неся знамя социализма.
Каждый раз, когда на этом, полном суровых испытаний, пути борьбы за Родину и нацию мы оказались в критическом положении, проверяющем убеждение революционера, я, прежде чем думать о каких-нибудь идеалах и философских положениях, вспоминал слова матери, которые она сказала, торопя меня в Южную Маньчжурию, и последний облик ее, провожавшей меня в белой одежде. Это крепило во мне силу духа и воли…
3. Радость и скорбь
Одновременно с походом АНПА в Южную Маньчжурию командование части Юя послало свое подразделение из 200 человек в район Тунхуа. Его возглавил Лю Бэньцао. Командующий Юй, направляя начальника штаба Лю Бэньцао в Южную Маньчжурию, считавшегося его правой рукой, преследовал цель осуществить сотрудничество с Армией самообороны Тан Цзюйу и с ее помощью приобрести оружие. В то время командующий Юй ломал голову над тем, как восполнить нехватку оружия. Армия самообороны в Южной Маньчжурии, базировавшаяся в провинции Ляонин, имела превосходного оружия больше, чем отряды Армии спасения отечества, находившиеся под командованием Юя.
Встретив весть о предстоящем нашем походе, Лю Бэньцао пришел к нам в Сяошахэ и предложил: не лучше ли, во всяком случае, вместе отправиться, ведь и им дан приказ продвинуться в Южную Маньчжурию, место назначения одно и то же. Отправишься вместе с ним, мол, он поможет встретиться с Тан Цзюйу, а установишь связь с ним — будет шанс приобрести оружие.
Я с удовольствием согласился с его предложением. Откровенно говоря, и мы очень нуждались в оружии. Да и, продвигаясь вместе с Армией спасения отечества в Южную Маньчжурию, можно было бы в пути избежать столкновений с китайскими антияпонскими отрядами в случае неожиданной встречи с ними и обеспечить нашу безопасность.
А кто такой Тан Цзюйу? Он был командиром 1-го полка провинциальных охранных войск в Дунбяньдао, а после события 18 сентября организовал Ляонинскую народную армию самообороны, выступавшую против японского империализма, за спасение отечества.
Под его командованием находились войска численностью примерно в 10 тысяч штыков. Возглавляемая им Армия самообороны базировалась в районе Тунхуа и, действуя главным образом в районе Южной Маньчжурии, вела неравные бои с частями Квантунской армии, расквартированными в Шэньяне. В ходе этого они не раз организовывали совместные операции во взаимодействии с отрядами Корейской революционной армии, находившейся при Кунминбу.
В первые дни создания боевое настроение солдат Ляонинской народной армии самообороны было превосходным, не плохими были их боевые успехи. Но когда ситуация изменялась в пользу японской стороны и возникали одна за другой преграды на ее пути, Тан Цзюйу начал колебаться.
Несмотря на то, что Лига Наций направляла в Маньчжурию комиссию Литтона для расследования события 18 сентября, японские войска, почти не подвергаясь никаким серьезным притеснениям, продолжали расширять свои боевые успехи. В первых числах января 1932 года они заняли Цзиньчжоу. 28 января, пустив в ход заговорщицкие планы и гангстерские средства, спровоцировали событие в Шанхае. Ссылаясь на то, что пятеро японских монахов подверглись избиениям в Хункоу в этом городе, японские захватчики громили китайские заводы и магазины, убивали китайских полицейских, вслед за этим, подняв на ноги морской десант, начали крупный вооруженный налет на Шанхай. Цель такой провокации Японии в Шанхае заключалась в том, чтобы превратить этот город в военный плацдарм для захвата основной территории Китая. Верхушка японской военщины лелеяла бредовую мечту молниеносным ударом занять Шанхай и, воспользовавшись этим боевым успехом, одним ударом захватить всю территорию Китая.
Войска и жители Шанхая начали немедленное героическое контрнаступление и нанесли японским агрессивным войскам ощутимый удар. Но реакционное правительство Гоминьдана во главе с Чан Кайши и Ван Цзинвэем проводило вероломную предательскую политику, и сопротивление потерпело поражение. Это событие в Шанхае завершилось заключением кабального и контрреволюционного «Сунхуского соглашения».
Поражение сопротивления в Шанхае привело в упадок дух Армии спасения отечества, Армии самообороны и всех других патриотически настроенных воинов и населения, стремившихся к антияпонской борьбе.
Как показывает процесс события в Шанхае и заключения «Сунхуского соглашения», реакционная и предательская политика гоминьдановского правительства служила самой большой преградой на пути борьбы антияпонских сил за спасение отечества. Гоминьдановская реакционная группировка не только не поддерживала сопротивление в Шанхае, но и, наоборот, мешала антияпонским выступлениям, считая их преступной акцией. Чан Кайши и Ван Цзинвэй преднамеренно прекратили поставку военных материалов в 19-ю армию, конфисковали средства фонда помощи, присылаемые в Шанхай со всех концов страны, и в то же время отдали секретный приказ военно-морскому флоту доставить японской стороне продовольствие и овощи, без стыда и совести совершая таким образом позорные предательские акции.
Гоминьдановская реакция не только сама не выступала против японского империализма, но и не давала народу бороться против него. Дуло ее оружия везде и всюду было обращено в сердца людей, выступавших против японского империализма. Все те, кто выступал за антияпонскую борьбу, без исключения оказывались жертвой террористических акций гоминьдановцев или задыхались на виселицах.
Чан Кайши давно заявил: «Если Китай погибнет в руках империализма, то мы так и останемся в живых, хотя и рабами, а если Китай погибнет в руках компартии, то мы не останемся в живых даже и рабами». Эта болтовня свидетельствует о том, что Чан Кайши и возглавляемая им реакционная группировка боялись и предостерегались народной революции больше, чем агрессивные силы иноземного империализма, и что они были цепными псами империалистов и их прислужниками до мозга костей.
Предательство Чан Кайши оказывало вредное идейное влияние на верхушки Армии спасения отечества и Армии самообороны, так или иначе связанные с Гоминьданом и представлявшие интересы старой военщины, чиновников и политических деятелей.
И мощь японских войск, неуклонно шедших по восходящей линии, служила одной из причин падения боевого духа Армии спасения отечества. Комиссия Лиги Наций во главе с Литтоном в своем докладе предлагала оставить Маньчжурию не под монопольным правлением Японии, а осуществить ее интернационализацию. Но японская сторона, не считаясь с этим предложением, не прекращала боевых действий. Японские войска постепенно продвигались по направлению Шаньхайгуаня и Северной Маньчжурии. Занимая шаг за шагом обширные районы Северной Маньчжурии, они сосредоточивали свои силы в направлении Жэхэ.
В связи с предстоящим наступлением на Северную Маньчжурию японские империалисты подняли на ноги спецслужбы Квантунской армии, чтобы вызвать политическое разложение в рядах Северо-Восточной армии, и пустили в ход весь арсенал приемов подкупа и заговоров с помощью агентов, чтобы все бригады Северо-Восточной армии Северной Маньчжурии, расколовшись на части, подозревали друг друга или с головой ушли в грызню между собой за гегемонию.
Когда они громили войска Ма Чжаныпаня, перетянули к себе Су Бинвэня, а после разгрома Ма Чжаньшаня одним ударом уничтожили и Су Бинвэня. Таким образом им удалось легко уничтожить поодиночке антияпонские отряды Северной Маньчжурии.
Процесс падения антияпонских отрядов в Северной Маньчжурии не мог не оказать влияния и на Ван Дэлиня в Восточной Маньчжурии, и на Тан Цзюйу в Южной Маньчжурии.
Тан Цзюйу, идя навстречу революционным настроениям народа, поднял знамя антияпонской борьбы и спасения отечества, но воздержался от смелой активной деятельности, действовал осторожно, ориентируясь на изменение ситуации.
К тому времени немало вожаков антияпонских отрядов, таких, как Дин Чао, Ли Ду, Син Чжаньцин, находились в плену бредовой мечты: не развертывать активную антияпонскую борьбу и все дела решать, опираясь на Лигу Наций. Они даже занимались такой абсурдной болтовней: «Чжан Сюэлян воздерживается от сопротивления японским войскам, чтобы ликвидировать коммунистических бандитов. Только уничтожив в первую очередь этих бандитов, можно будет изгнать японские войска. Компартия привлекла за собой япошек».
Весной того года, когда мы отправились в Южную Маньчжурию, Чжоу Баочжун был арестован Армией самообороны. Тогда он спросил арестовавших его командиров, почему их отряды называют Армией самообороны.