Позже он еще побывал в доме моего будущего отца пять раз. Проклятая бедность не позволяла родителям отца даже как следует угостить обедом будущего свата, наносившего визиты целых шесть раз. Только после шестого посещения дед по материнской линии из Чхильгора, посоветовавшись со своей старухой, прислал в село Нам письмо, в котором содержалось согласие на помолвку…
— Выслушав рассказ о столь необычном бракосочетании, я лучше узнал твою родословную. Ты, Сон Чжу, наверное, удивишься не на шутку, если скажу, что я знаю даже историю о крабах.
Действительно я изумился, когда Ли Гван напомнил историю о крабах. Это была старая история, которую знали в нашей семье лишь моя мать, дедушка Бо Хен и еще несколько взрослых и я.
— Каким образом тебе стала известна даже эта история?
— Можешь себе представить, какие дружеские связи у меня с твоей семьей! Ли Гван сделал немножко гордый вид, увидев мое удивление.
… Я начал ловить крабов лет с шести-семи, когда проводил детство в Мангендэ. Мой дед часто занимался ловлей крабов, чтобы хоть как-то пополнить запасы продовольствия в нашем хозяйстве. Было много крабов в реке Сунхва, притоке реки Тэдон. Почему-то дед обязательно брал меня с собой, когда отправлялся на ловлю крабов. Может быть, он хотел научить меня с детства добывать средства на пропитание? Хотя богачи не считали крабов продуктом питания, но засоленный краб считался у нас особенным блюдом.
Ловля крабов была весьма простым и даже скучным занятием. Когда в реку бросали вареные колосья гаоляна, вокруг собиралось много крабов — их привлекал запах гаоляна. Мы ловили по несколько десятков и сотен крабов в день. С большим удовлетворением мы возвращались домой с сумкой, набитой своей добычей.
Крабы занимали немалую долю в пропитании нашей семьи. Когда в доме появлялся гость, бабушка угощала его засоленными крабами, которые хранились в глиняных кувшинах. Видя это, я подумал о том, как хорошо было бы угостить дедушку и бабушку, родителей матери, такими крабами. Для меня дом моей матери в Чхильгоре являлся таинственным уголком, вызывающим глубочайшую привязанность и симпатию. Я любил приятный запах нарезанной соломы в коровнике этого дома, радовало меня веселое щебетание птиц на ветвях жужубы во дворе. С величайшим интересом слушал я сказки летним вечером, сидя на мате и вдыхая запах полыни, когда разводили костер от комаров.
Сестра моей матери всегда твердила о том, что я ни на минуту не должен забывать о Чхильгоре, так как я родился в доме матери. Видимо, мать некоторое время находилась тогда в доме своих родителей. Однако мой дедушка и бабушка постоянно утверждали, что местом моего рождения является село Нам. «Твоя мать находилась несколько дней в доме своих родителей и там родила тебя, это правда, — говаривали они. — Но не положено считать Чхильгор местом твоего рождения. Пусть женщина родила ребенка в другом селе, но по нашим исконным традициям местом его рождения должна считаться местность, где находится дом его отца».
Так или иначе, но я любил дом матери, словно свой родной дом. И это чувство взыграло во мне и во время ловли крабов.
В то время я уже ходил в Чхандокскую школу в Чхильгоре. По воскресеньям шел в Мангендэ и вместе с дедом мы ловили крабов. Как-то раз я спрятал в кустарниках половину добычи, а деду передал сумку с остальными крабами.
— Сегодня не так удачна ловля, — проговорил он с сожалением. Но я пропустил мимо ушей его сетования.
Собственно говоря, я должен был честно сказать деду, что половину добычи оставил для дома матери. Но я не решился на это, потому что не знал, удовлетворит или огорчит моего дедушку такое признание. Доставив сумку с крабами домой, следуя за дедом, я затем снова пошел на берег реки Сунхва и, сложив спрятанную в кустарниках добычу в сумку, побежал стремглав в Чхильгор. Обитатели дома матери обрадовались, говоря, что это благодаря заботе Сон Чжу им довелось полакомиться крабами. Я сказал, что это подарок моего деда Бо Хена из Мангендэ, поэтому его и следовало бы благодарить.
Однажды дед по матери, гостивший у нас в Мангендэ, подробно рассказывал деду Бо Хену об упомянутых крабах. Он добавил, что благодаря заботам свата они полакомились вкусными крабами и поблагодарили его. Сначала дед Бо Хен не понял, в чем дело, но, выслушав слова свата до конца, остался очень доволен.
Спустя несколько дней дед похвалил меня за тот поступок, сказав, что у меня хорошая сообразительность и доброе сердце…
Вот такова была эта история с крабами, о чем напомнил Ли Гван. Это был эпизод, порожденный бедностью, в какой-то мере житейская драма, отражавшая человечность и доброту.
Но, казалось мне, Ли Гван смотрел на этот эпизод не с позиций человечности, у него на этот счет была другая точка зрения.
— Я стал сочувствовать твоей семье, выслушав рассказы о бракосочетании и крабах, — проговорил он.
Я был в полной мере пленен его добродушием, выраженным в этих глубокомысленных словах.
— Ну, как. Ли Гван, интересно тебе работать волостным начальником?
Этот вопрос интересовал меня еще в то время, когда я находился в средней части Маньчжурии. Подпольщики, направленные тогда в Восточную Маньчжурию, прислали мне информацию из Цзяньдао. В их сообщениях было указано, что Ли Гван — одно из лиц, на которое я обращал особенно большое внимание, — работает волостным начальником в Ванцине.
Ли Гван улыбнулся в ответ на мой вопрос.
— Тяжело, но пользы немало. Осенью прошлого года наши ребята были схвачены охранникам и в Хаматане. Тогда я спас их своим поручительством. Значит, положение волостного начальника сработало.
Он добавил в шутку, что готов всю жизнь работать на этой должности, если разрешат.
Я восхищался своим родным краем, а Ли Гван шутил:
— Коль так прекрасно Мангендэ, то я последую туда за тобой вместе со своей семьей, когда будет достигнута независимость страны.
— А как же быть с Чонсоном? Слыхал, что твоя родина Чонсон.
— Родным краем является не только место рождения. Любая местность может стать родиной, если только питаешь к ней привязанность. Впрочем, когда я прибуду туда, помоги мне устроиться учителем начальной школы. Ты, Сон Чжу, будешь директором, а я — учителем.
— Вся беда в том, что противна мне профессия учителя начальной школы…
— Врешь ты. Я слыхал, что ты когда-то учительствовал там. в Аньту али в Гуюйшу. Твой отец тоже долгое время работал учителем.
Наша дружба еще более укрепилась в дни создания отряда особого назначения. Ли Гван пришел в Сяошахэ для встречи со мной сразу же после того, как он организовал в Ванцине такой отряд по нашему совету. В то время наши товарищи в Ванцине испытывали большие трудности в подготовке к созданию Антияпонской народной партизанской армии вследствие враждебных действий Армии спасения отечества против корейских коммунистов и патриотической молодежи. Ли Гван после организации отряда особого назначения не мог определить направление его действий и ломал голову над этим вопросом.
Тогда я высказал ему свое мнение о ряде принципиальных проблем, возникающих в создании единого фронта с китайскими антияпонскими отрядами, и о мерах его осуществления, конкретно обсуждал вместе с ним направление и методы действий его отряда. Ли Гван принял мои предложения чистосердечно.
Моя мать оказала Ли Гвану теплое гостеприимство, от души угощая его кашей из чумизы и гаоляна, супом, заправленным соевой пастой, и салатом из сушеных съедобных трав. А Ли Гван, в свою очередь, глубоко уважал и почитал ее. Родительская любовь моей матери тронула Ли Гвана, а его юношеский задор и простой характер были ей по душе.
Когдамы создали АНПА, Ли Гван находился в Синлунцуне. Мать поднялась с постели, невзирая на болезнь, и посетила партизанский отряд вместе с Чхоль Чжу. Коснувшись рукой винтовки на плече Ли Гвана, она сказала:
— Можно воевать по — настоящему, имея только такую винтовку. Вряд ли можно бить японскую армию оружием Армии независимости, похожим на ножку курицы. У меня гора с плеч при виде нашей армии с винтовками. Как обрадовались бы ваши матери, если бы они увидели вас. Матери проливают горькие слезы, у них болит сердце, когда их дети сваляют дурака, когда они поступают вопреки совести. Но они плачут от гордости, видя сыновей, вставших с оружием в руках на борьбу за отчизну.
Ли Гван, вернувшись в Ванцин, активно развернул работу с Армией спасения отечества. В Аньту нам удалось добиться сотрудничества с командующим Юем, что послужило хорошим опытом работы с китайскими антияпонскими отрядами. Вначале эта работа шла сравнительно гладко. Было немало успехов. Многие отряды АСО активно откликались на призыв к созданию антиимпериалистического совместного фронта с нами.
При создании единого фронта с ними козыри оказались в руках коммунистов. Однако левачество мешало созданию единого фронта. Авантюристический лозунг «Свергнуть верхи, завоевать низы», брошенный левацкими элементами, вызвал сильное противодействие и возмущение верхушки китайских антияпонских отрядов и заставил многих командиров АСО остерегаться коммунистов и даже начать с ними расправу.
Именно в такой момент Ли Гван включился в работу с китайскими антияпонскими отрядами, что можно было только приветствовать. Для этой работы он переселился из Бэйхаматана в Тайпингоу. Тогда я часто посещал его дом в этом местечке. Село Тайпингоу примерно с 300 крестьянскими дворами было расположено в центре треугольника Сяованцин — Яоингоу — Лаохэйшань. Невдалеке от него пролегала советско-маньчжурcкая граница. Село находилось в 8–12 километрах от Лоцзыгоу. Все важные пункты базирования Армии спасения отечества были расположены вблизи Тайпингоу. Отряд особого назначения, возглавляемый Ли Гваном, был расквартирован в Цзяньчангоу, находившемся километрах в двух от городка Лоцзыгоу.
Дом Ли Гвана стоял отдельно на склоне берега реки, омывающей главный поселок села Тайпингоу. У его дома был колодец с журавлем, что служило своего рода приметой. И этот дом получил название «изба с журавлем». Я не раз пил воду из этого колодца. Когда в летний зной мы появлялись перед домом Ли Гвана, вспотевшие и уставшие, то хозяин доставал бадью ледяной воды и предлагал ее нам. Очень вкусной была вода из колодца с журавлем.