После этого китайские антияпонские отряды уже сами решили принимать меры к тем, кто попытается вредить корейским партизанам.
— Да, 7 сентября 1933 года я родился на свет во второй раз! — так сказал Ши Чжунхэн, придя в сознание. — Если до сих пор я жил жизнью, которую дали мне родители, то с 7 сентября живу второй жизнью, которую дал мне командующий Ким Ир Сен. Он спас мне жизнь и теперь антияпонский партизанский отряд — родной брат нашей Армии спасения отечества. Из уст комбрига облетели, словно легенда, всю Маньчжурию слухи об антияпонском партизанском отряде: какая у него высокая самоотверженность, насколько верен он чувству товарищеского долга.
На обратном пути от Дуннинадо Лоцзыгоу, протянувшемся на несколько сотен ли, я ни на минуту не отходил от комбрига Ши. В первый день мы сами все время несли его на носилках. Бойцы АСО хорошо видели, как их командира несут на носилках партизаны. Но они не смели подойти к своему комбригу, а лишь поглядывали издалека. Затем адъютант Ши Чжунхэна и другие бойцы АСО попросили передать им своего командира. Но партизаны не стали их даже слушать.
Когда же адъютант в третий раз пришел к нам в отряд, я велел передать носилки с Ши Чжунхэном бойцам АСО. При этом я говорил своим товарищам: «Они тоже люди мыслящие, переживают. Теперь они, думается, раскаялись в своих поступках. Поэтому не будем отказывать им в праве нести раненого. Пусть теперь хотя бы частично попробуют искупить вину, проявленную на поле боя».
Когда мы передали Ши Чжунхэна, бойцы АСО, преисполненные чувством благодарности, отвесили нам низкий поклон.
Комбриг Ши очень переживал, что его оставили в беде. Однако за недостойное поведение своих подчиненных он просил извинения, не забывая, что в этом повинен и он как их начальник.
— Какими же они оказались слабовольными! Знаю, стыдно мне смотреть на вас, командующий Ким. Ведь вся вина во мне, не успел воспитать их как следует. За все спросите с меня, а моих подчиненных простите.
Я был сильно тронут тем, что он принимал позор подчиненных как свой собственный. Я, может быть, не был бы так взволнован, если бы Ши Чжунхэн начал ругать подчиненных или по крайней мере упрекал их. Он был человеком военным, а тем более с общительным характером и широкой душой.
— Вспоминается мне китайская пословица, которая гласит: «И в сладкой дыне есть горькая плодоножка», — так я обратился к комбригу Ши. — Человек тоже бывает в приятном настроении не всю тысячу дней, и цветы красивы не всю тысячу дней. Вы получили смертельную рану, а теперь к вам возвращаются силы. Этим я и доволен.
— У нас говорят: хочешь купить лошадь — смотри ей зубы, хочешь познакомиться с каким-то человеком — смотри ему в душу. Думаю, небо ниспослало мне счастье — счастье познакомиться с вами, командующий Ким. Дружбу эту буду хранить бережно всю жизнь!
Ши Чжунхэн был старше меня лет на тринадцать. Но мы в окопах антияпонского совместного фронтасталисо ратниками и товарищами, связанными друг с другом кровными узами. После боя в Дуннинеон расположил свой отряд поближе от Мацуня — в Сибэйгоу. Мы крепили узы нашей дружбы, часто посещая друг друга, теперь уже как родственники.
Я предлагал ему немало медикаментов, чтобы помочь в лечении огнестрельных ран. Оказывал на него также большое коммунистическое влияние, стремясь к перемене его идейных взглядов. После этого комбриг вступил в Компартию, вырос командиром Народно-революционной армии.
В битве под Лоцзыгоу, которая разгорелась в июне 1934 года, Ши Чжунхэн храбро сражался за успех комбинированных боевых действий против японских войск. А после его зачисления в Народно-революционную армию он, будучи командиром отдельной 2-й дивизии, совершил множество ратных подвигов. В каждом бою он впереди всех бросался в атаку с поднятым над головой маузером. Его солдаты утверждали, что нет нигде в мире такого замечательного командира, как комбриг Ши. И солдаты других отрядов АСО тоже очень уважали и чтили его. Многие из них покинули свои подразделения и перешли в часть Ши Чжунхэна.
Во время боя под перевалом Лаосунлин он шел в первых рядах атакующих и получил смертельную рану в живот. Пуля не прошла насквозь, а осталась в теле. Чтобы удалить ее, он перешел через границу на советскую территорию, но вскоре скончался. Получив весть о похоронах погибшего комбрига Ши, я, совсем убитый горем, со скорбью чтил память этого человека.
Под пулями на поле боя в Дуннине окрепла моя дружба с Чай Шижуном на основе идеалов антияпонской борьбы. Впоследствии он был причислен к Народно-революционной армии, назначен заместителем командующего, а затем командующим 5-го корпуса. Базируясь в Северной Маньчжурии, он, подчиненный Чжоу Баочжуну, прилагал немало усилий для укрепления братских боевых связей с нами. И позже, в первой половине 40-х годов, между мною и Чай Шижуном поддерживались тесные связи.
Когда мы совершали рейд в уездный центр Дуннин, неразрывным стал совместный фронт АНПА и китайских антияпонских отрядов. Между тем тогда же произошел совершенно непредвиденный инцидент, чреватый опасностью разрушить вдребезги наш совместный фронт.
Поводом для происшедшего послужили высказывания У Ичэна, который приукрашивал заслуги Чан Кайши. В то время мы, вернувшись в Лоцзыгоу, созвали совместное заседание, чтобы подвести итоги боев в Дуннине. На заседании первым выступил командующий У. Между прочим, он, останавливаясь на победе объединенных войск в Дуннине, неожиданно стал возносить до небес Чан Кайши и вопреки нашим ожиданиям сказал следующее:
— Антияпонская война на Северо-Востоке Китая сможет идти по восходящей линии только при условии, что Чан Кайши направит с юга пушки да войска. Это вызвало гнев партизан. Тут же Бай Жилин, возглавлявший Хуньчуньский партизанский отряд, поднялся на трибуну, чтобы заметить:
— Чан Кайши-пес империализма. Факт, что это знает весь мир. Как же он может помочь нам, да еще и руководить нами? Ясно, что командующий У реакционер, ведь он защищает и хвалит Чан Кайши.
Рассерженный У Ичэн приказал арестовать его и грозил расстрелом.
Тут же зашумели бойцы Бай Жипина с протестами. Они были готовы вот-вот броситься вперед, хватались за оружие и кричали:
— Мы не потеряли ни одного человека во время боя в Дуннине. А что будет, если мы потеряем своего командираот рук партнера по единому фронту? Без него нам нельзя вернуться в Хуньчунь! Пусть мы все умрем до последнего, но все-таки будем драться с У Ичэном и спасем товарища Бай Жипина.
И бойцы АСО хватались за винтовки и готовились открыть огонь.
Создалась критическая ситуация, все висело на волоске — единый выстрел унес бы жизни многих, да к тому же был бы похоронен с таким тру дом образованный единый фронт. Лицо У Ичэна побледнело, губы у него судорожно дергались.
Я поднялся на трибуну и начал уговаривать обе стороны спорящих на корейском и китайском языках. Затем обратился к командующему У:
— Прошу вас, командующий У, отпустить Бай Жипина. Понимаю ваше возмущение, но поймайте о великодушии. Неправ, конечно, и он, дискредитируя вас, командующего, назвал реакционером. Но и вам не мешало бы задуматься над происшедшим. Весь Китай клеймит Чан Кайши как пса империализма. Думаете, приятно людям слышать похвалу в его адрес? Ведь не кто иной, как он. Чан Кайши, еще до события 18 сентября предупреждал Чжан Сюэляна, чтобы старая Северо-Восточная армия не выступала против Японии. Не так ли? Сейчас вы расстреляете Бай Жипина — вся Маньчжурия осудит вас как предателя. Вам серьезно над всем надо задуматься…
Когда я закончил свою речь, в среде бойцов АСО раздались голоса:
— Кто этот человек? С юга приехал? Может, это курьер из Гоминьдана?
Как бы в ответ раздался негромкий голос:
— Какой там юг, это Ким Ир Сен, командир партизанского отряда.
— Всему вина мое невежество. Не подумайте, что я и Чан Кайши одного поля ягоды, — признался У Ичэн. Он тут же заявил, что приказ о расстреле будет отменен, но не отпускал Бай Жилина в течение двух дней. Это вызывало ропот рядовых солдат АСО, которые порицали своего командующего:
— Какой он глупый! — говорили одни.
— Почему командующий У не держит слово, данное командующему Киму? — спрашивали другие.
— Не убьем мы его — и все. Всех убивать не позволено командующему У! — шумели третьи. — Если Бай Жилин будет убит — не миновать кары нам, Армии спасения отечества.
Такие настроения былисреди солдат. А в это время офицеры АСО направили У Ичэну письмо и прощение с требованием немедленно освободить Бай Жилина.
Арестованный был освобожден по приказу командующего У только на третий день. Как видно из всего этого, процесс осуществления совместного фронта с китайскими антияпонскими отрядами был сопряжен с неисчислимыми трудностями, требовал терпеливых усилий и жертв. Вряд ли без зигзагов, без хождения по мукам, гладко могло произойти слияние двух «организмов» с разными группами крови!
Враги три дня подряд сжигали трупы своих воинов, погибших во время боя в Дуннине. Зато мы лишились Ху Цзэминя. При возвращении в Лоцзыгоу он лишился своей жизни от шальной пули.
4. Об ультрадемократии в войсках
Линия на создание советов представляла собой левый уклон в области строительства власти. Подобно этому, ультрадемократия в военном деле явилась левачеством на практике командования и управления армией. Под такой ультра демократией подразумевается концепция, заключающаяся в том, чтобы в командовании и управлении армией воины пользовались равными правами без различия в рангах. Другими словами, эта идея требует чрезмерной уравниловки во всех сферах военной деятельности и абсолютизирует ее.
Завершив поход в Южную Маньчжурию, мы вернулись в Ванцин. Руководя работой партизанского отряда, мы впервые заметили, что в рядах бойцов партизанского отряда существует ультрадемократия. В то время такой загиб только лишь начинал давать о себе знать и пока еще не оказывал серьезного влияния.
Но, возвратившись в Ванцин после рейда в уездный центр Дуннин и знакомясьс работой партизанского отряда, мы узнали, что эта ультрадемократия, пустившая недавно первые ростки, теперь начала приобретать четкие формы, проникла в систему командования армией и готова ввергнуть ее в состояние паралича.