Графский титул. Несмотря на его убежденность в том, что это чепуха, воображение все-таки взыграло. Это высочайший титул в британском перечне рангов — выше только маркизы и герцоги. Он, конечно, может это не принять, но если принимать, то каким будет этот титул? Граф Медисин-Хэт? Нет, слишком чужестранно — люди будут смеяться. Граф Оттавский? Вот это да? Это звучит как гром фанфар, с глубоким смыслом.
Королева взяла льняную салфетку и осторожно вытерла остатки джема с кончика наманикюренного пальца, Джеймс Хоуден последовал ее примеру. Интимное чаепитие подошло к концу, и королева — она часто так делала после неофициальных приемов — пошла с ним рядом.
Они были на середине комнаты, когда появился супруг королевы. Принц вошел через узкую дверцу, скрытую за длинным зеркалом в золоченой раме.
— Чаю там не осталось? — весело спросил он. И, увидев Хоудена, добавил: — Что, вы уже нас покидаете?
— Добрый день, ваше королевское высочество.
И Хоуден поклонился. Он понимал, что на неофициальный вопрос лучше не отвечать. Благодаря принцу атмосфера при троне стала значительно менее чопорной, но он по-прежнему требовал почтения к себе, и глаза его могли вспыхнуть, а тон стать ледяным, если он чувствовал отсутствие такого отношения.
— Если вам действительно надо идти, я пойду с вами, — объявил принц.
Хоуден склонился над протянутой королевой рукой и с мгновенно обретенной формальностью стал пятиться к выходу.
— Осторожно! — предупредил его принц. — Сзади, слева по борту!
Лицо королевы было каменным, когда они выходили. Хоуден сделал вывод, что, по ее мнению, принц иногда немного перебарщивает.
В пышной приемной мужчины обменялись рукопожатиями в присутствии ливрейного лакея, дожидавшегося, чтобы проводить премьер-министра до машины.
— Что ж, всего вам хорошего, — сказал, твердо держась своей линии, принц. — Прежде чем вернуться в Канаду, загляните еще раз.
Десятью минутами позже, когда Джеймс Хоуден ехал из Букингемского дворца по Моллу в направлении Канада-Хаус, он с улыбкой вспоминал принца. Его восхищало решение принца держаться неофициально, — правда, когда ты супруг королевы, то можешь по своему усмотрению включать и выключать неофициальность. Постоянность такого отношения выделяла человека, и политические деятели вроде него всегда знали, что рано или поздно их пребывание в данном ранге закончится. Правда, в Англии большинство бывших министров по выходе в отставку получают титулы в благодарность за хорошую службу родине. Но в наши дни эта система устарела… превратилась в абсурд. В Канаде это выглядело бы еще более нелепо… граф Оттавский — ни больше ни меньше. Как позабавило бы это его коллег!
И тем не менее он полагал, что по справедливости должен тщательно изучить предложение королевы, прежде чем отклонять его. Королева была права, говоря о необходимости провести водораздел между Канадой и Соединенными Штатами. Пожалуй, следует ему проверить министров, как он обещал. Если это на благо страны…
Граф Оттавский…
Но он не сделал этого и никому не говорил до данного момента в Вашингтоне, когда беседовал с Артуром Лексингтоном. Да и сейчас, опустив то, что королева предложила ему, он в юмористических тонах передал беседу с ней.
Взглянув на свои часы, он увидел, что осталось всего четверть часа до того, как им надо будет пересечь Пенсильвания-авеню и направиться в Белый дом. Он поднялся, снова подошел к открытому окну библиотеки и через плечо спросил:
— Ну, что вы об этом думаете?
Министр внешних сношений сбросил ноги со скамеечки и, встав, потянулся. Судя по выражению лица, это его позабавило.
— Да, конечно, это отличит нас от США, но я не уверен, что в правильном направлении.
— Я подумал примерно так же, — сказал Хоуден, — но должен сказать, что вопрос о водоразделе, поднятый ее величеством, кажется мне правильным. Понимаете, в будущем все, что способно помочь Канаде стать отличной от США единицей, будет иметь значение. — Почувствовав, что Лексингтон с любопытством смотрит на него, он добавил: — Если вы решительно против, забудем обо всем этом, но, учитывая просьбу ее величества, я считал нужным обсудить это со всеми.
— Я полагаю, ничего дурного в обсуждении нет, — согласился с ним Лексингтон. И снова принялся ходить по ковру.
— Я думал, — сказал Хоуден, — что вы поставите этот вопрос перед кабинетом министров. Я полагаю, будет лучше, если это будет исходить от вас, так как я тогда смогу не высказываться, пока не услышу другие мнения.
— Я хотел бы подумать об этом, господин премьер-министр, если не возражаете, — с сомнением в голосе произнес Артур Лексингтон.
— Конечно, Артур, как решите, так и будет. — Хоуден явно считал, что к этой теме надо подойти осторожно, если вообще ее касаться.
Лексингтон приостановился у телефона на полированном столе в центре комнаты и с легкой улыбкой спросил:
— Не попросить ли нам кофе перед встречей с судьбой?
2
Президент крикнул своим сильным грубовато-добродушным голосом через лужайку у Белого дома, отделявшую его от кучки толкающих друг друга в поисках лучшего фокуса фотографов:
— Вы, ребята, должно быть, отсняли столько пленки, что на два фильма хватит! — И, повернувшись к стоявшему рядом премьер-министру, добавил: — Как вы думаете, Джим? Может, пойдем в дом и начнем работать?
— Жаль уходить, господин президент, — сказал Джеймс Хоуден. После холодной оттавской зимы он получал большое удовольствие от тепла и солнца. — Но наверное, пора.
И он мило кивнул маленькому широкоплечему человеку с костистым лицом и острым волевым подбородком. Только что прошедшая встреча на воздухе с пресс-корпусом Белого дома чрезвычайно понравилась Хоудену. На протяжении ее президент крайне любезно держался с премьер-министром, мало говорил сам и обращал к Хоудену вопросы репортеров, так что именно его будут цитировать сегодня и завтра в прессе, по телевидению и радио. Да и потом, когда они направились на Южную лужайку Белого дома, чтобы предстать перед фотографами и ТВ-камерами, президент старательно направлял Джеймса Хоудена ближе к батареям линз. Подобное внимание, подумал Хоуден, большая редкость для канадца в Вашингтоне и может немало поднять его статус дома.
Он почувствовал на своем локте массивную руку президента с крепкими пальцами, направившую его к лестнице в резиденцию. Выражение его лица под прядью волос с сединой было спокойно и приятно.
— А что, если, Джим… — Это было произнесено с гнусавым выговором уроженца Среднего Запада, который так выигрышно звучал в Беседах у Камина. — Что, если мы отбросим эту формулу — «господин президент»? — И хрипло хмыкнул. — Я полагаю, вы знаете, как меня зовут.
Хоуден с искренним удовольствием произнес:
— Почту за честь, Тайлер.
В уголке его сознания мелькнула мысль, не удастся ли сообщить прессе о столь близких взаимоотношениях. В Канаде это доказало бы, что его критики, которые вечно ноют по поводу того, что правительство Хоудена не имеет влияния в Вашингтоне, врут. Конечно, он признавал, что большая часть сегодняшних и вчерашних любезностей объясняется твердой позицией Канады в переговорах, а он намеревался и дальше держаться ее. Но это не основание для того, чтобы не быть довольным или устраивать политический скандал при первой возможности.
Они шли по лужайке, погружаясь ногами в мягкую землю, и Джеймс Хоуден сказал:
— У меня еще не было возможности лично поздравить вас с переизбранием.
— Ой, благодарю вас, Джим! — И снова могучая рука, как лапа, опустилась — на этот раз на плечо премьер-министра. — Да, выборы прошли замечательно. Я горжусь тем, что избран наибольшим числом голосов, какое когда-либо получал президент Соединенных Штатов. И, как вам известно, мы имеем большинство в конгрессе. Это тоже кое-что значит: ни один президент не имел такой поддержки, какую я имею в данный момент в палате представителей и в сенате. Скажу вам конфиденциально: нет такого закона, который я хотел бы принять и который не был бы принят. О, я иду то тут, то там на небольшие уступки, но ничего серьезного. Это уникальная ситуация.
— Для вас, пожалуй, действительно уникальная, — сказал Хоуден. Он решил, что добродушное подтрунивание не причинит вреда. — Но при нашей парламентской системе партия, находящаяся у власти, конечно, всегда сможет провести какой захочет закон.
— Верно! Верно! И я не думаю, что не было такого времени, когда бы я — или некоторые мои предшественники — не завидовал вам. Знаете ли, ведь это просто чудо, что наша конституция вообще работает. — Голос президента зазвучал сильнее. — Беда в том, что отцы-основатели так стремились избавиться от всего британского, что вместе с вещами скверными выбросили и все хорошее. Но всегда стараешься улучшить то, что имеешь, будь то в политике или в личных делах.
С этими словами они дошли до широкой лестницы с балюстрадой, которая вела вверх под сводом Южного портика с колоннами. Президент побежал впереди гостя вверх по лестнице, перескакивая через ступеньку, и, чтобы не отстать, Джеймс Хоуден последовал его примеру.
Но на полдороге премьер-министр остановился, задыхаясь и весь в поту. Его темно-синий шерстяной костюм был идеален для Оттавы, а под теплым вашингтонским солнцем оказался слишком тяжелым. Хоуден пожалел, что не взял с собой один из своих более легких костюмов, но, просматривая их, он пришел к выводу, что ни один не подходит для данного случая. Президент, по слухам, был очень внимателен к одежде и порой по несколько раз в день менял костюмы. Но, правда, глава США не имел личных денежных забот, как канадский премьер-министр.
При этой мысли Хоуден вспомнил, что еще не сообщил Маргарет о том, насколько осложнилось его финансовое положение. Человек из треста Монреаля дал ему ясно понять: если они не перестанут растаскивать оставшиеся несколько тысяч, по выходе в отставку он будет получать столько, сколько мелкий ремесленник. Конечно, дело никогда до этого не дойдет — можно обратиться в Фонд Рокфеллера или какой-нибудь другой (Рокфеллер дал ведь ветерану — премьер-министру Маккензи Кингу — сто тысяч долларов в день его ухода в отставку), — но мысль о том, чтобы искать подаяния