Премьер-министр осторожно потер кончик своего длинного носа.
— Я хотел бы сообщить вам об условиях, какие мы надумали, — сказал он. — Во-первых, в Аляске будут проведены свободные выборы под совместным наблюдением, и голоса разделятся.
Президент сказал:
— Вы никогда их не выиграете.
Но глухой голос звучал менее догматично, чем прежде. Хоуден почувствовал, что потихоньку, каким-то непонятным путем главенство в переговорах перешло к нему. Он вспомнил то, что сказал Артур Лексингтон утром: «Грубо говоря, я бы сказал, что мы с вами на рынке, где спрос превышает предложение. Уступки, которые мы готовы предложить, нужны Соединенным Штатам — и крайне нужны».
— Откровенно говоря, я считаю, что мы выиграем, — сказал Хоуден, — и мы начнем эту кампанию с таким намерением. На Аляске всегда было немало проканадских настроений, а в последнее время они еще усилились. Более того: известно вам или нет, со статуса штата слетела позолота. Вы не сделали для них столько, сколько они ожидали, и они чувствуют себя там одинокими. А если Аляска перейдет к нам, мы создадим там дубликат правительственного центра. Мы превратим Джуно — или Анкоридж — во вторую столицу Канады. Позаботимся о развитии Аляски больше, чем о других наших провинциях. Дадим почувствовать обитателям Аляски, что они — часть нас.
— Извините, — категорически заявил президент. — Я не могу на это согласиться.
Хоуден понял, что настал момент выложить козырную карту.
— Возможно, вы скорее мне поверите, — спокойно объявил он, — если я скажу, что это предложение исходит не от Канады, а от самой Аляски.
Президент поднялся. Глаза его впились в Хоудена, и он резко произнес:
— Прошу объясниться.
— Два месяца назад, — объявил премьер-министр, — со мной связался втайне представитель группы влиятельных жителей Аляски. Предложение, с которым я выступил сегодня перед вами, было сделано мне тогда.
Президент вышел из-за стола и приблизился к Хоудену.
— Фамилии, — сказал он. В голосе его звучало недоверие. — Я должен знать фамилии.
Артур Лексингтон достал лист бумаги. Премьер-министр взял его и передал президенту.
— Вот они, эти фамилии.
Пробегая глазами по списку, президент, казалось, все меньше верил тому, что видел. Дочитав до конца, он передал список адмиралу Рапопорту.
— Не стану и пытаться… — Впервые слова произносились с запинкой. — Не стану пытаться скрыть от вас, что эти фамилии и ваша информация явились для меня немалым шоком.
Хоуден молча ждал.
— Предположим, — медленно произнес президент, — что будет проведен плебисцит и вы проиграете.
— Как я уже говорил, мы этого не ожидаем. Мы сделаем условия привлекательными, как вы сделали привлекательным Акт о союзе. И вы сами поддержите голосование «за» во имя единства и обороны Северной Америки.
— Вот как? — Брови президента полезли вверх.
— Да, Тайлер, — решительно заявил Хоуден, — это войдет в наше соглашение.
— Но даже и при этом вы можете проиграть, — настаивал президент. — Результатом голосования может быть «нет».
— Если такое произойдет, мы, конечно, смиримся с этим решением. Канадцы тоже верят в самоопределение.
— В таком случае что будет с Актом о союзе?
— Это не повлияет на него, — сказал Джеймс Хоуден. — Если у меня будет обещание Аляски — или по крайней мере обещание провести плебисцит, — я могу выиграть на выборах в Канаде и получить мандат на заключение Акта о союзе. Плебисцит произойдет потом, и каковы бы ни были его результаты, уже нельзя будет изменить сделанное.
— Что ж… — Президент посмотрел на Рапопорта, но по лицу адмирала ничего нельзя было прочесть. Затем он произнес: — Это означает, что в штате придется проводить совещание о структуре… Если я поставлю этот вопрос перед конгрессом, то полагаю, ваши условия могут вызвать дискуссию…
— Могу я напомнить вам ваши собственные слова о поддержке со стороны конгресса? По-моему, вы сказали так: «Нет такого закона, какой я хотел бы провести и не смог».
Президент ударил кулаком по ладони.
— Черт побери, Джим! Как вы здорово поворачиваете против человека его собственные слова!
— Должен предупредить вас, господин президент, — с готовностью произнес Артур Лексингтон, — что у джентльмена мозг работает как магнитофон, запоминая слова. У себя дома нас порой это приводит в замешательство.
— Господи, представляю себе! Джим, разрешите задать вам вопрос.
— Пожалуйста.
— Почему вы считаете, что можете предлагать это? Ведь Акт о союзе нужен вам.
— Да, — сказал Джеймс Хоуден, — думаю, что нужен. Но откровенно говоря, я считаю, что он нужен вам больше, а, как вы сами сказали, времени у нас нет.
В небольшой комнате наступила тишина. Президент глубоко вздохнул. Адмирал Рапопорт пожал плечами и отвернулся.
— Предположим, только предположим, — тихо произнес президент, — что я соглашусь на ваши условия, подлежащие, конечно, утверждению конгрессом, — как вы собираетесь сообщить об этом?
— Сообщение об этом будет сделано в палате общин через одиннадцать дней после сегодняшнего дня.
Снова молчание.
— Вы, конечно, понимаете… Я говорю это в виде предположения… — Слова с трудом слетали с языка. — Но если это произойдет, я должен буду сделать аналогичное заявление перед объединенной сессией конгресса. Вы отдаете себе отчет, что эти наши заявления должны совпадать во всем?
— Да, — сказал Хоуден.
Он понимал, что преуспел. Хоуден ощущал победу.
3
В отдельной кабине «Вэнгарда» Маргарет Хоуден в новом голубовато-сером костюме и бархатной шляпке на красивых седых волосах высыпала содержимое своей сумочки на маленький столик для чтения перед ее сиденьем. Разбирая скомканные американские и канадские банкноты — главным образом малого достоинства, — она взглянула на мужа, погруженного в чтение передовой страницы вчерашней торонтской газеты «Дейли стар». Пятнадцать минут назад, после церемониала прощания с вице-президентом в присутствии почетного караула из морских пехотинцев, их специальный рейс вылетел из вашингтонского аэропорта. И теперь в утреннем солнечном свете над рваными кучевыми облаками они летели на север, к Оттаве и дому.
— Знаешь, — сказал Хоуден, переворачивая страницы газеты, — я часто недоумевал, почему мы не отдадим бразды правления сочинителям передовиц, чтобы они руководили страной. У них для всего есть решение. Правда, — размышлял он, — если они станут править страной, возникнет вечная проблема: кто будет писать передовицы?
— А почему бы не ты? — сказала Маргарет. И положила банкноты рядом с небольшой кучкой уже отсчитанных монет. — Тогда, может, мы бы проводили больше времени вместе и мне не надо было бы бродить по магазинам, чтобы чем-то занять себя в поездках. Ох, Бог ты мой! Боюсь, слишком я растратилась.
Хоуден невольно усмехнулся и, опустив газету, спросил:
— На какую же сумму?
Маргарет проверила деньги, которые она подсчитала, сверяясь с перечнем приложенных чеков.
— Почти двести долларов.
Он склонен был мягко ее побранить, потом вспомнил, что не сообщил Маргарет о появившихся финансовых проблемах. Что ж, деньги-то ведь истрачены, так стоит ли теперь волноваться? А кроме того, разговор о финансовом положении, всегда тревоживший Маргарет, потребует от него больше сил, чем бы ему хотелось. Поэтому он сказал лишь:
— Исключение из таможенного налога на меня не распространяется, только на тебя — да. Поэтому ты можешь провезти товаров на сто долларов без налога, а за остальное заплатить налог.
— Нет! — объявила Маргарет. — Это самая большая нелепица, какую мне довелось слышать. Ты прекрасно знаешь, что таможенники даже и не подойдут к нам, если ты не станешь на этом настаивать. Ты же имеешь право на привилегии — так почему же не воспользоваться ими? — И, словно инстинктивно, она прикрыла рукой оставшуюся кучку долларов.
— Моя дорогая, — набравшись терпения, произнес он (они уже не раз затрагивали эту тему), — ты знаешь мое отношение к подобным вещам. Я убежден, что должен вести себя как обычный законопослушный гражданин.
— Я могу лишь сказать, что ты ведешь себя как ребенок, — сказала, покраснев, Маргарет.
— Возможно, — мягко стоял на своем он. — Тем не менее я хочу, чтобы так было.
И снова он почувствовал, что не хочет заниматься более глубокими объяснениями, подчеркивать мудрость политика быть честным в мелочах, даже не позволяя себе провозить контрабанду, чем занимаются многие канадцы, возвращаясь из-за границы. А кроме того, он всегда понимал, как легко людям вроде него, находящимся на виду, попасться на мелочи, порой на совсем невинном проступке. Есть мелочные люди, особенно в конкурирующих партиях, которые всегда подстерегают малейшую промашку, о чем потом с восторгом печатают газеты. Он видел политических деятелей, выброшенных из общественной жизни, обесчещенных из-за мелких правонарушений, которые в других кругах вызвали бы лишь легкое порицание. Были и такие, что годами набивали себе карманы крупными суммами общественных денег, а попадались — обычно из-за небрежности — на какой-нибудь мелочи.
Он положил газету на стол.
— Не расстраивайся, дорогая, что на этот раз придется заплатить положенное. Очень скоро никаких налогов — или таможенных сборов — вообще не будет.
Он уже рассказал Маргарет накануне вечером в общих чертах об Акте о союзе.
— Что ж, — сказала жена, — я, конечно, не буду об этом жалеть. Я всегда считала глупым всю эту процедуру — раскрывать сумки, объявлять, что ты везешь, — при том, что две страны столь близки во всех отношениях.
Хоуден улыбнулся, но решил не читать Маргарет лекцию об истории канадских пошлин, что и сделало возможным чрезвычайно благоприятные условия Акта о союзе. А условия действительно благоприятные, подумал он, откидываясь в удобном мягком кресле. И снова — а он проделывал это неоднократно в последние двадцать четыре часа — Джеймс Хоуден подумал о том, с каким несомненным успехом прошли его переговоры в Вашингтоне.