Дженкинс снабдил ее пропуском врача, который укатил в отпуск на остров Сент-Томас.
– Чарли намекал на кое-какие премии, – сказал Дженкинс, загораживая выход из кабинета.
Юки уставилась на него, держа руки в карманах. Она сумела положить в правый карман халата электрошокер, пока Дженкинс искал карту, и теперь держала палец на выключателе.
– Что за премии вы имеете в виду? – осторожно спросила она.
Он противно хихикнул.
– Когда Чарли позвонил, чтобы предупредить, я проверил журналы в регистратуре и установил, куда поместят того парня.
– Об этом мы договаривались изначально.
– Номер палаты – это да, само собой… только я там побывал еще до того, как его привезли, и подложил игрушечку.
– Какую… игрушку?
Он широко ухмыльнулся и открыл ящик письменного стола, чтобы показать ей дюжину маленьких черных цилиндров. Скрытые камеры.
– Изображение посылается на переносной жесткий диск со встроенным роутером. – Он жестом фокусника извлек его из кармана и показал. – Через кабель можно просматривать на чем угодно. Даже к айфону подойдет. Этот получает изображение из палаты Фэйна.
– Эти камеры устанавливают в каждой палате?
Он фыркнул:
– Нет. Мы… м-м… их используем, чтобы незаметно следить за пациентами.
– Кто это «мы»? Вы говорите о врачах или о своих изобретательных дружках?
– Какая тебе разница? – холодно спросил он, вроде бы обижаясь, однако оба прекрасно понимали, что официального разрешения на использование таких камер быть не могло. От мысли о том, сколько таких камер натыкано в палатах с молодыми женщинами, Юки стало дурно. Ей захотелось ткнуть Дженкинса электрошокером в известное место. Но вместо этого только кивнула.
– Двести, – предложила она.
– Да ну, что ты, – возразил он. – Меньше чем за кусок даже говорить не о чем.
– Кусок? Ага, размечтался, Дженкинс. Пять сотен, и этот диск в придачу, это мое последнее слово.
Дженкинс еще порывался набить цену, но уже было ясно, что он и сам больше ни на что особо не рассчитывал. Она отдала ему деньги и забрала диск.
Выйдя из его кабинета, Юки осторожно пробиралась по лабиринту коридоров и постов охраны в самые изолированные участки отделения для буйных пациентов. Маскировка оказалась настолько удачной, что она будто стала невидимкой в этом улье, кишащем врачами, медсестрами, санитарами и родственниками пациентов.
Она чуть не попалась, когда прямо на нее из какого-то кабинета вышли трое. Двое были ей незнакомы – невысокая дама властного вида, долговязый, похожий на шотландца мужчина в очках с тонкой проволочной оправой и детектив Шмидт.
Юки быстро свернула направо и вошла в палату, пока троица прошагала мимо. Через секунду стало ясно, что детектив ее не узнал, может, даже не заметил, что вовсе не удивительно при таких обстоятельствах. Юки могла это понять.
Она также заметила, что на обоих мужчинах были свежие повязки, что подтверждало рассказ Симса. Часы показывали почти половину восьмого. Боже, весь день потрачен впустую. Она пропустила шестичасовые новости, а если она не выдаст что-нибудь интересное, то похерит и выпуск в одиннадцать. Если не подфартит, все, чего она за сегодня добилась, пойдет прахом.
– Вы пришли поговорить о космических дельфинах? – послышался с кровати старческий голос.
Юки повернулась к старику. Ему, наверное, было не меньше тысячи лет, столько морщин она еще не видела. Он с надеждой смотрел на нее.
– Космические дельфины? – переспросила она.
– Да. Разве вы их не видите? – сказал он, кивая в пустоту рядом с кроватью.
Юки улыбнулась.
– Конечно, вижу. Какая прелесть!
Старичок моргнул и тоже расплылся в улыбке.
– И правда. Особенно зеленые.
– Зеленые всегда самые симпатяги, – согласилась она.
Она покинула улыбающегося старика и продолжила поиски того, кого считали такой же выдумкой, как и дельфинов. А вот поди ж ты.
– 19 –
12 октября, 20:11, Больница Беллвью.
Ноль дней до события В.
Доктор Элис Фельдман стояла в дверях палаты в окружении санитаров. Лютер Суонн никогда в жизни не встречал таких крупных мужчин, как санитар по имени Макс. В Максе было добрых два метра роста, больше всего бросались в глаза мощная грудь и широкие плечи. Он, словно атлант, легко удержал бы на них весь штат Нью-Джерси.
Трое других санитаров столпились вокруг Майкла Фэйна. Каждый из них тоже был огромен, и Суонн подумал, что набирали сюда одних «качков». Наверное, так и было.
Разговаривал с пациентом Макс.
– Мистер Фэйн, – сказал он, – сейчас эти люди наденут вам на руки и ноги фиксаторы. Вы меня понимаете?
Фэйн кивнул.
– Мистер Фэйн, ответьте, пожалуйста. Вы понимаете?
– Да, – хрипло пробормотал Фэйн, – мне все равно. Делайте что хотите.
– Вы ведь не собираетесь сопротивляться, верно? – спросил Макс.
– Нет.
– Мистер Фэйн, вам никто не желает зла, – заверил Макс.
На это Фэйн фыркнул и покачал головой:
– Черт, да приступайте уже.
Макс кивнул другим санитарам, и они ловко надели мягкие фиксаторы.
– А эти ремни прочные? – шепнул Суонн на ухо доктору Фельдман.
Макс слегка улыбнулся.
– Еще никто не вырывался.
– Он гораздо сильнее, чем кажется.
Великан покачал головой.
– Кожа, цепь, авиационный трос, мистер. Они любого удержат.
Суонн кивнул, – но, к сожалению, без особой уверенности. Он взглянул на Шмидта, который стоял, опираясь всем весом на левую ногу.
По правилам он сдал оружие, но Суонн подозревал, что на лодыжке у него припрятан запасной ствол. Шмидт поймал взгляд профессора, и когда тот нарочно стрельнул глазами на его лодыжку и быстро поднял глаза, детектив едва заметно усмехнулся. Усмешка успокоила надежнее, чем фиксаторы, но отнюдь не совсем.
Доктор Фельдман легонько кивнула, и санитары отступили. Четверо обступили кушетку, словно глыбы Стоунхенджа. Суонн и Шмидт переминались у дальней стены. Только доктор Фельдман приблизилась к кровати, на которой лежал Фэйн, отвернувшись к стене. В маленькой мрачной палате окон не было, стены не были обиты мягким материалом и выкрашены в безжизненный желтоватый цвет, и Суонну казалось, что для создания уюта и успокаивающего эффекта хуже подобрать было просто невозможно.
– Мистер Фэйн, – сказала доктор Фельдман. – Вы меня слышите?
Фэйн молча смотрел на голую стену.
– Вам удобно, мистер Фэйн?
Фэйн фыркнул.
– Вы понимаете, почему вы здесь? – спросила Фельдман.
Фэйн очень медленно повернул голову и уставился ей в лицо. Суонн заметил, как Элис Фельдман слегка вздрогнула и нахмурилась. Потом покосилась на санитаров и оглянулась на Суонна.
Суонн и Шмидт приблизились на полшага и замерли. Даже оттуда им было видно, как изменился Майкл Фэйн. Шмидт застыл, а Суонн почувствовал, как заледенела кровь в жилах.
Фэйн понимал, что перемены не остались незамеченными, и скорчил странную гримасу, похожую на улыбку, но не совсем. Губы кривились как бы в ухмылке, но чувствовалось, что он мучается от боли.
– Я знаю, за что сюда попал, – ответил он.
И голос его тоже изменился, стал глубже, ниже.
Фельдман тихонечко откашлялась.
– Так почему же вы здесь, мистер Фэйн?
Арестант прикрыл на секунду глаза, все еще слегка улыбаясь.
– Уж явно не из-за подозрения в убийстве тех девок.
– Нет? Тогда почему же?
Он попытался поднять одну руку, но ремни были затянуты достаточно туго. От этого движения кровать затряслась и громко задребезжала, словно рывок был гораздо мощнее, чем казалось. Чем это было возможно в принципе.
– Меня сюда упекли, потому что здесь вот такие койки, бригады костоломов и куча всякой наркоты. Вот почему, – сказал Фэйн.
Он открыл глаза, и Суонн с внезапно заколотившимся сердцем подался вперед, чтобы рассмотреть его получше. Радужная оболочка его глаз сменила цвет с карего на темно-красный, стала цвета закопченных кирпичей. Почти черной. Белки тоже потемнели, налившись кроваво-красным.
– Господи, – ахнул Макс, – док?..
– У него кровоизлияние! – воскликнул Суонн.
Санитары ринулись вперед.
– Нет! – зарычала Фельдман. – Не трогайте его.
Все застыли, уставившись на молодого человека на кровати.
Шмидт схватил Суонна за руку, то ли останавливая, то ли ища точку опоры, чтобы самому не свихнуться от происходящего.
Майкл Фэйн окинул взглядом доктора, детектива, санитаров и человека, который изучал чудовищ. И разразился жутким хохотом.
Такого странного звука Лютер Суонн, пожалуй, никогда и не слышал – утробный рокочущий хохот на такой низкой частоте, что, казалось, волнами расходился по полу и отдавался дрожью в груди. Все в комнате замерли.
В этом смехе было столько оттенков.
Безумие.
Сумасшедшее ликование.
Полный ужас.
И тайная бесконечная надежда.
– Ерунда это все, – сказал Фэйн, и теперь этот рокочущий бас проявился во всю мощь. – Вы уже знаете, что я их убил.
Шмидт крепче сжал руку Суонна.
– Я разорвал их на куски. Высосал досуха.
В голосе звучал смех, но на щеках серебрились дорожки от слез.
Трое санитаров отступили от кровати, только Макс не сдавал позиций, но утратил былую уверенность, то и дело растерянно переводя взгляд с Фэйна на доктора Фельдман.
– Вы это хотели от меня услышать? – спросил Фэйн тихим, но страстным голосом. – Этого от меня добивались?
– Нет, – ответил кто-то, и Суонн понял, что это его голос. Сказать по правде, ему хотелось, чтобы этот человек больше вообще ничего не говорил. Ни единого слова.
Доктор Фельдман сохраняла спокойствие.
– Мы хотим знать правду, мистер Фэйн. Хотим знать, что же произошло.
– Не врите мне, – зарычал Фэйн громовым голосом, и этот полный ярости звук будто отдавался настоящими ударами.
Все отшатнулись, двое санитаров закрыли уши руками, доктор Фельдман вскрикнула и резко повернулась, одной рукой нашаривая в кармане платок, а другой зажимая нос, из которого хлынула кровь, пузырясь между дрожащими пальцами и стекая ярко-алыми каплями по губам и подбородку на безупречно белый халат.