Он попытался привести пример.
– Возьмем СВДС – синдром внезапной детской смерти. Представьте, как пытались его понять в двенадцатом или шестнадцатом веках. Родители укладывают спать здорового ребенка, а наутро находят его мертвым. Нет никаких признаков, следов болезни, укусов насекомых или хищников – ничего, но ребенок умер. Умер под покровом ночи.
Теперь представьте себя на месте этих людей. Крестьян в эпоху до промышленной революции, истово верующих в то, что Господь со своими ангелами оберегает невинных младенцев. Они не могут, просто не в состоянии представить, что Господь решил отнять жизнь у этого ребенка или допустил его смерть по каким-то «естественным» причинам. Вся их вера, все устои пошатнутся, если они в это поверят, примут, что это просто случайность.
Чтобы хоть как-то объяснить случившееся, лучше предположить, что кто-то преднамеренно убил ребенка. Какая-нибудь злая сила, исчадие зла, прокравшееся ночью и унесшее детскую жизнь. Священник только подтвердит предположение, если сам не предложит его. Люди будут молиться о спасении от чудовища, а поскольку СВДС редко случается в одной семье дважды, следующий ребенок родится и вырастет здоровым и невредимым. Каков вывод? Они верят, что молитвы защитили нового ребенка от зла, это укрепит их веру в Господа и в злых чудовищ.
– Но как это связано с нашим случаем? – спросил Шмидт.
Суонн только сердито взглянул на него, и тот сразу замолчал.
– Большинство чудовищ, в которых мы верим, легко объяснимы с научной точки зрения. Даже слово nosferatu, которое Брэм Стокер в «Дракуле» неправильно перевел как «нежить», означает совсем другое. Это «переносчик чумы». Большинство эпидемий чумы связаны с увеличением популярности преданий о вампирах и других чудовищах.
Глаза Фэйна почти совсем пришли в норму.
– Он прав, – кивнул он в сторону Шмидта. – Меня это никак не объясняет.
– Нет, – согласился Суонн, – но это отметает почти все сверхъестественные аспекты вампиризма и разрушает девяносто девять процентов мифов о вампирах.
– А остальное? – заинтересовался Фэйн, поймав Суонна на слове.
Суонн предложил:
– Ну, давайте сначала рассмотрим аналогичный случай. Годами существовали поверья о племени крохотных диких хищников. Ростом они были меньше пигмеев, меньше метра, нападали под покровом ночи, крали детей, чтобы съесть. Чудовища. Наука отрицала их существование, как и большинства прочих «чудовищ». Это было похоже на искаженное описание очевидцев, которые не в состоянии были понять увиденное, или на сплетни, раздутые сверх всякой меры. Но в 2003 году австралийские и индонезийские ученые нашли пещеру на острове к востоку от Бали с костями существ, которые соответствовали описаниям этих чудовищ. Не примерно, а точно. Эбу-гого. «Нэшнл джиографик» снял о них фильм. Сейчас маленький народ известен как Homo floresiensis, ученые дали им прозвище «хоббиты» в честь маленького народа у Толкиена.
– Да, – кивнул Фэйн, – я видел тот спецвыпуск. Маленький народ. Были найдены кости.
– Кости, орудия труда и все такое.
– Но… при чем тут?..
– Ученые установили, что эбу-гого вовсе не выдумка, а отдельная ветвь человеческого рода Homo sapiens. Так же как Homo heidelbergensis, Orrorin tugenensis и Homo ergaster были альтернативными отпрысками предков Homo sapiens. Разные эволюционные пути.
Повисла звенящая тишина, пока все пытались это переварить.
Суонн продолжал:
– Наука пыталась разобраться, что случилось с неандертальцами. Почему они неожиданно исчезли? Что с ними случилось? Ну, благодаря таким программам, как проект «Геном человека», теперь мы знаем, что наши братья не просто вымерли, и кроманьонцы не истребили их всех. Мы с ними породнились, стали одной крови. Все, чей род никогда не покидал Африки, имеют неандертальскую ДНК. Все.
– Но…
– Итак, а что если с вампирами случилось то же самое?
– Они… неандертальцы? – спросил Макс.
– Нет, – ответил Суонн, – а вдруг вампиры были еще одной ветвью человеческой эволюции? Вдруг они и впрямь существовали? Не как нечто сверхъестественное, а как другая разновидность людей? Существовали, но со временем их ветвь вымерла? – Он коснулся своей груди, потом Фэйна. – У нас обоих могут быть гены вампиризма. Или что там превращает человека в вампира.
– Но… как?
Элис Фельдман откашлялась.
– ДНК. Карта генома человека уже создана, но до классификации и толкования еще очень далеко. Мы не знаем, за что отвечает большинство генов в человеческой ДНК. Там еще столько белых пятен.
– А еще, – добавил Суонн, – там полно всякого мусора.
– Мусора? – удивился Фэйн.
– Неправильная ДНК. Те наши гены, назначение которых просто непонятно. Может, как ДНК неандертальцев и черт знает, кого еще. Но мы можем попытаться найти объяснение того, что с вами происходит.
Фэйн надолго закрыл глаза.
В комнате воцарилась полная тишина.
Не открывая глаз, Фэйн сказал:
– Пожалуйста.
– Что, – спросил Суонн. – Что вы хотите?
– Делайте все, что потребуется. Берите кровь, делайте биопсию, какие угодно анализы, только выясните, что за хрень со мной происходит.
– Обязательно, – пообещала Фельдман. – Я уже запланировала полное обследование…
– И поторопитесь, – предупредил Фэйн.
– Эй, все в порядке, – успокоил его Суонн. – Вы здесь в безопасности. Никто вас не обидит, и вы не беспокойтесь, что кого-то обидите. Вы здесь в безопасности.
– Нет, – прошептал Фэйн. – Не в безопасности.
Он распахнул глаза с кроваво-красными радужками.
– Поторопитесь.
– 22 –
12 октября, 20:41, Больница Беллвью.
Ноль дней до события В.
– Не вешай мне лапшу на уши, Юки, – сердито сказал Мюррей Голд, главный редактор «Региональных спутниковых новостей». – Понаобещала с три короба, а у меня до сих пор только дырка от бублика.
– Неправда, Мюррей, – огрызнулась Юки. – Я же добыла запись с места преступления.
– Так то было когда? Утром. А сейчас вечер. Чем порадуешь?
– Иногда ты такой зловредный. У меня нет слов, кроме ругательных.
– Да ты что? А знаешь, как пишется «зловред»? Начинается на «г» и заканчивается на «д»: «главред».
– Ну прям оборжаться. Уж в сотый раз слышу, а все как впервые.
– Кроме шуток, Юки, или выкладывай, что путного нарыла, или объясни, почему бы тебя не засадить за написание некрологов.
– Мюррей, кончай выпендриваться, лучше послушай. Я такое нарыла, что ты просто не поверишь.
– Хочешь втереть мне очередную сенсацию века? У меня таких штук десять в неделю.
– Таких точно не было. И я говорю на полном серьезе – ты офигеешь. Не поверишь… но придется.
– Что за бредятина.
Юки хохотнула. Нервно, отрывисто, взволнованно.
– Джерри Шмидта знаешь?
– А как же. Один из неподкупных пай-мальчиков.
– А доктора Элис Фельдман из Беллвью?
– Да. Это туда они упекли парня, который ту девку на куски порубил? К Фельдман на козе не подъедешь, она журналистов на дух не переносит, она с тобой и разговаривать не станет.
– Да черт с ней, Мюррей, не очень-то и хотелось. Они со Шмидтом у меня оба на видео. И еще с подозреваемым и каким-то типом по имени Лютер Суонн, профессором антропологии Нью-Йоркского университета.
– Тоска зеленая. Ну и что?
Юки ему рассказала.
Мюррей Голд слушал молча и не перебивал, пока она не закончила. Потом повисла такая долгая напряженная пауза, что Юки уже зажмурилась в ожидании разноса.
Вместо этого Мюррей спросил:
– У тебя это все на видео?
– Да.
– Все? Все лица? И можно без вопросов опознать всех участников?
– Да.
– А этот… подозреваемый. Фэйн. Глаза прямо видно? Со всей этой чертовщиной?
– Все там видно, Мюррей. Могу тебе послать с мобильника.
– Вампиры? – пробормотал Мюррей.
– Вампиры, – согласилась Юки.
Она почти чувствовала, как забилось сердце Мюррея.
– Так, – выдавил он, задыхаясь, словно взбежал по лестнице на двадцатый этаж, – давай сделаем вот что.
– 23 –
12 октября, 22:19, Больница Беллвью.
Ноль дней до события В.
Лютер Суонн вышел из палаты Фэйна и прислонился к стене. Он резко выдохнул и потер глаза. Шмидт стоял рядом, скрестив руки на груди и поигрывая желваками. В коридоре сновали люди, но никто из них не был связан с этим делом.
Доктор Фельдман наконец разрешила осмотреть нос, продиктовав медсестре длинный перечень анализов дрожащим от страха голосом. Она выпалила медсестре ряд каких-то загадочных медицинских терминов, из которых ему показались знакомыми лишь пять-шесть названий.
На двух усталых мужчин в коридоре никто не обращал ни малейшего внимания: ни санитары с каталками, ни медсестры, снующие с историями болезни из палаты в палату, ни врачи в белых халатах, уткнувшиеся в результаты анализов, болтающие по телефону или что-то вполголоса обсуждающие между собой. Никто даже не подозревал о том, что произошло в маленькой палате за спиной Суонна и Шмидта.
– С ума можно сойти, – тихо сказал Шмидт, бросив взгляд на Суонна. – Как вы, Лютер? Вид у вас какой-то растерянный.
Суонн вымученно усмехнулся:
– Растерянный – это очень мягко сказано.
Шмидт кивнул.
– Скажите-ка… вот вы там говорили, мол, это естественно, научно объяснимое явление, это вы мозги пудрили?
– Нет, – сказал Суонн. – В смысле… а как же иначе-то?
Вместо ответа Шмидт сказал.
– Надо доложить капитану и ввести его в курс дела. Нормальный мужик и дипломат. Он придумает, как все устроить, чтобы это дело не всплыло в прессе. И с журналистами обращаться умеет, впарит им какую-нибудь туфту, чтобы нас не доставали, пока док проводит анализы.
Суонн кивнул в сторону палаты, из которой они только что вышли.
– Как думаете, может, одних санитаров маловато будет?
– Да уж. Надо будет подобрать надежных ребят и упросить капитана, чтоб прислал их ко мне на подмогу, – Он помолчал. – А у вас какие планы?