Но что, если не только индейцы превращались в сердцеедов?
Телевизор стоял в углу, звук приглушен. На крыше дома была проволочная антенна, ловившая два канала, а при удачной погоде целых три, но Артус подозревал, что на всех каналах крутили одни и те же истории, даже тем городским богачам из Флориды со спутниковыми тарелками на четыреста каналов.
Говорящие головы с нью-йоркским акцентом гудели и гудели в ящике, толкая длинные речи, и все это продолжалось день за днем.
Сначала это была небольшая история о том, как один парень подцепил странную инфекцию, которой они стали пугать всех, чтобы люди продавали свои акции. Или покупали, или черт его знает, зачем им нужно было запугивать людей. У Артуса никогда богатств не было, кроме живности, а с правилами управления по санитарному контролю за качеством пищевых продуктов и налогами, да высокими тарифами на бензин, чтобы везти их на убой в Уилкесборо, он снизил поголовье до минимума, лишь бы самому хватало холодильник набить.
– В новостях говорят, что их все больше, – сказал Артус. – Но это все в большом городе. В городах всегда хуже.
– Несут какую-то ахинею.
Бетти Энн подцепила крючком и протянула нить желтой пряжи, и Артус надеялся, что маленькой Джо-Джо никогда не придется носить этот чепчик – с такими огромными дырами, что может свободно пролететь колибри. У Бетти Энн руки явно росли не оттуда.
– Во всем виноваты проклятые профессора, – сказал Артус. – Выдумывают разные теории, а сами не отличат ослиного дерьма от ежевичного пирога.
– Кто-то из них сказал, что это как вспышка, эпидемия, – вспомнила она.
Бетти Энн смотрела новости без остановки, но Артус не мог переварить такую гору информации. Он всегда был занят на ферме: то поправлял столбы у забора, то готовился к осеннему урожаю. Тыквы и кормовая кукуруза зрели, бобы и помидоры надо было закручивать, если Бетти Энн встанет с кресла, чтобы вскипятить воду. А картошка – она так и лежала неубранная, давала новые ростки и вяла. Если он не опустит ее в погреб, то зимой придется обходиться одной капустой.
– Ну, раз это эпидемия, лучше сидеть здесь, – заключил Артус.
– Может, надо бы проведать Гринов.
Гораций Грин две недели назад одолжил у Артуса бензопилу, да так и не вернул. Грины были неблагополучной семьей, так же, как и Абшеры, а если что-то одолжили и не вернули, считай, что украли. Но этот безмозглый Гораций, похоже, решил, что воровать можно, если сначала попросить.
– Вообще-то лучше не лезть в чужие дела, – ответил Артус, хотя на самом деле боялся идти пятьдесят ярдов в темноте к своему «Форду пикапу», стоящему на подъездной дорожке из гравия, а еще больше боялся увидеть, во что мог превратиться Гораций, если сердцееды добрались и до него.
– Пока ты ходил в сарай, по телику выступал президент, – сообщила Бетти Энн, и Артус наконец отвернулся от окна.
– И чего же этот лопоухий сукин сын рассказал?
Президенту Артус доверял так же, как и Горацию Грину.
– Сказал, чтобы мы сохраняли спокойствие – он привлекает все ресурсы для решения проблемы.
– Решения проблемы? Так всегда говорят, когда нихрена не знают о том, что творится. Когда они могут что-то сделать, то делают. Когда видят, что беде нет ни конца, ни края – называют «проблемой», брешут о ней до выборов, а после напрочь о ней забывают.
– Нет, тут вряд ли забудут. Говорят, гибнут важные люди. Знаешь, телезвезда подхватила вирус и погибла.
– Телезвезда?
– Да из этих ток-шоу.
– Гм.
Артус снова посмотрел в окно. Очертания огромного двухэтажного сарая – с сеном наверху, конюшней внизу, курами, давно усевшимися на насест, лежащими повсюду ранеными людьми, ожидающими своей участи, – едва просматривались.
Он выбросил из головы образ Билли Стойкого Оленя.
– Да, – сказал он, – если так будет продолжаться, то зрелище будет хоть куда.
Он посмотрел на экран, и, хотя звук был приглушен, мог разобрать, что показывали прямой репортаж из какого-то города, наверное, Нью-Йорка. Та японка, которая просто не сходит сегодня с экрана, читая новости, что-то вещала в микрофон, внизу экрана шли титры.
Артус бросил школу еще в девятом классе, потому что буквы у него вечно выходили задом наперед. Учительница подчеркивала ошибки и заставляла переписывать, а потом ругалась, когда он сдавал то же самое. А он ведь правда считал, что все исправил. К тому времени, когда он сдал анализы и начал заниматься с преподавателем для особенных детей, над ним уже потешалась вся школа. Больше всех изгалялись Абшеры, и он не смог этого вынести.
Да и потом, он собирался заниматься скотоводством и выращивать табак, как отец, не зная, что проклятое правительство обложит производителей сигарет драконовскими законами, и табак станет таким же нелегальным, как наркотики, но выращивать травку было гораздо прибыльнее.
Он не мог прочитать слова на экране, но Бетти Энн зачитала некоторые для него.
– Центры по контролю и профилактике заболеваний, – сказала она, немного самоуверенно, зная, что Артус читать не умеет. – Атланта, Джорджия.
– Центры? Так их нужно несколько? Выходит, дело совсем швах.
– Президент сказал, это его первостепенная задача, и для ее решения привлекли лучших специалистов.
На экране теперь появился солдафон в темно-зеленой военной форме с таким количеством медалей на груди, что их хватило бы на приличный самогонный аппарат. Офицер шел быстро, распрямив плечи и наклонив голову к идущей рядом женщине в костюме и белом пальто. Вокруг них роилась толпа журналистов с камерами и микрофонами, значит люди были важные.
– Мы так далеко от Вашингтона, придется самим о себе позаботиться, – сказал Артус.
Он немного смущался, посвящая Бетти Энн в свой план, но не хотел признать, что боится.
– Почему ты думаешь, что это Билли Стойкий Олень? – спросила она.
– Он всегда рассказывал эту чушь про воронов-пересмешников. Помнишь легенду чероки, где злой дух приходит в дом к умирающему и крадет оставшиеся дни жизни. Если он съест сердце человека, то добавит те дни к своей жизни.
– Блю Хартли умер естественной смертью, так сказали.
– Интересно, а что еще они могут сказать? Эти тупицы в графстве учатся у федерального правительства. Брехня тоже заразна.
– Ты знаешь что-то, чего не знаю я?
Он не хотел ей рассказывать, что видел, как Билли Стойкий Олень пировал в сарае над каким-то беднягой.
– Когда я был позавчера в городе, то разговаривал с Фрэнки Фаулером из похоронного бюро. Он рассказал, что, когда они поехали одевать Хартли, его грудь была разодрана.
– Я думала, они вынимают внутренности.
– Да, если они есть.
– Думаешь, Билли взял его сердце? Как будто он верит в ту легенду?
– А то ты не знаешь этих индейцев. Они никогда не перестанут обвинять нас в том, что мы отобрали их земли. Но сами ими не пользовались. Только охотились да собирали корешки и все такое.
– Я вообще не понимаю, на что они жалуются. Правительство создало для них резервации, у них там это блестящее казино.
Артус не хотел говорить о том проклятом казино. Они ездили в Куалу, когда оно впервые открылось, и Артус заплатил восемь долларов за маленький стаканчик виски, и потом сверкающие шумные машины проглотили еще почти двадцать долларов, пока он не схватил Бетти Энн за руку и не уехал обратно в графство Пикетт – два часа на дорогу потратил.
– Замолчи и сделай погромче, – сказал он, глядя на сарай. Никакого движения.
Бетти Энн заворчала, поднимаясь с кресла. К старости она растолстела, и артрит давал о себе знать. Артус не загадывал на будущее, но и умирать был не готов, и, если тот, кто поедает сердца в графстве Пикетт, попытается проникнуть сюда, его ждет двойная порция дроби двенадцатого калибра.
Дикторша-японка говорила низким голосом, произнося слова с легким акцентом. Для японки она говорила довольно хорошо, но уж больно молодо выглядела для того, чтобы лопотать о чем-то серьезном, как сердцееды или кровопийцы, гуляющие на свободе.
«…президент создал комитет советников, чтобы исследовать мутации, которые некоторые называют вспышкой инфекционного заболевания», – сказала она.
Затем пошла запись из торгового центра, где люди, нагруженные товарами, толкались в очереди.
«В некоторых городских районах от таких новостей поднялась паника – люди запасаются батарейками, едой, даже оружием, несмотря на уверения президента, что ситуация под контролем», – прокомментировал запись репортер.
– Да под каким в задницу контролем! – пробормотал Артус. – Фрэнки сказал, что в Шепчущих соснах нашли человека в пикапе без единой капли крови. Не знаю, что делал индеец в сарае, но что-то необычное. И какая уж это болезнь так действует. Как бы там ни было, все это сейчас происходит здесь.
– Думаешь, Билли подхватил ее, и теперь ведет себя как ненормальный? Может, если у него была лихорадка, он начал верить в легенды.
– И мстить за предков? Да ну, что ты.
«По некоторым источникам, тела находят группами, предполагают, что убийцы как-то сгоняют жертв в стадо и держат взаперти. Генетическая мутация способна привести к такому хищническому поведению». Японка еще выдала охапку длинных слов, но Артус уже не слушал – на крыше что-то загремело.
– Ты слышал? – спросила Бетти Энн.
– Тише, – зашипел Артус.
Бетти Энн хоть и закончила школу, но иногда была глупа как пробка.
Японка начала говорить быстрее: «Инфекцию назвали «вампирским вирусом», потому что из возможных мутаций…»
Артус одной рукой схватил дробовик, с трудом пересек комнату, скрипя коленями, выключил телевизор, и в доме воцарилась тишина.
Артус вслушивался в ночную тишину: легкий ветерок качал ветви деревьев, но ему больше ничего не было слышно, кроме стука собственного сердца.
Потом раздался пронзительный вопль, так бывает, когда завывает ветер. Или гигантский ворон разрезает крыльями воздух.
– Думаешь, это он? – прошептала Бетти Энн.