– Да где он? – не унимался Мануэль.
– Пойдем-ка спать, – сказал Уокер и повел мальчишку прочь.
– Ты че, за Пигалицу впрягаешься? – сказал им вслед Бугай.
Уокер замер, резко повернулся кругом и пригвоздил Бугая ледяным взглядом, как бы говоря: «Знаешь, кто у меня брат?» В кухне остались только Бугай, Страшила, Джонни Ракета и Томпсон. Джонни вручил бутылку текилы Томпсону. Томпсон сделал глоток, и тут потянуло густым едким дымом. Он не спрашивал, что происходит.
– Винный магазин полыхает, – заметил Бугай, уставясь на салфетку. – И еще несколько домов.
– У нас их и так немного, – вставил Страшила.
– Не у нас, а у них, – поправил Джонни Ракета. – Наш дом – дорога.
– У нас «Штырь», – сказал Бугай. – И лаборатория.
– Да если захочется, мы их спалим нахрен! – гнул свое Джонни Ракета.
Страш стиснул зубы, не поднимая глаз от салфетки.
– Этот Стэн, вампир, который ну прям бессмертный какой-то. – Он ткнул пальцем в сердечко нарисованного медвежонка. – А другие от одной пули дохли.
– Ну от силы двух, – вступил Бугай.
Они переглянулись, потом опустили глаза.
– Эй, уроды, вы к чему клоните? – спросил Джонни Ракета. – Что другие не вампиры были? Бобби же сказал…
И осеекся. Томпсон заметил, как до него со скрипом доходит очевидное – Страш и Бугай не доверяют собственному боссу.
– Эй, ну это не смешно, – сказал Джонни Ракета, подняв подбородок. – На него самого эти кровососы нападали, вы же шрамы видели. Он в вампирах разбирается.
– Боди от одной пули дуба дал, – пробормотал Страшила.
– И ни клыков, ни остальной фигни у него не было, – добавил Бугай.
– Да что вы несете? – Джонни Ракета шагал туда-сюда по кухне. Томпсон видел, что он так же был ошеломлен, как и они. – Ах вы шкуры. Да я Бобби расскажу…
– И что ты ему расскажешь? – раздался из-за спины Томпсона голос Бобби.
Он с выпученными глазами ворвался на кухню и, скрестив руки на груди, навис над Бугаем со Страшилой. Пальцы на бицепсе оказались как раз над теми самыми шрамами.
– Ну, чего языки проглотили? Слышь, стажер, что за хрень тут творится? – он посмотрел на Томпсона.
Томпсон про себя глубоко вздохнул. Столько стараний, чтобы не привлекать к себе особого внимания, и все впустую.
– Просто в голове не укладывается, когда такое случается с тем, кого знаешь. Или думал, что знаешь, – пояснил Томпсон.
Бобби пристально уставился ему прямо в глаза. Томпсон остался спокоен.
– Вот-вот. Верно подмечено, – сказал Бобби. – Думал, что знаешь.
Он презрительно усмехнулся, глядя на двоих байкеров, сидящих за столом.
– Мы на войне. А на войне с дезертирами разговор короткий.
– Черт возьми, Бобби, – обиделся Бугай. – Уж я с тобой катаюсь дольше всех. Просто… тут место какое-то проклятое… может, лучше в другое податься?
– Хренушки, – сплюнул Бобби на пол. – Это мой город.
– 10 –
«Твой город горит, ты, псих хренов», – думал Томпсон, пока ехал к дому Мончо. Дым становился гуще, но огня видно не было.
Он завел мотоцикл в гараж и собрался войти в дом, как вдруг почувствовал, что там уже кто-то есть. Вариантов были сотни – бандиты, делегация от горожан или даже вампир. Теперь у Томпсона был собственный ствол – «тридцать восьмой», как у Бобби, купленный с рук в том городке, куда они с Бобби ездили на почту за посылкой.
Томпсон достал пистолет из кобуры и пинком распахнул дверь.
Отец Патрик поднялся с дивана Мончо, вскинув руки вверх. Убирать ствол Томпсон не стал, а просто ждал объяснений.
– Пожалуйста, закройте дверь, – сказал отец Патрик, пытаясь сохранять спокойствие, хотя получалось это у него слабо.
– Она все равно выбита, – ответил Томпсон.
– Прошу прощения, – сказал отец Патрик и сделал глубокий вдох, – но вы мне кажетесь человеком рассудительным. По крайней мере, самым здравомыслящим из них. Вот я к вам и пришел.
– Могли бы постучаться. Или записку оставить.
– У меня к вам очень важное дело, – сказал отец Патрик.
Томпсон оглядел священника. Плечи напряжены, нервничает, боится. Под глазами круги – не спит. Беспокоится.
Томпсон убрал оружие, и отец Патрик сел на диван.
Томпсон не то чтобы запер дверь, просто впихнул обратно в проем. Потом сходил на кухню, налил пару стаканов воды себе и отцу Патрику, вернулся в гостиную и протянул ему стакан. Тот отхлебнул воды.
– Я думал, после такой ночки вам захочется чего-нибудь покрепче.
– Ночь как ночь, ничего особенного, – возразил Томпсон, хотя понимал, что он один из «ДО», а значит, замешаны все. Круговая порука, так сказать.
Отец Патрик сложил руки на коленях и подался вперед, открыто и честно смотря ему в глаза. Настоящий католический священник.
– Бобби платят за то, что он не пускает нелегалов через границу, – сказал священник. – Но мне кажется, он чересчур увлекся этим делом.
Томпсон подумал о поездках на почту. Неужели в тех посылках были деньги от правительства?
– Откуда вы знаете? – спросил его Томпсон. – Даже я этого не знаю.
– Священники чего только не слышат, – сказал отец Патрик и пожал плечами. – Сидел однажды в туалете в баре, а туда Бобби с Уокером зашли дела обсудить, думали, что там никого. – Он глотнул воды. – Выходит, Бобби со своими не делится.
– Вообще-то у нас в баре дела неплохо идут, да и сторонний бизнес тоже, – сказал Томпсон, имея в виду лабораторию. Это ни для кого тайной не было, просто об этом не распространялись.
– Так может ваш босс злоупотребляет продукцией, – заметил отец Патрик. – На вид вылитый торчок.
Томпсон не мог с ним поспорить.
– Я уже давно наблюдаю за Бобби Морриси, – сказал отец Патрик. – И у меня есть свои соображения. Мать Анхелы и Мануэля, Эмилия Мендоса, была знахаркой. С этого она начинала. Потом втянулась в шаманство, варила смертоносные зелья, чтобы отправлять людей на встречу с духами. Она продавала клиентам много мескалина, грибов и всякого такого. Запасы ее хранились в сандаловой шкатулке из Святой земли. На исповеди она мне все это рассказывала.
Он промочил горло.
– И рассказала, где все это хранит. После ее смерти я заходил домой к Мендоса. Шкатулка была на месте, но совершенно пустая.
– Значит, вы думаете, что Бобби подсел на мескалин?
Отец Патрик пожал плечами.
– Может, он и не подозревает об этом.
Томпсон крутанул воображаемую рулетку.
– С чего бы Анхеле Мендоса травить Бобби всякой дурью?
От стакана отца Патрика на столе Мончо остались мокрые следы.
– Месть?
– Он же ее покровитель.
– Ее защитник – Уокер, – поправил его священник.
– Все равно тут что-то не сходится. Бобби и в своем уме – довольно опасный тип. А уж свихнувшийся – просто ужас. Что мы и наблюдаем. Она из семьи Мендоса, а ему вампиры мерещатся в каждом углу.
– Может, она не понимала, чем это обернется, – заметил отец Патрик. – Она еще ребенок.
Томпсон на секунду задумался.
– А может, Уокер как раз на это и рассчитывал.
Священник с интересом посмотрел на Томпсона.
– Он что, хочет избавиться от Бобби? – спросил отец Патрик.
– Очень может быть. Ему не нравится, что происходит в клубе. Может, он хочет так накалить обстановку, что остальным придется избавиться от Бобби вместо него.
– Уокер мог бы просто уехать, – возразил священник.
– Бобби тут устанавливает правила, и у него в руках гранатомет. Мне кажется, что Уокер задумал меня переманить на свою сторону.
Он криво усмехнулся самому себе за такую наглость – рассчитывать обставить Уокера. – Вы знаете, что случилось с Токсином сегодня?
Отец Патрик кивнул, и глаза его затуманились. – Вряд ли выяснится, кто стрелял ему в спину, но он мертв.
– Сколько пуль? – спросил Томпсон, потом, увидев замешательство священника, осушил стакан с водой и поставил его на стол. – Где тело?
– В церкви. Я похороню его сам, – отец Патрик осенил воздух крестным знамением. – То есть, собственной лопатой.
– Я вам помогу, – сказал Томпсон.
– 11 –
Томпсон и не подозревал, что в католических церквях хранятся запасные гробы, по крайней мере, в Сонрисе так и было. И они положили Токсина в простой деревянный ящик и закопали в землю при свете луны. Отец Патрик попросил Томпсона подержать молитвенник и очень душевно прочел заупокойную молитву, даже ни разу в него не заглянув.
Потом они разошлись по домам, договорившись через пару дней обменяться наблюдениями.
Выехав из церковного двора, Томпсон прокатился по городу. Пожаров было немного. «Штырь» уцелел.
Потом в Томпсона кто-то выстрелил, и он отправился домой.
Утром он обнаружил на крыльце дохлую крысу. Может, сама сдохла, а может, это чья-то угроза.
Подъехав к дому Бобби около десяти утра, Томпсон постучал в увешанную крестами бирюзовую дверь, и ему открыл Мануэль.
Он смотрел на Томпсона огромными глазами и часто моргал, словно пытался подать какой-то тайный знак. А может, хотел сказать: «Забери меня нафиг отсюда».
Томпсон прошел за мальчишкой на кухню, где кроме Пигалицы и Бобби никого больше не было. Пигалица разложила по бумажным тарелкам булочки с корицей. Потом плюхнула одну тарелку на стол перед Бобби, другую перед свободным местом.
– Мануэль, иди поешь, – тревожным голосом позвала она.
По кухне разносился ароматный запах кофе.
Бобби жестом пригласил Томпсона за стол. У Бобби тряслись руки и пот с него лил градом – как бывает при передозировке.
Томпсон присел, не спрашивая, где остальные, просто молчал. Перед ним тоже появилась тарелочка с булочкой.
– Еще кофе, – попросил Бобби, поднимая черную кофейную кружку с нарисованным на ней белым мотоциклом.
Когда Пигалица подошла к Бобби, Томпсон демонстративно уставился на его кружку. Взяв ее, девчонка зыркнула на Томпсона и залилась краской. И тут он понял, что она добавляла в кофе колдовской коктейль по рецепту матери. Раньше, когда он числился сочувствующим и даже кандидатом, Томпсон ни разу не завтракал у Бобби. Так вот когда Бобби пил кофе – только за завтраком. Он сам говорил.