Есть еще вариант, который они даже не рассматривают.
Во всех трех машинах открываются двери, и оттуда вылезают мужчины – по двое из каждой. Муни слышит треск металла, когда щелкают затворы, и с пустыми руками выходит перед фарами «Фораннера», показывая очень женский силуэт. Хотя противник может различить только ее очертания, она примечает каждую деталь: темные волосы и смуглую кожу, джинсы, грязные футболки, ботинки. И оружие, конечно. Всегда оружие.
– Hola, amigos, – зовет она приятным голосом. – Cómo estás?
Они уже направляются к ней. Тот, что впереди, наверное, главный, опускает пистолет.
– Quién eres tú? – спрашивает он. – Кто ты?
Но не успевает он закончить вопрос, как она уже исчезает в ночи.
Она – словно размытое пятно в темноте, когда хватает их по одному, всегда выходя с неожиданной стороны. Удивленный крик, быстрая смерть, потом следующий. Когда упал второй, засвистели пули, но они бесполезны – стрелы желтого огня, улетающие в пустыню. Ее работа завершается так быстро, менее чем за минуту, у нее нет даже времени насладиться победой. Убив всех, она кормится, не спеша берет образцы из каждого, стараясь не капнуть на свою одежду. Насытившись, идет к машине, достает пару чистых банок в полгаллона. Муни выбирает тело с чистейшей кровью, разрезает горло ногтем, потом одной рукой поднимает тело, остальное делает сила тяжести, наполняя банки, чтобы отнести их домой близнецам. Они растут не по дням, а по часам, и этой еды им хватит ненадолго, но гостеприимная пустая земля, ведущая к шоссе 85, и открытые границы между Мексикой и Соединенными Штатами, обеспечивают бесконечный приток бесплатной пищи.
Выполнив свою задачу, Муни вытирает банки и протирает ладони дезинфицирующим средством, чтобы отбить запах крови. Она сообщает по рации свои координаты в управление, потом опирается на дверь грузовика и ждет, кинув мятную конфетку в рот и вспоминая, как жизнь может преподнести самый большой сюрприз, когда ты уже ничего хорошего не ждешь.
Муни уже знает, что спрячется за трейлер прежде, чем прогремит первый выстрел, но шеф Делгадо поступает вопреки всем ее ожиданиям.
Он наклоняется и кладет винтовку на землю.
Пока она смотрит на них во все глаза, другие поступают так же – пистолеты, винтовки, пара старых обрезов, все ложится на землю, словно в сцене из какого-нибудь жалкого вестерна. Даже двое агентов-пограничников, замыкающих процессию, обезоружились, прошли мимо суетливых горожан и встали по бокам от шефа Делгадо.
– Я не с войной пришел, Красная луна, – говорит Делгадо. – Хорошие люди не должны умирать.
Хорошие люди? Она удивленно поднимает бровь, но ничего не говорит.
Младший из агентов погранслужбы поднимает голову.
– Мисс Лопес, у нас к вам есть предложение.
Он смотрит на другого агента, своего начальника, который выглядит постарше. Даже отсюда, на расстоянии, Муни видит его бейдж с фамилией «Силва». Силва медленно подходит к крыльцу и вручает Муни визитную карточку. Она видит на карточке логотип Бюро расследования нарушений таможенного и иммиграционного законодательства.
– На обороте карточки написано имя и фамилия особого агента ИТП по набору кадров, – говорит Силва, складывая руки на груди и смотря на нее. – Он хочет с вами встретиться насчет работы агентом в Иммиграционно-таможенной полиции Министерства внутренней безопасности.
В восемнадцать лет, после генетических изменений в организме, Муни наконец нашла свое место в этом мире.
Эпилог
Вашингтон, округ Колумбия.
188 дней после события В.
Лютер Суонн сидел прямо, насколько позволяли швы и повязки, и старался понять, о чем говорит сенатор от штата Джорджия, но в ушах стоял нескончаемый звон. Врачи уверяли, что со временем это пройдет, как заживают порезы и переломы. Время лечит.
Он, по крайней мере, не потерял ногу, как командир «В-8», и не ослеп, как репортер из Чикаго. Для такой войны, считай, легко отделался – всего-то шестьдесят семь швов и восемь переломов, самый серьезный – бедренной кости.
– Расскажите нам о вампирах в Скрантоне, – переспросил сенатор, повысив голос.
Суонн сказал:
– Большинство вампиров, убитых в Скрантоне при захвате штаба «Союза Новых Красных», сильно обгорели или были слишком изуродованы, чтобы их идентифицировать. Однако среди двадцати восьми захваченных пленных и четверых разведчиков, арестованных позже в тот же день, выявлены представители девяти разных видов вампиров, в том числе еще один катакано, двое германских альпов, а также один ранее не встречавшийся вид.
– Совсем нигде не встречавшийся или?..
– Нет, не встречавшийся в текущей войне. У Генри Периота из Олбани отмечены черты кракех, вампира-некрофага из Франции. Мистер Периот обладает гораздо большей физической силой, чем вампиры большинства других видов, и, хотя он получил четыре огнестрельных ранения, ни одно из них не оказалось смертельным. Доктор Фельдман может это подтвердить, но судя по всему, у него гиперактивная система регенерации тканей.
– Сколько видов известно на сегодняшний день? – спросил сенатор от штата Мэйн.
– Двадцать семь, – сказал Суонн. – Но с учетом тех, кто не участвовал в военных действиях, их количество возрастает до восьмидесяти девяти, в том числе есть несколько видов, не проявляющих враждебности, которым еще не придумано название, и о которых, по-видимому, нет никаких упоминаний в литературе и фольклоре.
Сенаторы рассматривали Суонна.
– Скажите, пожалуйста, сколько зафиксировано случаев заражения? – спросил сенатор от Мэриленда.
Суонн потер глаза.
– В Соединенных Штатах? Чуть меньше 1800. В мире – свыше пяти тысяч.
– Как вы считаете, почему в Америке число зараженных на душу населения гораздо выше, чем в остальном мире?
– Есть у меня пара соображений на этот счет, – ответил Суонн. – Во-первых, Америка – «плавильный котел», место слияния различных культур. Об этом даже в буклетах для туристов пишут. Здесь сформировался невероятно разнообразный генофонд. Это многое объясняет: наверное, такое количество видов вампиров возникло из-за обилия потомков от смешанных браков.
Сенатор от Мэриленда поднял одну бровь.
– Но?..
– Но все-таки я считаю, что эти расчеты неверны.
– В каком смысле… неверны?
– Результаты занижены. И очень сильно. После первой вспышки, со времени случая с Майклом Фэйном, прошло почти двести дней. Известно, что распространение вируса I1V1 ничем не ограничено. Из-за простоты пересечения границ и непрерывной круглосуточной миграции огромного количества людей возбудитель распространился повсеместно. Наши ученые по-прежнему убеждены в том, что он до сих пор продолжает попадать в окружающую среду при таянии полярных льдов. Принимая все это во внимание и учитывая, что каждый землянин является носителем дремлющего гена вампиризма, такое ничтожное количество ярко выраженных случаев заболевания не поддается никакому объяснению.
– Ничтожное? И сколько же вам еще не хватает? – спросил сенатор, мрачно улыбнувшись собственной неуместной шутке.
Суонн окинул его равнодушным взглядом.
– Дело не в том, чего мне не хватает, а в том, что согласуется со здравым смыслом, сенатор. Сейчас должны быть уже десятки тысяч инфицированных. Может, сотни тысяч. Внутри страны и за рубежом.
Сенатор от Мэйна подался вперед.
– А вы можете объяснить, почему зараженных так мало? Ведь если вы правы, вампиры должны встречаться на каждом шагу.
Суонн медлил с ответом. Он смотрел в глаза мужчинам и женщинам, сидевшим за длинным столом напротив него.
– Сенатор, я считаю, что на самом деле зараженных больше. Гораздо больше.
Сенаторы промолчали. Не все были шокированы. Суонн изучал лица тех, кто не выразил удивления.
– Как мы поступили после первой волны инфекции? – спросил Суонн. – Мы развязали против них войну. Сразу же. Без колебаний и сомнений.
Уже после пятого зафиксированного случая начали клеймить зараженных как террористов. Ладно, некоторые напали первыми, но ответная реакция была крайне жесткой. Пожалуй, даже слишком. Я предупреждал об этом генерала Мэя. Наверное, ответный удар был столь силен, что вампиры усвоили ценный урок.
– Это какой же? – спросил сенатор от Джорджии.
– Они научились выжидать. Научились наблюдать. Поняли, что ради выживания необходимо от нас скрываться.
– Значит, вы думаете, что их гораздо больше?
– Да, сэр. Именно.
– Чего же они выжидают? Хотят застать нас врасплох? Ударить исподтишка?
– Я бы сказал, сенатор, что они нас изучают. Они считают нас своими врагами. Мы сами этого добились. Так же, как научили их бояться нас и ненавидеть.
– Ну, тут процесс обоюдный, – заметил сенатор от Мэйна.
– Иногда так и бывает, – признал Суонн. – Но я не устаю повторять, что не надо забывать о цифрах, нужно учитывать численность вампиров, долю тех, кто в открытую проявлял к нам агрессию. Даже сейчас, после множества столкновений, таких наберется всего ничего, от силы пара процентов. Но после наших действий в Скрантоне, Филадельфии, после прочих крупных наступлений, о чем по-вашему думают остальные девяносто восемь процентов? О чем думают те вампиры, которые скрываются? Те, что были готовы к мирному сосуществованию? Как вы считаете, что они о нас думают?
Сенаторы ненадолго притихли, потом заговорила сенатор от Луизианы. За все время заседания она почти не подавала голоса.
– У меня есть два дополнительных вопроса.
Суонн кивнул.
– Вы действительно уверены, что среди людей скрывается огромное число не выявленных зараженных?
– Да, сенатор.
– А… вы верите, что эта война закончилась?
– Нет, сенатор. До тех пор, пока с обеих сторон не исчезнет взаимный страх и агрессия, не верю, – Суонн слегка улыбнулся. – А вы?
Помедлив лишь мгновение, сенатор ответила:
– И я не верю.