Город с многочисленным населением всякого рода маклеров, агентов, перекупщиков и т.п., в особенности же батраков без всякого звания и без всяких определенных занятий, которые очень быстро приютились вокруг и около «европейского города» в качестве лодочников, носильщиков, ремесленников, лакеев и поваров. Хозяевами и в европейском, и в японском городе, впрочем, оказались китайцы, нахлынувшие сюда в несметном количестве из всех близлежащих портов и значительно превосходящие и японцев и европейцев стойкостью в борьбе за медный грош, который под этими отдаленными меридианами обладает чудовищной способностью разрастаться в мексиканские доллары, а затем и в билеты Oriental Bank59, если только вы не выпустили его из своих рук ради желания сыграть ва-банк. И я не знаю почти ни одного европейца, который очень скоро не нажился бы здесь на первых порах, но еще скорее не прожился бы потом, вследствие рокового для всех игроков неумения «забастовать вовремя».
Канагава превращается в столицу развлечений
А между тем власть диктаторов в Эдо рушилась и расползалась, «как гнилая рыба», не по дням, а по часам. Потеряв возможность заставить феодалов исполнять свою обязанность относительно периодического их появления в Эдо к нему на поклон, сёгун счел за лучшее избавить их от сей обременительной обязанности вовсе. Вслед за революциею 1868 года и сама диктатура, и феодальные княжества были упразднены. По закону 1872 года Канагава была преобразована в один из губернских городов (кэн). Таковым она числится и по сей день. И только губернатор города, обыкновенно выбираемый из лиц нового образа мыслей, совместимых с европейскими нравами и языком, давно уже предпочёл перебраться в Иокогаму, где живётся и удобнее, и веселее. Присутственные места, тоже, были перенесены туда же, поближе к консулам, в нарочно для того выстроенные, впрочем очень скромные и безвкусные, палаццо. Зато чайные и публичные залы, которыми Канагава славилась уже и в прежние времена, когда она служила станциею для кочующих полчищ склонного к разгулу шляхетного японского населения, расцвели новым, едва ли не еще более пышным цветом с тех пор, как неизменными посетителями явились всесветные моряки и приказчики торговых домов и контор Йокогамы. Sic ransit gloria mundi60.
Ничтожная деревушка богини «Поперек берега» (Йокогама Бэнтэн) взяла себе на содержание большой город, при котором она еще недавно числилась (официально же числится еще и до сих пор) ничтожным придатком. Столица шляхетного point d'honneur, феодальных парадов и торжественности преобразилась в столицу международного разгула и проституции. Но в своем нынешнем перерожденном виде Канагава едва ли менее прежнего заслуживает свое название «Золотой реки» или «Золотого дна» (в вольном переводе на наши нравы), так как денег здесь обращается ноне весьма много. Содержатели увеселительных заведений, все чистокровные японцы -- за европейцами тут признается только право гулять, но не селиться -- богатеют нещадно. И вместе с промышленным населением японских кварталов Йокогамы представляют чрезвычайно интересный тип населения, тщательно сохраняющего внешние формы старой японской жизни, но по духу уже преобразившегося в нечто очень сродное соответствующим им классам народонаселения западноевропейских городов. Город имеет вид довольства и расположен в красивой местности, но сам по себе не представляет ничего характерного и достопримечательного.
Зарисовки из окна поезда
Путешественники, которым удалось посетить Японию в то время, когда в ней еще не существовало ни европейского прогресса, ни железных дорог все утверждают, будто «большая токайдская дорога между Йокогамой и Эдо идёт, как бы, по одному сплошному селению». Впоследствии, когда мне не раз приходилось прогуливаться по этой красивой местности, я убедился, что в этом уверении нет чрезвычайного преувеличения. Впрочем, железная дорога тотчас за Канагава начинает уклоняться от большого тракта, но живописность зрелища выигрывает от того только больше. Некрасивые, пошлые японские постройки исчезают, по крайней мере в непосредственном соседстве, и путешественник чувствует себя как бы в поле. Налево тянутся вереницей живописные холмы с весьма разнообразными очертаниями, покрытые густою и необычайно свежею на вид растительностью. Порою они значительно понижаются, уходят волнистою линиею вдаль, к самому подножию знаменитой Фудзиямы (правильно именовать -- Фудзи-сан), -- совершенно идеальный по своей форме конус, которой сияет на горизонте, фантастически окруженный волнистою пеленою облаков. С сей стороны характер пейзажа несколько напоминает Каталонию к северу от Барселоны: та же резкость очертаний, не лишенных, однако, своеобразной гармонии, криптомерии, напоминающие взору своими, как бы окровавленными стволами, каталонские пробковые дубы. Направо раскинулось иное зрелище -- рябая поверхность моря с бегающими вокруг береговых и подводных скал белыми бурунами, уходящая все дальше, к самому горизонту. Весь берег утонул в зелени чрезвычайно раскидистых плакучих ив, составлявших самые живописные группы вместе с криптомериями, соснами и елями самых разнообразных пород, многие из которых так и дышали своим происхождением от лесов крайнего севера. Рядом с ними каждая влажная ложбина являлась поросшею банановыми пальмами, правда, не дающими в Японии спелых плодов. Но это не мешает им вносить свою тропическую ноту в японский пейзаж, которому именно это-то смешение тропических и полярных пород и придает совершенно особую, ни с чем не сравнимую физиономию. Деревья, общие в Японии с Европою, поражают здесь своею раскидистостью, густотою и свежестью зелени. То тут, то там -- небольшие кущи маленьких пальм вздымают свои верхушки над этим морем зелени, повсюду стремится ввысь стройный бамбук, вырисовывающийся то золотистыми фестонами на темном фоне хвойных дерев, то легким темным кружевом на дымчатом небе...
Японскую растительность недаром упрекают в том, что она, как кокетливая женщина, «жертвует всем ради демонстрации самоей себя». Благодаря здешним жарким летним дождям вся природа развивается с почти невероятною для нас быстротою. Вчера еще совершенно сухой и обнаженный луг покрывается в несколько часов густым ковром свежей зелени, деревья в два-три десятка лет принимают вид вековых, плоды и овощи наливаются не по дням, а по часам и дивят наш взор громадностью и правильностью своих размеров. Но на вкус они напоминают смоченный пресною водою картон... Роскошные здешние луга дают немногочисленным стадам коров (коз и овец в Японии не водится вовсе!) скудную и нездоровую пищу. Дерево, употребляемое на постройки и на поделки, гниет чрезвычайно быстро, если только оно не покрыто непроницаемыми слоями знаменитого японского лака. Красивые японские цветы - все без запаха! ...
Япония, утопающая в ароматах самобытности
Удивительнее всего, что при всей своей обаятельной красоте пейзажи Японии, по крайней мере в проезжаемой нами местности, не имеют ничего дикого, ничего первобытного. Мы имеем дело с красотой хорошенькой горожанки - отлично знакомой со всеми ухищрениями вековой, всосавшейся в свою кровь и плоть культуры. Нигде ни пяди невозделанной земли! Но шахматная правильность крайне мелко наделенных участков укрывается очень удачно из вида в живописной тени дерев. Заборов, портящих вид самых живописных западноевропейских местностей, здесь не видно вовсе: они заменены живыми изгородями из чайных кустов, значительно усиливающих доходность ограждаемых ими полей, так как ароматный японский чай ценится, даже на месте, довольно дорого. И даже безобразные японские дома выглядят живописно, когда их видишь издалека, наполовину тонущими в роскошной зелени. Порою, под высокими горными криптомериями живописно мелькает белая крыша буддийского храма или молельни с целыми аллеями каменных или чугунных не то памятников, не то фонарей, имеющих вид колоссальных грибов. У каждой деревни -- небольшие, выкрашенные в ярко-красный цвет деревянные ворота с двойной перекладиною, или, как их здесь называют, тории, обозначают часовню бога риса Инари, которую без этого предзнаменования легко бы было принять за амбар или хлевушок. Часто возле таких красивых ворот красуются по два каменных изваяния лисиц.
Сельский бог Инари и Лисицы: размышления этнографического характера
Такое сочетание, то есть соседство, Инари (сельского бога) с животным, которое с точки зрения сельского хозяйства не отличается никакими доблестями, было мне объяснено нижеследующим и самым что ни на есть преинтересным образом!
Японцы давно заметили, что лисицы неизменно являются пожирать съестные припасы, которые выставляются крестьянами в часовнях в качестве жертвоприношения богу риса или богу земледелия вообще. Из этого они вывели своё заключение, что последние имеют такое полномочие от самого Инари-сана. С тех пор и пошло поверье, будто лиса, про которую здесь рассказываются самые чудесные истории, состоит в должности чиновницы особых поручений при самом популярном крестьянском боге. А плутовке это на руку -- не отличаясь особой деликатностью и пугливостью и в других странах, в Японии она эксплуатирует свое привилегированное положение с невыразимым нахальством и даже в городах таскает чуть не среди бела дня со двора всякую живность. Впрочем, японцы до самого последнего времени вовсе не ели мяса, кроме дичи, и не держали на дворах иной живности, кроме кур, предназначенных не столько для стола, сколько для воспитания и удовлетворения петухов, своими гладиаторскими боями потешающих старую и малую, знатную и плебейскую здешнюю публику.
Но вот уже море, которое почти вовсе отдалилось, было, от нас, приближается снова. Но теперь уже в несколько ином, спокойном и не столь чистом своём виде. Это мелководный, а потому и илистый залив Эдо. Влево мы огибаем высокий скалистый холм. За ним местность круто понижается, снова появляются сплошн