Независимо от того, во что Чарва верил, этот приказ был ошибкой – ещё одной ошибкой – но Пэдордж отказался прислушаться к доводам Чайавы. И они пошли назад по уже пройденному им пути, против волн накатывающейся толпы... и были смыты, как замок из песка во время прилива. Чайава это предвидел и приложил все усилия, чтобы вытащить своих людей из свалки, но едва выйдя на площадь Брахмапутры, за три квартала до гостиницы, они оказались зажаты с трёх сторон. Передовой взвод Пэдорджа просто исчез, а остальная часть роты «Эхо» и остатки роты «Альфа» оказались расколоты на небольшие группы, яростно отбивающиеся от неистово преследующей их по пятам толпы.
И теперь, спустя несколько часов показавшимися ему целой вечностью, он потерял почти всех. Он пытался пробиться к космодрому, где по его прикидкам Имперская морская пехота должна была организовать периметр безопасности, но каждый раз, когда он направлялся на восток, он наталкивался на свежую волну мятежников вновь отбрасывающих его медленно тающий отряд на запад. К настоящему времени, между ними и портом лежало полгорода с улицами, превратившимися в смертельно опасный лабиринт, но ему в голову не приходил ни один другой объект, что мог бы дать его людям шанс на выживание.
Немногим более двух дюжин бойцов, всё ещё находящихся под его командованием – только восемь из них были из его собственной роты – сумели исполнить его последний приказ об отступлении. Капитану удалось выбрать на карте, выведенной на его дисплее, место для следующей остановки в их, без сомнения, безнадёжном пути. Бойцы собранного на скорую руку отряда под началом сержанта из роты «Эхо» по команде оставили свои огневые позиции и пробежали один за другим мимо укрытия Чайавы и сержант – чьё имя он никак не мог вспомнить – залёг позади керамобетоной кадки с декоративным вечнозелёным кустом. Остальные члены «его» команды нашли собственные «стрелковые ячейки» с приличным прикрытием по крайней мере спереди.
– На позиции! – доложил в наушнике Чайава голос сержанта с забытым именем.
– Подтверждаю, – Чайава оглянулся на свой авангард. – Чэмба! Твоя очередь!
– Пошёл! – отозвался сержант Чэмба Мингма Лхакпа и поднялся, опираясь на колено и взмахом руки подавая своим людям команду на смену позиции.
Те повиновались визуальному сигналу на перемещение, как не мог не отметить Чайава, с настороженным вниманием, которое они никогда не демонстрировали ни в одном из учебных заданий. Он не мог не испытать определенной горечи от этого наблюдения, но тут же отбросил последнюю мысль. Это были оставшиеся в живых. Те, кто проявил стойкость, чтобы следовать за ним когда все остальные сбежали... и кто достаточно быстро смог обучиться жестокой и грязной науке гражданской войны, чтобы оставаться в живых. Пока. Если бы у Чайавы под командой в «Щите Аннапурны» был целый взвод таких бойцов, то ничего из окружающего их сейчас хаоса никогда не случилось бы.
«Чушь. Ты сам – с Чарвой и этим идиотом Жонгдомбой – всё равно запороли бы операцию, и ты знаешь это», – шептал тихий голос в его голове, пока измученные, с мрачными лицами люди Лхакпа вокруг него отходили на новые позиции. И тут вновь вдоль улицы засвистели пули, рикошетируя от мостовой или пробивая дыры размером с кулак в фасадах зданий, и он услышал внезапный вскрик и мягкий стук падающего тела – его отряд лишился ещё одного бойца.
Лхакпа развернулся и бросился назад, но Чайава успел перехватить его и махнул рукой в сторону позиции, с которой другой взвод уже открыл прикрывающий огонь.
– Пошёл! – проорал капитан и ещё раз, – пошёл! – и сержант повиновался.
Чайава предпочёл вернуться сам. Ледяной ком страха заворочался в его животе, поскольку казалось, что винтовочный огонь со стороны преследователей удвоился. В какой-то миг в какофонию перестрелки вплелись оглушающим треском разрываемой ткани очереди многоствольного лаунчера, и он почувствовал себя подобно человеку, оказавшемуся под хлёсткими порывами ураганного ветра. С поправкой, конечно, что никакой ветер, перед которым он когда-либо оказывался, не состоял из поражающих элементов способных насквозь пробить одетый сейчас на нём пассивный бронежилет.
Он опустился на одно колено возле упавшего рядового. Чепэл Пемба Солу, узнал он его. Один из горстки уцелевших из его собственной роты, как и Лхакпа оставшийся верным ему. Он прекатил Солу на спину и взглянул на индикатор монитора жизнедеятельности. Экран последнего заливала сплошная чернота, и он, чертыхнувшись, сорвал с груди Солу персональный медальон и перебежками отправился вслед за Лхакпой.
И уже на бегу он почувствовал новый приступ вины, потому что какая-то часть его не смогла сдержать облегчения, обнаружив что ранение Солу оказалось смертельным и теперь не придётся тащить тяжелораненого товарища через этот кошмар.
Что-то громче обычного взорвалось перед ним. Пришедшаяся в плечо ударная взрывная волна заставила его споткнуться на бегу и бросила со всей силы на керамбетон. Прокатила его, мучительно стонущего, по узкому тротуару и с силой впечатала в городскую скамью. Та остановила его... и сломала бы ребра будь он без бронежилета.
Последовал новый разрыв. И ещё один.
«Миномёты», – отметил его затуманенный болью мозг, в то время как он пытался вернуть дыхание, выбитое из него падением. – « Сволочи лупят по нам из наших собственных миномётов!»
Мгновение спустя, он был вынужден пересмотреть свою первоначальную оценку. Если это был бывший миномёт ополчения, то расчёт его состоял совсем не из дилетантов. Если первые мины приземлялись редко, далеко вне позиций его людей, то очередь же последующих выстрелов профессионально точно накрыла участок проспекта, где залёг его отряд. Кто-то знающий своё дело был на другом конце траектории этих мин и следовательно либо это было то оружие, которое не имел ФОЯ, как Чарва не уставал уверять всех своих подчинённых, либо – там был кто-то, некогда состоявший в ополчении... и командующий расчётом миномёта, который также совсем недавно принадлежал ополчению.
Не то, чтобы сейчас это имело большое значение. У горстки его людей было хоть какое-то прикрытие от фронтального огня стрелкового оружия, но не против рассеянного осколочного, для которого не существовало «мёртвых зон» позади декоративных кадок, припаркованных автомобилей и керамобетонных ступенек.
– Внутрь! – закричал он в ком. – Все в здание!
Сам он уже был внутри, взбежав по широкому лестничному пролёту к главному входу офисного здания позади той самой скамьи. Кто-то ещё присоединился к нему – по крайней мере двое или трое. Это было хорошо – слава Богу, он не был в одиночестве. Но это было именно то, чего он любой ценой пытался избежать с самого начала кошмара отступления. Как только его отряд рассредоточился на крошечные, независимые группы, которыми он не мог управлять и огонь которых он не мог скоординировать, они перестали существовать как единая боевая единица. И теперь они превратились в настоящих беглецов неспособных оказать друг другу взаимную поддержку.
– Все слушайте меня, – задыхаясь, прохрипел он в ком, вламываясь сквозь дверь конторы в неестественно безупречный и мирный вестибюль. – Продолжайте движение. Выйдите из соприкосновения, рассыпьтесь, и любым способом доберитесь до космодрома. Я хочу видеть вас всех там. И... спасибо.
Последнее слово он произнёс спокойным, почти мягким тоном. Затем оглянулся на последовавших за ним в это здание четверых ополченцев. Ни один из которых, отметил он, не был из Роты «Альфа».
– Ладно, парни, – сказал он устало. – Это касается также и нас. Вы – Маннинг, – он прочитал имя, написанное по трафарету на нагруднике стоявшего ближе всех бойца. Маннинг был капралом, вооруженным гранатомётом, и у него всё ещё оставался наполовину полный нагрудный патронташ гранат. – Вы – наше тяжёлое вооружение. Вы пристраиваетесь за мной. Сейчас же зарядите гранаты с оперёнными дротиками. Вы двое, – он указал на двух стрелков, ни одного из которых он не знал. – Вы и я образуем треугольник. Вы, – он уперся пальцем в грудь первого, – держите правый фланг. Вы, – он указал на второго, – левый. Я отвечаю за центр. А Вы, – он повернулся к четвертому и теперь уже последнему из своих подчинённых, – на Вас возлагается задача прикрыть наши спины. Всё ясно?
Изможденные, измазанные гарью и сгоревшим порохом лица согласно кивнули, и он в ответ ободряюще хлопнул их по предплечьям.
– В таком случае, подхватываем задницы и вперёд.
* * *
– Вот это – действительно не везёт, – высказался старший сержант Уинфилд. Майор Палациос оторвалась от тактического дисплея и вопросительно подняла бровь.
– Сарж, я так понимаю, что это глубокомысленное замечание отражает некий новый и ещё более отвратительный поворот событий?
– О, и ещё какой – дело приобретает новый нюанс, Мэм, – ответил ей Уинфилд. – Мы только что получили приоритетный запрос о помощи ни много ни мало как от самого бригадира Жонгдомбы.
– И почему я совсем не удивлена? – Вздохнула Палациос. Она пожала плечами, пристально глядя на дисплей с раскладкой текущей ситуации, и поморщилась.
Ответ на неумелую попытку ареста был ещё более быстрым и более опасным, чем она предполагала в своих самых пессимистичных прогнозах. Она всё ещё не считала, что верхушка ФОЯ планировала хоть что-то подобное. Фактически, её лучшее предположение – и данные полученные с удалённых сенсоров батальона, казалось, подтверждали его – было то, что оставшиеся в живых предводители Фронта Освобождения поняли, насколько самоубийственно было нечто вроде текущих событий. Были все признаки того, что оставшиеся заместители Панкармы делали всё возможное и невозможное, чтобы прекратить беспорядки прежде, чем ситуация окончательно рухнет. К сожалению, если ФОЯ когда-либо и контролировал ситуацию, это больше этого контроля не было.
То, что началось как перестрелка в «Щите Аннапурны», превратилось в нечто со всеми характерными признаками по-настоящему стихийного восстания. Имелись противоречивые сообщения – слухи на самом деле – о том, кто и что именно сделал сначала, и кто в кого стрелял после начала перестрелки. Её собственное лучшее предположение было то, что сообщение о том, что