И тут я рассказал, что ему известна тайна гробницы и все сокровища, сокрытые в ней, находятся теперь в руках Нохри.
— Тогда все пропало, — сказал верховный жрец. — У меня много разведчиков, благодаря которым я в курсе того, что делается за дворцовой стеной. Если бы не страх перед Нохри и его армией, народ давно бы уже выступил открыто на стороне царицы. Но силы слишком неравны, и серафийцы предпочитают отсиживаться дома и не принимать участия в борьбе. Однако завтра все может измениться. Представьте себе, что Нохри с помощью золота удастся привлечь к себе жителей города, и тогда — вы сами понимаете — гвардейцы не смогут долго противостоять значительным силам противника.
— Позовите Бакни, — решительно обратилась царица к Яхмосу, но я заметил, что ее тонкие губы дрожат. — Со мной двое умных, умудренных опытом людей и один герой. Чего мне бояться? Разве во мне не течет кровь фараонов!
Я попросил у царицы позволения привести к ней своих друзей, которые, сказал я, могут оказать ей советом не меньшую помощь, чем своим участием в бою, и получил разрешение на это. Первым, кого я увидел, войдя в храм, был капитан Дхирендра. Сидя на полу и положив маску к себе на колени, он спокойно курил сигару, не обращая ни малейшего внимания на облака едкого дыма, которые окружали его.
— Неужели вы никогда не прекратите пускать этот ядовитый, удушливый дым? — спросил я его. — Вы напоминаете мне Нерона, который предается наслаждениям в то время, как Рим горит.
— Я не могу курить в маске, и поэтому мне пришлось снять ее, — сказал Дхирендра, решив, что я обрушился на него за то, что он был без маски.
— Представление окончено. Царица знает всю правду, и вы теперь больше не боги, а простые смертные, — сообщил я друзьям и велел им быстрей собираться.
Через две минуты Дхирендра с Чаном были представлены Серисис, и я в течение всей беседы исполнял обязанности переводчика. Царица интересовалась нашей страной, современной жизнью, огнестрельным оружием, но больше всего ее поразил морской бинокль капитана Дхирендры.
После разговора с Серисис мы почувствовали огромное облегчение, словно сняли с сердца тяжелый камень. Теперь царица знала, кто мы такие, и нам больше не было нужды притворяться и лгать.
Царица и Бакни считали нас друзьями и надеялись на нас. Нам необходимо было что-то придумать.
Мы вернулись к себе, и я попросил друзей высказать свое мнение. Дхирендра дал несколько советов, и мне снова хочется сказать вам, что за всю свою жизнь я не встречал таких рассудительных людей. Ум Дхирендры был таким же быстрым и энергичным, как и он сам. Господин Чан сидел, сложив по-турецки ноги, и не проронил ни слова. Я понял, что он погружен в свои мысли, и, зная необыкновенную сообразительность и чудеса логического мышления этого человека, не стал досаждать ему вопросами и оставил его в покое.
Рано утром, когда солнце еще не успело взойти над городом, но вокруг уже стало светлеть, Чан разбудил меня и Дхирендру.
— Что случилось? — спросил я.
— Я придумал кое-что, — ответил он. — Мне предстоит одно дело, значительно более трудное и опасное, чем я предпочел бы. Но другого пути нет, и мне придется идти.
— Идти? Куда?
— Об этом я расскажу вам потом. Ну, а сейчас доброй ночи, — сказал он и, спокойно улегшись на свое место, через минуту уже храпел. Да, поистине это был странный человек!
Я не мог больше заснуть, встал с постели, вышел в сад и невольно залюбовался дивной картиной восхода солнца. Безмолвные статуи богов и богинь и холодные сфинксы, мимо которых я проходил, вновь навеяли на меня раздумье. Все вокруг было столь необычайно, словно меня перенесли с одной планеты на другую. Самые различные мысли теснились в моей голове, но одна являлась чаще других: вернемся ли мы снова на родину?
Издали показался Яхмос. Он шел, низко опустив голову, и, по-видимому, так задумался о чем-то, что увидел меня лишь тогда, когда поравнялся со мной.
— Ну как, отдохнули? — спросил он меня после того, как мы обменялись приветствиями.
— Да, поспал немного — мне этого вполне достаточно, — ответил я.
— А я так и не сомкнул глаз. Мои лазутчики, пользуясь темнотой, приходили сегодня ночью во дворец, и мне пришлось в течение трех часов принимать их одного за другим и выслушивать новости.
— Какие же вести принесли они вам? Хорошие или плохие?
— К сожалению, ничего хорошего. Мятежники окружили дворец, и моим людям с большим трудом удалось пройти. Наше положение осложняется: Нохри и Псаро нашли в городе приверженцев.
— Среди горожан?
— Да. Дело в том, что распространился слух, будто Нохри завладел сокровищницей и обещал всем, кто вступит в его войско, выдать определенную часть золота Серафиса. Теперь-то уж он обязательно ворвется в гробницу.
— Да, конечно. Тем более что Дхандасу известна тайна скарабея.
— У жителей нашей страны не стало ни совести, ни почтения к богам. С помощью золота можно купить весь Митни-Хапи, и Нохри отлично понимает это, — печально сказал Яхмос и пошел дальше.
Когда я вернулся к товарищам, они уже встали. Завидев меня, Чан улыбнулся до ушей и воскликнул:
— О, господин профессор, вас-то нам и недоставало! Вы всё знаете, и поэтому, надеюсь, скажете мне, где лежит наше походное снаряжение.
— В соседней комнате, — ответил я.
— Всё?
— Да, всё. А что вам надо?
— Только мой ящичек со всякой всячиной.
Я сам принес ему шкатулку.
— Зачем она вам? Что вы хотите делать?
— Я задумал одно дельце, — ответил он. — Но, прежде чем рассказать вам о своем плане, мне надо узнать от вас кое-что. Ну, а пока скажу только одно: наша главная задача — не допустить Нохри и Псаро до гробницы.
— Это все верно, — согласился я, — но, к несчастью, они, по-видимому, уже побывали там. Да если даже они и не успели открыть гробницу, то как сможем мы помешать им сделать это в любой момент?
— Даже в том случае, если они действительно побывали в сокровищнице Серафиса, нам нечего отчаиваться и складывать оружие. Пока мы живы, мы должны надеяться. Предоставьте это дело мне, — весело сказал он и вытащил из своего необыкновенного ящичка какие-то склянки и пузырьки с различными красками. — Попросите, пожалуйста, Бакни как можно быстрее достать одежду самого бедного серафийского нищего.
Я сходил к Бакни, и вскоре нам принесли рваные и грязные лохмотья.
В течение получаса мы наблюдали за удивительным перевоплощением Чана. Он до неузнаваемости изменил свою внешность. На лице легли глубокие морщины, а веки были сжаты таким образом, что из-под них проглядывали лишь белки. Чан казался совершенно слепым, хотя и уверял нас, что отлично видит все вокруг. Потом он встал и, взяв в руки длинную палку, стал расхаживать по комнате, как настоящий слепой.
— Замечательно! — выразил свое восхищение капитан Дхирендра. — Немало видел я перевоплощений на своем веку, но такого — никогда.
— Я иду в храм бога солнца Ра, — спокойно сказал Чан.
— В храм бога солнца Ра! — повторил я с ужасом.
— К гробнице Серафиса, — уточнил Чан.
— Вы идете к смерти в лапы! — воскликнул я.
— Но я не думаю долго задерживаться там, — рассмеялся он.
Мне действительно казалось, что он обрекает себя на смерть. У меня мелькнула мысль не пускать его туда, и я схватил его за руку.
— Это безумие! — сказал я.
— Вот когда я погибну, тогда зовите меня безумным, сколько душе угодно. Разумным человеком считается тот, кто заранее продумал все до мельчайших подробностей. И так как я сделал именно так, то я скорее разумный, чем безумный, — пошутил он.
— Вы покидаете дворец, не зная ни слова по-древнеегипетски! Как же вы будете объясняться? — спросил я взволнованно.
— Мне не обязательно знать здешний язык: я же не только слепой, но и немой, — ответил Чан.
Ну и человек! У него заранее были готовы ответы на все вопросы.
Я позвал Бакни, и мы втроем направились к западной части стены. Там была небольшая дверца. Бакни осторожно отпер ее, и Чан, в правой руке держа палку, а левую вытянув прямо перед собой, вышел из дворца и пошел вперед, спотыкаясь и шатаясь из стороны в сторону.
Но вот дверцу снова закрыли, и я, расстроенный, вернулся во дворец, не надеясь уже никогда увидеть круглую, улыбающуюся физиономию своего друга, с которым так неожиданно свела меня судьба.
Глава XXIIIВТОРОЙ ПОДВИГ ЧАНА
Я не вижу особой необходимости говорить вам, что Чан вернулся назад живым и невредимым. Это и без того ясно — в противном случае я не имел бы удовольствия описывать наше удивительное путешествие.
Сейчас мне хочется только рассказать вам вкратце о втором подвиге Чана, подробности о котором я услышал от него самого после трехдневной разлуки.
Отойдя подальше от дворцовой стены, Чан уселся на углу узкой улочки. Прохожих было немного. Каждый раз, заслышав шаги, он протягивал руку, прося подаяния. Так прошло несколько часов.
Мой друг неспроста просидел здесь столько времени: во-первых, он сумел хорошо ознакомиться с данным районом и, во-вторых, убедился в том, что никто не видел, как он выходил из дворца.
В полдень Чан спустился с горы и по безлюдным улицам и переулкам добрался до храма бога Ра.
С наступлением сумерек вокруг храма загорелись костры. Это солдаты, которых Псаро расположил поближе к храму на случай внезапного нападения, готовились к ночлегу.
Солдаты приняли Чана за слепого и немого нищего и накормили его. Воины вообще, независимо от их страны и рода-племени, во все века отличались отзывчивым сердцем, и мне очень приятно отметить, что серафийские солдаты, которые являлись представителями древней цивилизации, не были исключением из этого правила.
Чан улегся среди них и скоро уснул. Эта способность друга засыпать в любых условиях и особенно тогда, когда со всех сторон его подстерегала опасность, всегда казалась мне удивительной и загадочной.