Почему же смерть не приняла меня в этот момент в свое лоно? Она бы помогла мне избежать множества испытаний — ведь самое страшное было мне уготовано позже. И оно не замедлило обрушиться на меня.
Когда я раскрыл глаза, было темно. Я лежал в огромной кровати и, повернув голову, заметил слева от себя деревенский шкаф, а справа — комод с зеркалом. У моего изголовья в медном подсвечнике горела свеча. Вокруг царило молчание. Где я нахожусь? В гостинице? Но почему тогда меня не отнесли в мою комнату? Внезапно я вспомнил то, что со мной произошло, и я, убитый этим воспоминанием, повернулся на бок. И чуть было вторично не потерял сознание.
Я становился сумасшедшим или же оказался жертвой какого-то ужасного кошмара… Клер!.. Клер!.. Даже в бреду я произносил ее имя. И вдруг какая-то тень пересекла комнату и подошла ко мне. Свет свечи позолотил ее светлые волосы и зажег две сверкающие точки ее зрачков.
— Я здесь, — прошептал призрак. — Спите. Отдыхайте.
Нежная и мягкая рука опустилась на мой лоб и вытерла пот, выступивший у меня на висках.
— Клер!.. Вы ли это?
Девушка улыбнулась.
— Конечно, Орельен. Это я… Я вас больше не покину…
— А где ваши родители?
— Они продолжают путешествие.
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно уверена.
— А они не… больны?
— Больны?.. А почему они должны быть больны?
В изнеможении я закрыл глаза.
— А я? — спросил я. — Я болен?
— Вы переутомлены, — пробормотала Клер. — Не говорите больше, спите. — И она оставила свою руку в моей руке, а я погрузился в черную бездну.
Кем бы ты ни был, читатель, я не желаю больше ни злоупотреблять твоим вниманием, ни вызывать жалость обстоятельным рассказом о своих злоключениях.
Я лишь желал точно передать основные моменты моей исповеди, которая покажется тебе невероятной, но которая, тем не менее, полностью правдива.
Все, о чем я рассказал, мне довелось пережить, и под подобными жестокими ударами не устоял бы никто. Но будь столь любезен выслушать меня еще немного — ведь я рассказал пока что не все. Мне осталось рассказать самое печальное и самое худшее и я чувствую, что, по мере того как я приступаю к заключительной части своего рассказа, силы начинают покидать меня.
Благодаря своему мощному телосложению я относительно быстро поправился.
По-моему, даже слишком быстро, так как этот короткий период выздоровления, среди стольких таинственных и ужасных событий, походил на настоящий оазис счастья. Клер по-прежнему находилась подле меня, проявляя сострадание, словно добрый ангел, и ее нежная рука быстро согнала с моего лба меланхолические мысли, которые иногда все же посещали мои рассудок, словно грозовые тучи, и пытались разрушить мою любовь и счастье угрожающим шквалом. Мы молча наслаждались несказанными радостями. Ведь я получил ее обещание! Я уже был уверен, что она навсегда останется со мною. Будущее рисовало перед нами самые радужные перспективы. Почему же я не спешил идти ему навстречу? Потому что, несмотря на все усилия моей любимой, несмотря на мое желание забыться, прошлое упорно жило в моей памяти. Оно отметило нас обоих своими нисходящими царапинами, и я без труда различал их на лице Клер опущенные глаза и бледность, которой не переставали вызывать во мне беспокойство. Но с каждым днем улыбки все чаще освещали наши лица. И, несомненно, разгорающийся огонь страсти все чаще сверкал в наших глазах и соединял наши сердца. Но как могли мы принадлежать друг другу, не зная друг о друге всего? Итак, я ждал, что Клер заговорит первой и согласится объяснить те загадочные происшествия, свидетелем которых я стал. Готов поклясться, что она должна была испытывать сходные чувства. Впрочем, я множество раз видел, как откровение вот-вот было готово сорваться с ее уст. Однако какая-то щепетильность может, тайный стыд или непобедимый страх мешали ей открыться мне. Вот так, несмотря на соединенные руки и нежные взгляды мы чувствовали, как между нами возникает определенное расстояние, и наши души перестают соприкасаться, вновь впадая в прежнее одиночество.
Вскоре я мог уже вставать и, понимая, что пришло время определить наше совместное существование, выразил ей свое желание написать ее родителям. Она, похоже, удивилась и даже рассердилась.
— Но моя дорогая, — сказал я, — щекотливое положение, в котором мы находимся, не может длиться так долго. Ваше присутствие подле меня уже противоречит общепринятым нормам морали. Возблагодарим же небо за то, что моя болезнь настигла меня в этой маленькой деревушке, где нас никто не знает и мнение которой нас особо не волнует. Однако же ваши родители имели бы полное право считать меня презренным соблазнителем, если бы я все еще медлил просить у них вашу руку и сердце.
— Я совершеннолетняя — ответила она мне, — и могу свободно распоряжаться своей судьбой.
— Но ведь приличия…
— Мне достаточно лишь предупредить их о замужестве. Вряд ли они станут возражать.
— Должен ли я это понимать так, что вы не очень-то ладите с ними?
— Наши вкусы действительно не совпадают.
Я не стал допытываться и не только потому, что не хотел выглядеть нескромным, но главным образом потому, что я чувствовал, как ступаю на зыбкую и опасную почву. Я надеялся, что полное доверие, вызванное совместной жизнью и нежностью, сопровождающими всякую страсть, рассеет сдержанность Клер.
Итак, мы обсудили детали нашей свадьбы, и я заставил ее согласиться не без труда, правда, жить со мной в замке, в котором я поклялся обосноваться. Она поняла, что я буду мучиться тягостными угрызениями совести всю свою жизнь, если уступлю ей в этом, и согласилась с моими доводами, скорее устав от спора, чем, повинуясь мне. С этого момента в ее поведении и даже в разговоре появилось небольшое изменение. Она стала настолько покорной, что однажды я даже рискнул спросить у нее:
— Я думаю, что вид замка вызывает в вашей памяти какое-то тягостное воспоминание. Но его легко перестроить. Скажите, что бы вы желали изменить в нем?
Она убедила меня в своем желании оставить замок в первозданном виде, в каком он и есть и заверила, что он не вызывает в ее памяти никаких болезненных воспоминаний. Будучи юной, она любила мечтать. Как и у всех девушек, а также в силу склонностей, присущих ее натуре, мечты Клер были несколько болезненными, однако все это постепенно осталось позади. Подле меня она чувствовала бы себя вполне счастливой и спокойной. В то же время пока она пыталась успокоить меня, ее щеки побледнели еще больше, и даже самый непроницательный наблюдатель догадался бы, что она скрывает от меня часть истины. Сам же я, по мере того как силы возвращались ко мне, увлекался размышлениями, которые, тем не менее, запретил себе, но оставаясь в одиночестве, я невольно приоткрывал дверь в недавнее прошлое, словно дверь склепа полного мрачных останков. Из этих экскурсов в проклятое прошлое я выходил глубоко потрясенный и уверенный, что Клер хранила в себе живую тайну.
Более того — horresco referens — иногда я думал, что это чистейшее создание содержало в себе, помимо своей воли, какое-то слишком грустное начало, действие которого я начал ощущать. Но я старался быть веселым, водил свою любимую на очаровательные прогулки, делился с ней воспоминаниями о пребывании в Англии. Страна эта, похоже, возбуждала ее любопытство. А однажды вечером она даже воскликнула.
— Вот где нам следовало бы жить. Там я бы чувствовала себя в полной безопасности!
— В безопасности от чего, душа моя?
В ответ она лишь положила мне на плечо свою голову. Вместе с тем дата нашей свадьбы приближалась, и мы, наконец, прибыли в Мюзияк. Нотариус, которого я поставил в известность о наших планах, очень хотел принять нас у себя. Он был готов сопровождать по поселку ту, которая через несколько дней должна стать моей женой. Это стало бы для меня подлинным испытанием, которое я хотел во что бы то ни стало встретить безболезненно. Как поселок воспримет эту новость? Как примут будущую графиню де Мюзияк? Пусть будут благословенны наши бретонцы. В данном случае они выказали пример незабываемого великодушия. При посредничестве метра Меньяна я дешево купил нечто похожее на тильбюри,[11] что позволило ездить во всех необходимых случаях из замка в поселок. Некоторые благоустройства, которые я поклялся провести на втором этаже замка, вскоре были завершены. Для церемонии бракосочетания все было готово.
Иногда я по пальцам пересчитывал разделяющие нас дни и видел, как Клер закрывает глаза, но не знал, делает ли она это от удовольствия или же от страха. Она отвечала на все мои ласки то страстно, то рассеянно, так что я все время мучился вопросом, действовал ли я разумно или же готов был совершить какую-нибудь непоправимую ошибку. Накануне нашей свадьбы я решил осмотреть замок сверху донизу. Я испытывал какой-то смутный страх, который даже затрудняюсь описать. Но я хотел осмотреть все детально, в частности, склеп, единственное место, куда я пока не спускался. С опасением, граничащим с отвращением, я осторожно ступил на первые ступеньки, ставшие от влажности скользкими. Сдвинув алтарный камень и вытянув руку с факелом, я попытался проникнуть в темноту, хранящую останки моих предков, однако удалось мне это не сразу. Пламя замерцало и наполовину погасло от зловония. Лестница углублялась в кромешную тьму и взволнованный с сильно бьющимся сердцем, держа перед собой агонизирующий огонь, я продолжал погружаться в до ужаса молчаливое спокойствие склепа. Вскоре мои ноги ступили на липкую почву, и я начал различать каменные ниши, в которых покоились останки Мюзияков, ожидая воскрешения. Медленно опустив факел, я обратил к своим умершим предкам одну из бессловесных молитв, в которых охваченная дрожью душа полностью доверяется божественному милосердию. Мои жизненные бури стихли на пороге этого склепа. Сумасшествие людей, похожее на бешеный океан кончалось здесь у подножия этой обители, которую оно осквернило своей пеной, прежде чем отступить. Я же, путник, качающийся на волнах ссылки, возвращался, наконец, в свою родную гавань, но не увенчанный цветами, как античные воз