Махнув ребятам рукой, я вернулся к месту своей лежки, и по закрепленной за крючья альпинистской веревке быстро спустился вниз. Пора было мне на месте разобраться со складывающейся обстановкой.
Ребята бдели. Док, Бек, Зоркий и Ара заняли позицию в дальнем конце ущелья, битком набитом обозными телегами тевтонов, среди которых самым ценным приобретением были три эскадронные полевые кухни, из труб которых мирно валил дымок. Прежде чем вытащить оттуда нашу добычу, потребовалось сперва разобрать громоздящийся в самом узком месте прохода завал из конских и человеческих тел, запутавшихся в наших заграждениях из веревок и сети.
По сути, обоза у нас после этого боя и так уже было слишком много. Явившиеся по наши души половина кавалерийского полка притащила с собой сорок две пароконных телеги на железном ходу и три походные кухни. Кроме этого, в нашем распоряжении оказался табун из более двух сотен строевых и обозных коней, среди которых особо выделялись несколько первоклассных рыцарских жеребцов, принадлежащих, вероятно, покойным магам-офицерам. По сути, нам было бы достаточно и десятка телег, чтобы заменить тихоходные скрипучие и неповоротливые арбы и одной походной кухни, чтобы готовить еду на всю нашу компанию. А все остальное надо бросать, ибо тот, кто слишком обременяет себя добычей, тот потом долго не живет. Разумеется, это не касается лошадей – что строевых кобыл, что тягловых першеронов, что рыцарских жеребцов. Табун лошадей способен двигаться сам, требует минимум ухода и, кроме того, в бескрайних степях лошади обладают особенной ценностью. Пора сажать моих ребят в седло. Первичные навыки у всех есть, а дальше научатся.
Отдав все необходимые распоряжения насчет подогнать волов и начать разгребать завал, я пошел смотреть на взятую Змеем в плен «пятисотую бабу». И нифига это оказалась никакая не баба, а находящаяся без сознания совсем молодая девчонка, лет семнадцати-восемнадцати, со знаками различия гауптшарфюрера или штандартеноберюнкера в металлических петлицах у горловины легкого доспеха. Честное слово, лучше бы Змеюка пристрелил ее сразу и не мучил, потому что несколько поражающих элементов МОНки вошли ей в грудь и живот, пробив пластины зерцала и кольчужную сетку и, в придачу ко всему, каменная плита с рухнувшего сверху карниза раздавила ей ноги до самых колен, превратив их в кровавое месиво из мяса и костей. Даже если немедленно доставить эту девушку в хороший госпиталь нашего мира, то еще бабушка пополам сказала – умрет ли она, останется ли калекой, или сумеет выздороветь. В наших условиях тут нужен был священник, а не врач. А если учесть, что будущая покойница была тевтонкой, то даже священник окажется лишним.
Но я решил все-таки позвать отца Александра, ибо по нескольким словам предсмертного бреда этой девицы сделал вывод, что она совсем не желала идти в объятия к херру Тойфелю, боясь личной встречи с ним больше самого факта смерти.
Как ни удивительно, но батюшка вместе с Колдуном явились даже раньше, чем я успел их вызвать. То ли им об этом сообщил сам Змей – что почти невозможно, потому что он свято блюдет субординацию – то ли в этом деле замешано что-то сверхъестественное, может, божественное, а может быть, и магическое. Все зависело от того, кто в этой паре в этот раз был ведущим, а кто ведомым.
Бросив на распростертую у ног девушку всего один взгляд, священник на какое-то время погрузился в раздумья. Было видно, что его мучили какие-то сомнения. Именно его, а не того, кто иногда говорит его голосом. Тем временем Колдун, вцепившийся левой рукой в свой камень, правой начал водить над телом раненой, время от времени что-то бормоча себе под нос. Так продолжалось несколько минут, пока Колдун не опустил свой камень за ворот рубахи и не выпрямился со вздохом облегчения.
– Ну что, юноша, – сказал отец Александр, – какие будут ваши первые выводы?
– Не знаю, – пожал плечами мальчик, – связь ее с тем, кого тевтоны называют Тойфелем, сейчас сильно ослаблена болью и страхом гибели. Но на ней стоит что-то вроде ловушки. Как только нить, связывающая ее душу с Нечистым, разорвется, так тут же сработает заклинание синдрома внезапной смерти и она умрет от внезапной остановки сердца.
– А ты что, юноша, планировал спасти сразу и душу, и тело? Конечно, жаль ее, такую молодую и неповинную в том, что она родилась среди сторонников зла, но, к сожалению, это невозможно. Или одно, или другое.
Колдун через рубашку погладил свой камень.
– А почему нет, отче? – спросил он. – Если мы будем действовать сообща, то вполне все может получиться. Вы будете рвать нить и врачевать душу. А я попробую перехватить заклинание-ловушку и отсоединить его от сигнального контура. Если же не получится, то просто нейтрализовать. В самом крайнем случае мы получим гадящего под себя взрослого младенца с мозгом, очищенным до инстинктов и безусловных рефлексов, которого всему надо будет учить заново.
– А что ты будешь делать с ее ранами? – спросил священник. – Я хоть и не врач, но думаю, что без всякого синдрома внезапной смерти эта девушка умрет максимум через четыре часа. И не рассчитывай на свой камень, ведь большинство лечебных заклинаний, хранящихся в нем, требуют, чтобы их применял человек с медицинским образованием.
– Есть одно заклинание, – ответил мальчик, – которое не требует медицинского образования. Правда, оно не совсем лечебное. Я имею в виду регенерацию. Там написано, что всего за сутки больной или раненый должны полностью восстановиться. Я думаю, что это заклинание стоило бы наложить на всех нас, и тогда товарищ капитан и его солдаты больше не будут бояться того, что их ранят или убьют. Но сперва лучше попробовать это на том, кого не жалко, ведь у всякого средства есть свои побочные эффекты… – он на мгновение вскинул свои ясные серые глаза на отца Александра, затем на меня, и, сглотнув, как-то виновато пробормотал: – Хотя мне очень, очень жалко ее…
– Хорошо, мой юный друг, – сказал отец Александр, утешающим жестом кладя свою ладонь на голову мальчика, – если ты так хочешь, то мы спасем эту грешную душу вместе с ее телом. Но только, чур, потом не пищать – дело на вид будет не очень приятным и аппетитным.
– Слушаюсь «не пищать», – ответил Колдун и спросил, – честный отче, а что мы сейчас должны делать?
– Сейчас мы в первую очередь должны освободить эту девицу от доспехов и одежды, ибо на них лежит печать Нечистого, и они будут тянуть ее душу назад в его объятия. В случае же если ты преуспеешь, а я потерплю неудачу, то это тело надо будет обязательно обезглавить, а потом дотла сжечь на костре, ибо иначе образуется ужасная трудноубиваемая тварь, которая сможет натворить много бед.
– Разве так может случиться, честный отче? – спросил Колдун, которого прямо передернуло от представшей его воображению картины. – Разве Господь, от имени которого вы будете действовать – не всемогущ, всеведущ и всеблаг?
– Всегда надо учитывать возможность неудачи, потому что сатана – это король морока и обмана, а в таком деле и тем более, – назидательно ответил адепт Небесного Отца. – Эта душа, можно сказать, с рождения пребывала в его власти, и теперь мы будем пробовать выдернуть ее оттуда только потому, что нам захотелось спасти хрупкую слабую девочку.
– Я все понял, честный отче, – сказал мальчик. – Если что, я смогу превратить это тело в пепел за доли секунды. Но давайте поторопимся, ибо срок жизни этого тела уж подходит к концу.
– Да, давай поторопимся. Итак, если ты не передумал, давай приступим к делу. И кстати, поскольку доспехи нам больше не понадобятся, то ремешки лучше разрезать, а не расстегивать. Так же надо резать и одежду, ибо это нарушит структуру заклинаний, которые могли быть на нее наложены.
– Товарищ капитан, – повернулся ко мне мальчик, – дайте мне, пожалуйста, ваш нож, а то мой перочинный годится только для того, чтобы строгать палочки. И скажите, пожалуйста, своим солдатам, чтобы они помогли нам перетащить ее в другое место. Отцу Александру так будет проще освобождать ее душу от зла.
– Действительно, товарищ капитан, – поддержал Колдуна его напарник, разрезая ножом кожаные ремешки, удерживающие зерцало, – выделите людей для помощи и переноски тела. Отнеситесь к этому делу, как к очень важному эксперименту. Если у нас все получится, то мы сможем наложить на всех нас по нескольку полезных заклинаний, в том числе и так называемую регенерацию. Это действительно очень сильная вещь, и мальчик хорошо придумал – испытать ее на пленном враге.
Колдун снова пронзительно и серьезно глянул на нас снизу вверх своими добрыми глазами, не переставая при этом лезвием ножа распускать на девушке по швам кавалерийские штаны с кожаными вставками.
– Она же не виновата, что родилась тевтонкой, – сказал он со всей силой своей благородной души, – вот если мы ее перевоспитаем, то это будет правильно, почему-то мне кажется именно так.
– Фантазер, – коротко бросил отец Александр, продолжая свою работу, – но, может быть, в этом что-то есть. Юноша, аккуратно подержите даме левую ногу, сейчас я буду резать на ней сапог…
Вскоре эта работа была закончена и четверо моих парней во главе со Змеем на плащ-палатке оттащили раненую тевтонку, оказавшуюся худой бледной белокурой куклой самой ранней молодости, поближе к нашему лагерю – туда, где не валялись конские и человеческие трупы, и не кружились целые рои злых мясных мух. Напоследок Колдун пробормотал какие-то слова и махнул рукой в сторону вороха ее одежды, которая тут же занялась жарким чадным пламенем с искрами наподобие бенгальского огня. Удивительно, что горела даже тонкая кольчужная рубашка до середины бедер и стальное зерцало.
Там девицу, так и не пришедшую в сознание, положили на землю. Отец Александр и Колдун опустились возле нее на колени, при этом мальчик положил ей обе руки на грудь, а священник возложил свои ладони на виски. С минуту ничего не происходило, только дыхание раненой стало чаще и глубже, а бледно-голубые глаза несколько раз открылись и закрылись. Потом отец Александр произнес свое коронное: «Изыди, сатана!» – и тело девицы страшно выгнулось и начало биться в судорогах, а сама она издала несколько пронзительных и ужасающих криков. Но, видимо, мальчик и священник все сделали правильно. Су