Спецназовцы – так то люди другого склада, они, кажется, вообще не размышляют, для них и так все ясно и четко… Но для них и проще все, чем для меня. Я – не они. И поэтому я должна – обязательно должна – заморочиться когда-нибудь тем, что я представляю из себя на данный момент… И меня не может оправдать ни отсутствие свободного времени, ни усталость, ни шок, ни ответственность. Наоборот – чем больше моя ответственность, тем требовательнее я должна быть к себе. Ведь все начинается с мелочей… Сначала мы не обращаем на них внимания под поощрительными взглядами окружающих, и очень скоро теряем контакт с собственной душой…
Если не заметить этот момент, то такое состояние становится привычным, и вот мы уже не можем вспомнить – а какая она, наша душа… Мы забываем ее голос… А она, родная, совсем рядом – взывает и кричит, но мы не слышим и не видим ее… Нам кажется, она нам больше не нужна. И вот тогда за ненужной, брошенной душой приходит КТО-ТО… Это может быть алкоголь, или депрессия, или психическое расстройство – много найдется охотников за такой драгоценностью. Поэтому я никогда не позволяла моей душе терять контакт с моим разумом. И она, любовно взращиваемая в холе и неге, платила мне искренней благодарностью, одаривая интуицией, яркими чувствами, довольством и самоуважением.
О да, мне не удалось избежать грехопадения… Я признала это без малейших колебаний.
Во-первых – я позволила себе рассуждать в ракурсе собственных «хочу» и «не хочу».
Во-вторых – я стала презрительно отзываться о людях.
В-третьих – я допустила со своей стороны издевку и уничижительное отношение к человеку, который пережил страдания.
В-четвертых – я проявила черствость и равнодушие, пытаясь в манерах подражать другим людям.
В-пятых – мое сострадание было недостаточным..
Итак, то, что я вовремя очухалась, и увидела свои промашки – это очень хорошо. Теплой волной на меня накатило то, что весьма достоверно называется «на душе полегчало». Отец Александр был и прав и неправ одновременно – я не просто все еще была слишком человечной для богини, я стремилась сохранить эту человечность как можно дольше и как можно в большем объеме. Ведь и без меня найдется кому разрушать царства и попирать железными стопами выи побежденных. А я, напротив, должна нести добро и милость к побежденным, особенно, когда они слабы или раскаялись в своих заблуждениях.
Вечер того же дня. Капитан Серегин Сергей Сергеевич.
Посовещавшись с отцом Александром, я решил продлить наш привал на перевале до следующего рассвета. И тому было несколько причин.
Следующая оборудованная стоянка у подножья гор находилась на расстоянии дневного перехода от перевала и, если сейчас мы тронемся в путь, то ночевать нам придется в неподходящем для этого месте. Не очень приятная перспектива, особенно, когда у нас теперь нет сколь-нибудь значимых причин для спешки. От нынешней погони мы уже отбились, и еще неизвестно, когда тевтоны смогут снарядить за ними другой, более многочисленный отряд. Они не знают, что самая главная наша фишка – это отец Александр, в присутствии которого мы можем не бояться всей их злой магии, вместе взятой. Хотя теперь, может, и знают – через херра Тойфеля, с которым мы поскандалили из-за одной пропащей души. Кому как, но внешне мне эта девочка не очень понравилась. Наверное, суповые наборы не в моем вкусе. Ну что это за женщина – словно заморенный пацан. Тем более что она на положении военнопленной, хотя Птица и хлопочет над ней, как над своим собственным птенцом.
К тому же люди устали от тяжелого подъема, и возбуждены после последовавшего за этим боя. Сейчас им нужно дать возможность сбросить с себя усталость и возбуждение. В основном я имею в виду спецназовцев, но и подопечные нашей «богини Анны» – так ее прозвали наши парни – тоже были возбуждены ничуть не меньше. Кое-где это возбуждение даже выливалось в радостное ликование. Когда я пришел в лагерь, весь запыленный, грязный и усталый, первый, кто меня там встретил, была Туллия, которая, привстав на цыпочки, сняла с меня шлем и водрузила мне на голову лавровый венок победителя, после чего впечатала мне в губы смачный поцелуй. Мне кажется, что следующей ночью она снова посетит мое ложе, и я против этого совсем не возражаю. Как женщина эта малышка устраивает меня куда больше, чем иные мои знакомые дамы, и дело тут даже не в латинской экзотике. Однако я опять почувствовал чей-то злобный взгляд, вонзившийся мне в спину, но, обернувшись, не увидел никого, кроме группки местных девчонок-подростков, которыми заправляла наша Матильда – в миру Ася. Ничего не понимаю…
Прочий же народ при этом бросал в воздух чепчики и кричал что-то радостное, хотя я ни бельмеса не понял в этой латинской галиматье. Говорил мне папа – учи языки, и сойдешь за умного. Шутка – те языки, которые дома мне были нужны «по работе», я и так знаю, а вот латынью заняться еще не было повода, хотя отец Александр говорит, что эта латынь сильно отличается и от классической, и от церковной. Какой-то деревенский греко-латинский суржик.
Процесс сбора и сортировки трофеев – увлекательнейшее занятие, и времени на него надо выделять как можно больше. Что взять с собой, что бросить, что пригодится самим, а что пойдет в обменный фонд для контактов с местным населением. Самая большая ценность – это кони, в крайнем случае, мы сможем верхами уходить от любой погони, почти не уступая в скорости своим преследователям. Но это в крайнем случае. Все остальное вторично – запас фуражного зерна и продовольствия, кузнечный инвентарь, полевые кухни, большое количество холодного оружия и кавалерийской экипировки. В кухнях, кстати, кипел уже почти готовый обед, а металл оружия и снаряжения был довольно неплохого качества. Своим мастерством тевтоны явно превосходили коренное население этого мира и, если бы они не были такими сволочами, то жили бы просто припеваючи – знай себе торгуй изделиями из металла.
Тевтонский обед я, кстати, приказал вылить, и отец Александр одобрил мое решение. Неизвестно, чего намешали туда покойные повара, и неизвестно, какие заклинания произносили над этой едой тевтонские маги. К тому же женщины под руководством Клавдии почти закончили готовить свою собственную похлебку, и поступить по-иному было бы неуважением к их труду. Тот, кто слишком много жадничает, тот мало живет. Единственным ценным приобретением в продовольственной части тевтонского обоза была обычная картошка, которую местные называли чертовым яблоком и наотрез отказывались есть. Но ничего, у нас так: не умеешь – научим, не хочешь – заставим. А тот кто не с нами – тот против нас.
Кроме всего прочего, нашей добычей стали еще три серебряных кольца офицеров СС. Еще одно мы не нашли – скорее всего, оно было уничтожено ударом молнии вместе со своим хозяином. Эти кольца тоже становились для нас проблемой, ибо они отчаянно фонили, выдавая наше возможное местоположение.
И последней причиной продления нашей стоянки была наша пленница по имени Гретхен, которую Колдун не рекомендовал трогать до самого утра. Сейчас она по большей части спала, а в короткие периоды пробуждений ее кормила с рук вторая наша девочка – Зайчонок, в миру называвшаяся Яной. И я, и мои бойцы – все мы баловали этого ребенка, которому с рождения не хватало любви и ласки. И вот она, золотая душа, сама вызвалась посидеть с пленной и поить ее из кружки горячим бульоном и сладким чаем.
Быть может, это была с ее стороны просто доброта, а может быть, и гениальный тактический ход, призванный склонить пленную к общению, ибо местные девки тевтонку, даже такую слабую и беспомощную, боялись и ненавидели до зубовного скрежета. Наши же парни у Гретхен вызывали испуг, граничащий с шоком. Когда она увидела меня, уже умытого, такого красивого и благообразного, то с криком «найн» сжалась в комок, стремясь поглубже зарыться в соломенную подстилку, будто я собирался прямо тут съесть живьем. Кончилось все тем, что прибежала Птица и, размахивая руками, прогнала меня, будто я задумал совершить с ней что-то нехорошее. Да как бы не так, для совершения всего «нехорошего» мне вполне хватает и малышки Туллии, а вид мосластого полудетского тела Гретхен не вызывает у меня ничего, кроме брезгливой жалости. Чтобы она начала мне нравиться, ее еще откармливать и откармливать.
Кроме Зайца и Птицы, больную регулярно навещал Колдун, выполняющий роль лечащего врача, тоже не вызывавший у Гретхен приступов паники. Конечно, одиннадцатилетний парень ни хрена не разбирался в медицине, но, быть может, магическое чутье, а быть может, талисман позволяли ему утверждать, что процесс выздоровления идет успешно, и уже утром с больной можно будет разговаривать на отвлеченные темы. Не будем называть это допросом, тем более что чисто военные темы нас интересуют не особо. Куда больше мы хотели бы узнать сведенья о физической и политической географии этого мира. Нет, несколько комплектов тевтонских карт у нас уже есть, но это карты командиров звена взвод-батальон, показывающие лишь ближайшие окрестности, без детальных обозначений. А мне хотелось бы иметь побольше информации из первых рук. Ну ничего, это дело подождет до завтра. Все равно, пока мы не спустимся на равнину, путь у нас только один – вперед по ходу ущелья.
Едва солнце зашло за вершину горы, то на нашу стоянку сразу же упала густая тень, принесшая с собой полумрак, прохладу и сырость. Слишком уж узким и глубоким было ущелье у перевала, слишком крутые были у него стены. А на костровой площадке, где уже кипел большой бронзовый казан, началось нечто вроде импровизированного праздника с музыкой и народными плясками. Вроде бы намечалось продолжение вчерашнего вечера, но не совсем. Теперь веселье было куда более искренним и неподдельным, и его сексуальный окрас был почти незаметен, будто последующее деление общей компании на пары и уединение этих пар для совместного занятия любовью подразумевались заранее. Люди просто радовались – победе, жизни, вкусному ужину и отдыху в безопасности, в большой и хорошо вооруженной компании. Не радовалась только наша пленница, но всем нам на ее настроения по большому счету было глубоко наплевать.