юбимый это делает… К сожалению. Если бы не это, мне бы не было так обидно. Но я смогу сделать так, что он полюбит меня. Правда, еще не знаю, каким образом… Но начало уже положено.
Анна Сергеевна с Никой думали, что я сплю, а я слышала весь их разговор. Сначала я было испугалась, что меня вычислили, но потом успокоилась, ведь Анна Сергеевна даже мысли не допускает, что я могу что-то сделать. Но неужели можно вот так ощущать взгляд? Я ведь действительно чувствовала сильную ненависть, когда они уединялись, но это чувство было направлено исключительно на Туллию… К моему любимому я ничего подобного не испытывала.
Нелегко было притворяться спящей, но пришлось это делать ради той цели, которую я себе наметила. И не только наметила – я уже кое-что предприняла. Не зря я очень долго думала. Конечно, я вовсе не была уверена, что моя задумка немедленно поможет осуществлению моих далеко идущих планов, но и терпеть я больше не могла. Сегодня днем я попросила у Митьки перочинный ножичек – он, дурачок влюбленный, сразу дал, ничего не спрашивая – и, улучив момент, сделала несколько надрезов на боку той телеги, на которой мой любимый проводил ночи в компании моей соперницы. Я уже заранее обратила внимание, какие длинные волосы у Нее. И тут же эта мысль и пришла мне в голову – устроить ей маленькую, но очень чувствительную неприятность…
Словом, я терпеливо дождалась, когда Анна Сергеевна и Ника заснут, слезла с сеновала, на котором мы ночевали, и тихонько пробралась к той самой арбе. К счастью, никаких шевелений там не наблюдалось – наверное, эти двое уже спали.
С каким же удовольствием и злобной радостью, таясь во мраке под телегой, я запихивала в деревянные прорези эти черные длинные волосы! Вот тебе – думала я, веселясь еще и оттого, что с моими волосами такой номер точно бы не прошел. Я специально стриглась «под Матильду» у одной знакомой тетеньки парикмахерши. Я ведь была на одно лицо с этой героиней, и какая жалость, что капитан Серегин ведет себя совсем не так, как Леон, возлюбленный настоящей Матильды, тоже взрослый мужчина… Но я это исправлю, мой любимый. Все будет по-моему. Моя любовь преодолеет все преграды…
Наконец, с сознанием выполненного долга, слегка возбужденная, но крайне довольная собой, я тихонько прокралась на свое спальное место и, улыбаясь, уютно улеглась, свернувшись калачиком. Меня не мучили ни малейшие угрызения совести. Я предвкушала дикий крик боли чернявой, ее растерянность и испуг.
– Так тебе и надо, – думала я, погружаясь в безмятежный сон, – не смей забирать чужое… Это мой мужчина! А потом я придумаю что-нибудь еще, и не буду давать тебе покоя, пока ты не отстанешь от моего любимого. Я не отдам его никому…
День пятый. Раннее утро. Все там же. Капитан Серегин Сергей Сергеевич.
Правильно говорили предки, что утро добрым не бывает. Едва только небо начало светлеть, как я подскочил от раздавшегося у меня прямо под ухом вопля. Как оказалось, орала моя Туллия, чьи длинные волосы какой-то шутник или негодяй сумел незаметно заправить в длинные отщепы на досках повозки, в которой мы, гм, ночевали. Особого ущерба ее прическе нанесено не было, но я прикинул, как ей было больно, когда она, не ожидая подвоха, попробовала подняться с нашего ложа, в результате чего несколько тонких прядок было вырвано с корнем. Первый крик боли вскоре сменился тихим обиженным плачем. Туллия явно не понимала, кто и за что мог над ней так зло подшутить.
Я был сильно возмущен – и даже не столько тем, что покусились на мою женщину, сколько тем, что такое стало возможно в нашем маленьком коллективе. Если мы начнем втихаря пакостить друг другу, то очень быстро перессоримся между собой, а потом погибнем. Поэтому я настоятельно потребовал у Птицы немедленно провести следствие и навести порядок в этом бабском курятнике. Если кого-то мучает ревность, то я могу обеспечить эту особу дополнительной работой, чтобы ей некогда было страдать дурью. Наряд на мойку котлов пожизненно – это, я думаю, достаточно суровое наказание. Причем применил бы я его в любом случае, даже если бы жертвой неведомого шутника стала бы не моя женщина, а кто-нибудь еще.
Первые подозрения пали на вчерашних конкуренток Туллии – Клавдию и Феодору, которые из ревности могли бы сделать ей пакость, пока их, гм, парни исполняли обязанности часовых. Но эта версия не выдержала проверки. Обычно Птица деликатно избегала читать сознание своих подопечных, но в этот раз ей пришлось сделать исключение. И тут же выяснилось, что ни Феодора, ни Клавдия и близко не подходили к той повозке. Более того – их интерес к моей персоне в значительной степени уже угас, поскольку для каждой из них было важнее то, что я не достался сопернице, а Туллию они воспринимали как серого невзрачного мышонка, который скоро мне надоест. А пока им надо копить силы и набирать авторитет.
На какое-то время следствие зашло в тупик. Версия о том, что среди нас имеется агент херра Тойфеля или кого-то из античных богов, который решил напакостить нам таким странным образом, тоже всерьез не рассматривалась. Отец Александр и Колдун фактически в один голос заявили, что таковых среди нашего контингента нет и быть не может – они за это отвечают.
Больше мнений ни у кого не было, и все уже собирались расходиться, как вдруг Кобра подошла к Птице и что-то зашептала ей на ухо. Тонкая высокогрудая манерная Птица, со своей прической «конский хвост», и крепко сбитая, даже мускулистая, Кобра с характерной короткой армейской стрижкой, стоя рядом, смотрелись весьма органичным подтверждением марксовой теории о борьбе и единстве противоположностей. Но это я так, к слову, потому что, выслушав Кобру, Птица нахмурилась и принялась вертеть головой, будто пыталась кого-то отыскать взглядом. У нас тут, конечно, не станция метро в час пик, и спрятаться особо негде, поэтому Птица быстро нашла кого искала. Хм, никогда бы не подумал. Матильда – которая Ася?! Птица подозвала ее к себе и, шепнув что-то Кобре, начала с девочкой длинный, и по всему видно, не особо приятный разговор. А Кобра тем временем подошла ко мне.
– Товарищ капитан, – непонятно чему ухмыляясь, сказала она, – преступник найден, изобличен, и сейчас Птица выясняет все обстоятельства дела. Как только она закончит, все будет доложено вам во всех подробностях. Могу сказать только то, что такое больше не повторится.
В растерянности я только пожал плечами – ни за что бы не поверил, что это была Матильда. Такая смирная и скромная девочка, правда, чуть побойчее своей подружки, но все же далеко не дотягивающая до записной хулиганки – и тут такое вот! Ничего не понимаю – девочка как девочка, с чего бы ей пакостить моей подруге. Понятно, когда взрослые бабы вцепляются друг другу в патлы из-за мужиков – но тут совсем ребенок учинил такое, что никак не может налезть на мою голову.
Махнув на все рукой, я погладил заплаканную девушку по голове и пошел дальше готовить наш отряд к спуску с перевала. Хотя стоило бы задуматься – кто мне эта молодая и пылкая женщина? Просто случайная знакомая? Но я не сплю со случайными знакомыми, особенно по две ночи подряд. ППЖ*? Вполне возможно, но я не чувствую к ней ничего такого, что мужчина должен чувствовать по отношению к своей любовнице. Мне это просто удобно, а ведь Туллия после нашего разрыва обязательно будет страдать, плакать, вздыхать и смотреть печальными глазами. Чего доброго, еще и наложит на себя руки… Только с чего – они ведь тут привыкли менять мужиков с той же легкостью, как и нижнее белье, несмотря на то, что белья-то как раз они и не носят. И речи не идет о том, что эта случайная связь могла бы иметь хоть какое-то продолжение.
Примечание авторов: ППЖ* – на армейском сленге означает походно-полевую жену, то есть женщину, с которой в условиях боевых действий поддерживается постоянная половая связь.
– Хотя, – кольнула меня мысль, – Туллия может забеременеть и родить, а мне как-то не по себе оставлять своего ребенка на произвол этого злого мира, где все – покой, право на счастье женщин и детей, на свой дом и звонкий детский смех – завоевывается силой оружия.
С другой стороны, а разве в нашем мире не так? Наоборот, все точно так же и, пожалуй, еще хуже. Точно так же все, что мы любим и ценим, остается в целости и сохранности только потому, что ограждено, как говорили раньше, «стальной стеной штыков». Также нас там осаждает огромное количество желающих поработить или уничтожить наш народ, и между нашей страной и их желаниями стоим только мы с оружием в руках. Видимо, никогда и ничего не меняется под этим солнцем…
Анна Сергеевна Струмилина.
Ася подошла ко мне с высоко поднятой головой, видимо, не чувствуя за собой никакой вины, и я немного успокоилась. Тем горше было мое разочарование, когда я просмотрела ее мысли и узнала правду. Я старалась успокоиться и рассуждать трезво.
Спокойно, только спокойно – говорила я себе. Ничего непоправимого не произошло, слава Богу. А мне следовало бы быть внимательней… Я корила себя, что упустила важный момент – вот оно, то самое беспокойное чувство, на которое я не обратила внимания, решив, что просто устала. Что ж, впредь я не буду так легкомысленно отмахиваться, когда меня начнет скрести смутное беспокойство – телепатия телепатией, а о природной интуиции забывать не стоит.
Как бы то ни было, на Асю злиться я не могла. Я оправдывала девочку и ее странные побуждения тем, что у нее было тяжелое детство, что жизнь в детдоме без родителей – далеко не сахар и заставляет ребенка либо отупеть, либо постоянно предаваться самым бредовым и невероятным фантазиям. Но это! Двенадцатилетняя девочка насмотрелась романтических фильмов и втюхалась во взрослого мужчину, который годится ей в отцы…
Да ладно, Анна Сергеевна, не накручивай себя. Не надо так эмоционально. Никакой катастрофы здесь нет. Ведь не убийство же, в конце концов, замышляла юная барышня, а всего лишь влюбилась… Влюбилась в нашего командира, капитана Серегина. Считает себя достаточно взрослой для того, чтобы вступать во «взрослые» отношения. Так, спокойно, Анна Сергеевна, без паники… Ничего страшного пока не произошло. Сам объект еще даже не знает и не догадывается о таком «счастье», которое, помимо всего прочего, у нас дома еще чревато судимостью по весьма нехорошей статье УК. Впрочем, я уверена, что морально-нравственный аспект стоит у капитана на первом месте, и он в любом случае поведет себя правильно.