– Ася, – строго сказала Анна Сергеевна, – невежливо говорить о присутствующем здесь человеке в третьем лице, тем более если ты говоришь, что его любишь.
– Извините меня… – пробормотала я, утирая слезы рукавом ветровки. Что-то я совершенно расклеилась от этого разговора, – наверное, мне и в самом деле лучше покончить с этой жизнью, раз я приношу проблемы…
Эти двое переглянулись. Да, я их сознательно подзуживала, говоря о самоубийстве, но какой у меня был выход? Роль «маленькой девочки» надоела мне хуже горькой редьки, и я рвалась из нее на волю, как зверек из тесной клетки. Хочу быть кем-то значимым, занимающимся настоящим делом, а не просто «малышкой Асей», танцовщицей, певуньей и хохотуньей. Пусть мой любимый видит, что я на две головы выше всех этих Туллий, Клавдий, Люций и Феодор, и оценит это по достоинству.
Анна Сергеевна обняла меня и стала гладить по голове, отчего сырости стало еще больше – и слезы, и сопли лились из меня рекой – представляю, как отвратительно я выглядела в тот момент в глазах любимого… Но ничего я поделать с собой не могла, и вот теперь приходилось выносить весь этот позор.
– Успокойся, детка, – тихо шепнула мне Анна, но куда там… И тогда она обратилась к моему ненаглядному:
– Сергей Сергеич… а может, вы могли бы взять к себе Асю кем-то вроде секретаря, или как там это у вас называется в армии? Пусть бегает по вашим делам, передает ваши поручения, записывает то, что должно быть записано и будет поближе к вам, чтобы вы могли оценить ее, а она вас.
– В армии это называется ординарец, – задумчиво произнес мой любимый, а следующие его слова так и вообще снова заставили мою душу взмыть к вершинам счастья:
– Асю бы я в ординарцы не взял, а вот Матильду возьму обязательно. Только, как я уже говорил раньше – пожалуйста, не пищать, рядовой.
– Есть не пищать, товарищ капитан, – вытянулась я в струнку, а потом ликующим взглядом посмотрела на Анну Сергеевну.
Мне было немного неловко, но все же пришлось попросить ее оставить нас с моим любимым вдвоем для частного разговора. Мне хотелось выяснить некоторые очень важные вещи.
Мы остались наедине. Я внимательно посмотрела в глаза Серегина, набираясь решимости для щекотливой беседы. Но весь его вид располагал к откровенности, поэтому я глубоко вздохнула и произнесла:
– Сергей Сергеич… пожалуйста, не удивляйтесь вопросам, которые я буду вам задавать… – тут я опустила глаза и от смущения принялась постукивать носком кеда о землю. – Скажите, вам, мужчинам, действительно нужны… э-э-э… ну, такие отношения с женщинами – ну, в смысле спать с ними? Только скажите мне правду, потому что если вы будете меня обманывать или говорить, что я слишком маленькая, я этого не перенесу.
– Ну, как тебе сказать… – мой любимый замялся, пытаясь подобрать правильные слова, – вообще-то, по правде говоря, без этого можно вполне обойтись.
– Да? – обрадовалась я.
– Да, – кивнул он, – но иногда трудно удержаться от соблазна…
– Но вы же сможете, правда? – с надеждой спросила я.
– Послушай, Матильда… – сказал он, внимательно глядя мне в глаза, – я, конечно, постараюсь. Но тебе не стоит так сильно меня контролировать. Человеку необходимо чувствовать себя свободным, чтобы он мог проявить весь потенциал своей личности. Любовь – это не тюрьма. Ты меня понимаешь?
– Не совсем…
– Я хочу сказать, что любить – значит принимать любимого таким, какой он есть, – мягко пояснил он, – радоваться, когда ему хорошо. Поддерживать, когда ему плохо. Любовь – это не чувство обладания – «мое, и все». В любви нет места для злобы, зависти и ревности… Это светлое чувство, понимаешь?
Он говорил мне удивительные вещи. Впрочем, Анна Сергеевна тоже поведала мне о любви много интересного. Раз уж двое взрослых говорят одно и то же – значит, так и есть, хоть и странно это все звучит… Мне определенно становилось легче от его слов, будто что-то тяжелое упало с души. Я доверяла ему – и это утихомиривало мои терзания. Ах, как было бы замечательно, если бы он действительно был моим отцом! Я бы внимала всем его наставлениям. Впрочем, я и так постараюсь внимать.
– Матильда… – продолжал он тем временем, глядя на меня с теплой, по-настоящему отцовской улыбкой, – я обещаю, что постараюсь больше не причинять тебе боли. Еще раз прости, что невольно обидел тебя, не зная о твоих чувствах. И спасибо за твою искренность и твою любовь. Давай просто принимать все как есть и надеяться только на лучшее. Договорились?
Я кивнула. Плакать и страдать мне уже совершенно не хотелось. И пакостить тоже.
Анна Сергеевна Струмилина.
Вопрос, с которым ко мне после ужина подошла Ася, был неожиданным, но настолько очевидным, что странно, что до этого не додумалась я сама.
– Анна Сергеевна, – спросила она, – скажите, а вы ведь можете вмешиваться в сознание других людей?
– Да, Ася, могу, – ответила я, – но зачем тебе это надо? Хочешь, чтобы я отвадила Туллию от капитана Серегина?
– Нет, – отмахнулась Ася, – это теперь уже неважно. Я хотела бы знать, сможете ли вы передать мне или кому-нибудь еще из наших свое знание латинского языка, чтобы и другие люди тоже могли бы общаться с местными. Например, поскольку мне это понадобится, когда я буду помогать капитану Серегину.
Что ж, по этому вопросу надо посоветоваться с Димкой и, если в его кристалле-талмуде что-нибудь есть на эту тему, то над вопросом стоит поработать.
– В принципе, это возможно, – ответила я, немного подумав, – и я могу попытаться составить заклинание, но, быть может, в Димкином кристалле есть готовое решение?
И мы вдвоем пошли искать Димку, который нашелся, разумеется, у постели болящей тевтонки. Ну прямо главврач на обходе.
– Процесс регенерации развивается правильно, – с ноткой самодовольства в голосе сказал Димка, – уже завтра больная сможет сидеть, стоять и ходить, а послезавтра забегает как миленькая.
– Дим, – сказала я, – все это очень хорошо, но есть еще одно дело. Скажи, ты сможешь научить меня передавать свое знание языка – например, латинского – кому-нибудь еще, не обладающему магическими способностями?
Мальчик сразу сделал серьезное лицо и потянулся за своим камнем. В принципе, он всегда так поступает, когда ему нужна помощь и подсказка. После нескольких минут транса, когда я уже начала беспокоиться, он открыл глаза, убрал свой камень за ворот рубашки и виновато пожал плечами, сказав:
– Нет, Анна Сергеевна, научить я вас такому заклинанию не смогу, потому что его нужно конструировать заново. Попробуйте заняться этим сами, ваш уровень уже позволяет делать такие вещи. Вы растете быстрее меня, пусть и начали заниматься магией значительно позже. Если хотите побыстрее, то я могу передать тому человеку свое знание латыни, которое лишь немногим хуже вашего.
– Хорошо, Дима, передай, пожалуйста, свои знания латинского языка Асе. Ей зачем-то это очень надо.
– Что, прямо сейчас? – уточнил Димка, скептически посмотрев на девочку.
– Да, прямо сейчас, – упрямо ответила та. – Только не сожги мне мозги, ладно?
– Не бойся, я осторожно, – ответил Димка, затем вытянул вперед свои руки и положил ладони на Асины виски. Какое-то время ничего не происходило, потом Димку начала бить мелкая дрожь, а глаза у Аси закатились, и я подумала, что она сейчас потеряет сознание. Испугавшись, проклиная себя, я попыталась проникнуть в ее сознание, но не обнаружила там ничего, кроме какофонии различных голосов, выкрикивающих латинские и русские слова. Я уже была готова проклясть себя за то, что погубила девочку, доверив сложнейшую работу неопытному и самонадеянному мальчишке, как вдруг все кончилось. Голоса в голове у Аси утихли, Димка, еще немного постояв, опустил руки, и девочка, открыв глаза, несколько раз хлопнула ресницами.
– Я теперь действительно говорю по-латыни? – неуверенно спросила она нас с Димкой на все том же латинском языке.
– Да, – хором ответили мы.
– Ну, тогда я пошла, – сказала Ася, расцветая самой счастливой улыбкой, – у меня еще есть неотложные и очень важные дела.
Нам с Димкой осталось только переглянуться.
Ася, она же Асель Субботина, она же «Матильда».
Когда Димка магическим способом учил меня этому дурацкому латинскому, я успела проклясть все на свете, потому что мне показалось, что мои мозги засунули в мясорубку и хорошенько покрутили ее ручку. Я уже подумала, что умираю, но тут все кончилось и я, вместе с получившимся фаршем из слов, выпала в осадок. Ощущеньице не из приятных.
Едва придя в себя, я наскоро удостоверилась, что результат обучения положительный, и, оставив Димку с Анной Сергеевной решать свои колдовские проблемы, быстренько поскакала искать эту самую Туллию.
Она сидела под деревом и предавалась мечтам. Даже не сразу заметила меня. На смуглых щеках румянец, волосы красивыми завитками рассыпаны по плечам… На ее коленях лежал пучок полевых цветов – желтых и голубых, и ее руки плели из них венок. Губы ее слегка улыбались, и эта зараза была в этот момент очень хороша…
Я нахмурилась. Противоречивые чувства одолевали меня. Мне и отчего-то жалко ее было – я ведь понимала, что она ничего дурного мне намеренно не сделала. И в то же время она меня здорово раздражала – моя взрослая соперница. Но по крайней мере, я уже не испытывала той ненависти, что раньше просто огнем горела в моей груди и заставляла искать способы навредить этой кудрявой брюнетке.
– Эй ты, привет! – сказала я, шагнув к ней. Мое приветствие прозвучало нагло, но церемониться с этой девицей я не собиралась.
Она подняла голову, и, увидев, кто перед ней, тут же изменилась в лице, вскочила и начала подобострастно кланяться. Фу, гадость! Я поморщилась. Просто ненавижу такое пресмыкание. Ужасно неприятно. И неловко к тому же. Все-таки она взрослая тетка, а я девочка – то есть, юная девушка…
Хотя… меня внезапно осенило интересное соображение – раз она мне кланяется, значит, знает свое место… А ведь могла бы и понаглее себя вести – все-таки именно она – избранница нашего главного мужчины. Это хорошо, что она не заважничала. Я-