— Ничего, — отделался Воронов от его расспросов. — Устал немножко. А вообще пора приступать к работе.
— Так тебе понравился доклад Никулина? — спросил Мякелев.
— Да, понравился, — сухо ответил Воронов.
Мякелев понизил голос и наклонился к Воронову:
— Я тебе открою, только по секрету, между нами. Это дочь моя, Анни… Это она сидела над докладом, ее работа. Не мне хвалить, но она у меня умница.
— А почему это по секрету? — Воронов пожал плечами. — Молодые люди должны помогать друг другу. Это настоящая дружба.
— Какая у них дружба! — Мякелев с досадой махнул рукой. — Анни умница, много читает, девушка скромная, а он!..
Воронов прервал его, кивнул на портфель:
— Что у тебя там?
Мякелев деловито сказал:
— Не хотелось тебя беспокоить. Но что мы будем делать с Потаповым? Ведь он же отменил твое распоряжение — плотину не строят. Подумать только! Если мы оставим это так, то завтра, глядишь, все бригадиры начнут поступать, кому как заблагорассудится.
О, Мякелев знал, чем можно поддеть самолюбивого Воронова!
— А справится он без плотины? — сдерживая себя, спросил Воронов.
— Не думаю. Провалит. Я даже считаю, что он и с оформлением приема в партию нарочно спешит. Ведь если он провалит сплав, его не примут! А пока Кирьянен с ним заодно.
Не нравилось Воронову, что Мякелев всех оговаривает, но относительно Кирьянена он готов был согласиться. Давно ли Кирьянен был простым шофером, а теперь вмешивается во все дела? — злился Воронов. Наверное, это он и Николая подучил, чтобы тот упомянул в докладе электростанцию Туулилахти. Конечно, секретарь партийной организации имеет право вмешиваться в производственные дела, но расхлебывать кашу придется ведь только ему, Воронову.
Этих мыслей Воронов не высказал вслух. Об этом он поговорит на партийном собрании. Однако надо что-то решать, заместитель пришел за ответом, даже портфель не забыл захватить.
— Как же нам все-таки быть? — Мякелев нетерпеливо ждал, что скажет начальник.
— А ты-то что думаешь?
— Ну, я! — воскликнул Мякелев. — В этих делах решать надо тебе! — Он словно испугался, что Воронов тут же потребует его к ответу. — Я бы вообще тебя не беспокоил, если бы не боялся за сплав. Правда, у меня все оформлено — по документам видно, что строительство плотины на Пуорустаёки прекращено по вине Потапова и Кирьянена.
— Оформлять-то ты умеешь, знаю, — с насмешкой взглянул Воронов на Мякелева.
— Видишь ли, Потапов — человек с опытом, не так-то просто его с работы снять, мало ли что скажут…
— А когда я боялся разговоров? — с досадой воскликнул Воронов, даже и не заметив, что уже согласился с ловко подброшенным мнением Мякелева. — Пиши приказ!
— Как? Сейчас? — удивился Мякелев. Но тут же открыл портфель и вытащил заблаговременно приготовленную книгу приказов. — А кем его заменить? — спросил он, чиркая автоматической ручкой по странице книги.
— Койвуненом.
— Вот это правильно. Я тоже так думал.
— А Мийхкалинена отправить обратно на лоток. Нечего ему тут делать. Плотников тоже послать обратно, пусть строят плотину. Ясно?
Мякелев уже заканчивал приказ, как вдруг испугался: а что, если Воронов предложит ему самому подписать? Ведь Воронов еще на бюллетене… Но начальник уже протянул руку за книгой приказов. Мякелев взглянул на подпись, сунул книгу в портфель и поспешно удалился. Теперь все было в порядке: он насолил Кирьянену, снял с работы строптивого бригадира, и в то же время никто не может на него обижаться. А если плотину построить немедленно, то сплав будет обеспечен… И мелькнула мысль: «Я-то целый день мучился, думал-гадал, а он решил все в два счета. Вот что значит образование!»
После ухода Мякелева Воронов почувствовал какое-то беспокойство. Конечно, он правильно сделал, что проучил Потапова за его недисциплинированность. Но все же следовало бы посоветоваться с Кирьяненом. Не то чтобы изменить приказ, на это Воронов никогда не пойдет, но надо хоть поставить в известность секретаря парторганизации о том, что наделал его подшефный. Как там ни говори, а с приемом в партию Потапову теперь придется обождать, пока он не оправдает доверия на другой работе.
В конце концов, проще всего сходить к Кирьянену и поговорить с ним начистоту. Пусть он и сам подумает, как воздействовать на бывшего бригадира.
У Кирьянена сидел Потапов. На мгновение Воронов растерялся, потом решил, что так даже лучше.
Не отвечая на вопросы о самочувствии, Воронов сел за стол и сухо сказал:
— Знаете, Потапов, к чему привело вас ваше самоуправство? Сплав на вашем участке под угрозой! Терпеть это и дальше мы не можем! Я только что подписал приказ о снятии вас с должности бригадира. Зайдите к Мякелеву и ознакомьтесь с приказом. Бригадиром на Пуорустаёки назначен Койвунен. Вы останетесь в бригаде в качестве простого сплавщика. Вам все ясно?
— Вот оно что! — Потапов не мог скрыть, как он ошеломлен. Губы его подергивались, он хотел еще что-то сказать или спросить, но промолчал и отошел к окну, словно его заинтересовала пустая улица.
На широком лице Кирьянена выражалось смятение. Он потупил маленькие глаза, словно стыдясь чего-то. Тихо спросил:
— А кто будет на месте Койвунена у лотка?
— Мийхкалинен.
— Значит, на электростанции все работы приостанавливаются?
— Да.
Наступило долгое, неловкое молчание. Потапов все смотрел в окно, Кирьянен сосредоточенно разглядывал стол. Наконец Кирьянен спохватился:
— А сегодня партсобрание и первый вопрос — о приеме Потапова в кандидаты в члены партии.
Воронов пожал плечами. Потапов повернулся к ним и твердо сказал:
— Мое заявление о приеме сегодня нельзя обсуждать.
— Почему же? — удивился Кирьянен. — Вот и поговорили бы обо всем…
— От разговоров толку мало. А цыплят по осени считают. Закончим сплав, тогда и поговорим. — Обратившись к Воронову, спросил: — Где Мякелев? В конторе или дома?
Не дождавшись ответа, он вышел. Пусть начальник и секретарь парторганизации поговорят вдвоем. Он лишний. Лишний… Эта мысль больно ударила его. Лишним его теперь считают и в делах сплава!
Выйдя на улицу, он сел на бревна около дровяного сарая и закурил. В ногах чувствовалась тяжесть, во всем теле — усталость и в мыслях — горькая обида. С ним разговаривали, как со злоумышленником.
И как это складывается в жизни! Второй раз он подает заявление о вступлении в партию, и неудачно. В первый раз это было естественно — попал при ранении в чужую часть. А потом начали одолевать сомнения, готов ли он для вступления в партию. Долго он колебался и теперь и все-таки решил: может быть полезным для партии! Пусть он уже в годах, пусть по утрам в ногах хрустит и нужно время, пока они разомнутся, но для общего дела он еще многое может сделать. Не раз он думал: прямой ли дорогой идет он к партии, или были моменты колебания? Пожалуй, был в его жизни один момент, но тогда он был еще юношей. Они с отцом годами мечтали о собственной лошади, о том, как они будут тогда работать: отец станет заготовлять лес, а он будет возчиком. И вот, наконец, они накопили денег, и смогли купить молодую кобылу. Какой это был радостный день! Год спустя в деревне организовался колхоз. Потаповы не колебались, вступать в колхоз или нет, но он тогда сказал, что вступит при условии, если ему оставят кобылу. Над ним долго смеялись. Кобылу, он, конечно, сдал, но стыд за эти слова долго не покидал его.
Потом он стал думать о бригаде. Как отнесутся ребята к этой новости? Хорошо, что новым бригадиром назначен Койвунен — человек с опытом, настоящий сплавщик. Хорошо, что его, Потапова, оставили в бригаде. Он будет помогать Койвунену всем, чем может. Было бы смешно ставить вопрос так, что он, Потапов, будет в стороне, — посмотрим, мол, как вы справитесь. А потом, когда сплав успешно кончится, — в этом Потапов не сомневался, — можно снова подать заявление и попросить коммунистов рассудить, кто прав, кто виноват…
Мысли Потапова снова текли стройно и спокойно. Мало ли что может случиться в жизни! Не впервые же. За полтора года до финской войны было хуже — нашлись люди, которые хотели приписать ему всякую всячину, его чуть не посадили, хотели обвинить во вредительстве. Но ведь обошлось — человек всегда может доказать свою правоту.
Мякелев встретил Потапова в конторе с дружеским участием. Засуетился, предложил стул, вынул из ящика письменного стола книгу приказов, сказал:
— Мы не могли иначе, понимаешь — дело же не наше частное, а государственное… Михаил Матвеевич отвечает за успех сплава. А ты вот…
— Я тоже работаю для государства, значит я государственный человек. Впрочем, не будем об этом, давай приказ, распишусь.
— Ты уже знаешь?
— Да. Воронов сказал.
Мякелев немного растерялся. Ведь он не знал, какой был у Воронова разговор с Потаповым. Раскрыв перед Потаповым книгу приказов, он сказал:
— Я тут думал сделать так. Дадим тебе отпуск недели на две, съездишь к семье…
— Где расписываться? Я поеду обратно на реку.
— Как хочешь, как хочешь! — соболезнующе сказал Мякелев. Но Потапов видел, что он недоволен его решением.
Оставшись вдвоем с Вороновым, Кирьянен поднял глаза на начальника и медленно, немного смущенно заговорил:
— Михаил Матвеевич, я не хочу вмешиваться в твои дела, но должен сказать, что ты поступил неправильно…
— В чем же эта неправильность? — Воронов снисходительно улыбался.
— Да вот хоть с этой плотиной… Если Потапов утверждает, что справится и без нее, надо было подождать… Да и с электростанцией тоже… Мы тут провели производственное совещание. Весь коллектив решил, что строительство электростанции надо продолжать. А ты уже и Мийхкалинена отправляешь…
— Товарищ Кирьянен, — Воронов говорил сухо, спокойно, — ты действительно вмешиваешься в мои дела.
— Я говорю о нашем коллективе, с мнением которого тебе следует считаться.
— Вот что, товарищ Кирьянен, — Воронов встал, чтобы сказать последнее слово и уйти, — я должен тебя огорчить: у тебя еще слишком мал опыт. С этим ты должен согласиться! — Кирьянен утвердительно кивнул головой. — А партийная организация своего слова еще не сказала…