В замке и около замка — страница 9 из 17

Пани стояла как громом пораженная, переводя гневный взгляд с лакея на камеристку.

— Ваша милость, — сказал решительно лакей, — мамзель лжет. Занималась она не работой, у нее сидел камердинер пана барона, Жак. Не глазей она на него, так собака не убежала бы, хотя я и оставил дверь открытой. Да, да, именно так дело и было; не смотрите на меня грозно, мамзель, я на себя вину брать не собираюсь. Жак только сейчас от вас выбежал, вы и стали искать собаку, — сказал Франц, ненавидевший мамзель и подозревавший о ее с Жаком кознях, так как она не раз уже настраивала против него хозяйку.

— Бессовестная! — воскликнула пани хриплым от гнева голосом и замахнулась на камеристку, но Сара многозначительно посмотрела на хозяйку и, позабыв сохранить на лице жалобное выражение, насмешливо и дерзко отрезала:

— Ах, бессовестная? Но почему же, ваша милость? Это нужно еще доказать!

У пани, пораженной дерзкой речью камеристки, под насмешливым взглядом Сары опустилась поднятая рука. Госпожа сумела только выдавить из себя, чтобы Сара шла искать собаку и что, если с Жоли что-нибудь случится, она в ту же минуту должна будет покинуть ее дом. Произнеся эти слова, пани фон Шпрингенфельд как бы в беспамятстве упала в кресло, а лакей побежал за водой. Но Сара уже металась по всему дому; она беспокоилась не о хозяйке и не о Жоли — ее весьма заботили пятьсот золотых пенсии за собаку и выгодная служба в этом доме. О песике, однако, во всем замке не было ни слуху ни духу. Эта весть разнеслась молнией, и все бросились искать любимца госпожи, позабыв уже о бешеной собаке. «Жоли! Жоли!» — слышалось отовсюду: песика искали в кустах и у пруда, на запертых чердаках, в печах и шкафах, ибо, как говорила старая ключница, если черт хочет человека подразнить, то что-нибудь нужное запрячет так, что и сам господь бог не отыщет.

Между тем как в замке переворачивали все вверх дном, писарь Калина бежал с ружьем вниз по мостовой мимо сада и слышал крик уже с лугов: «Бешеная собака! Убейте ее! К городу бежит!». Калина хотел погнаться за ней к городу, но тут его позвал стоявший возле своей будки Сикора. Он держал на руках своего шпица, а рядом с ним был Войтех и тоже что-то держал на руках.

— Подождите, Сикора, я сейчас только застрелю бешеную собаку, а то как бы не было несчастья.

— И полно, пан Калина, — только она добежит до города, Гавел ее тут и пристрелит, дюжина раков, — известное дело, пристрелит; а вы пойдите-ка сюда на два слова! — продолжал звать его Сикора. Тогда Калина свернул к будке, навстречу ему пошел Войтех, на ходу протягивая Жоли.

— Как он сюда попал? — с изумлением спросил Калина и, перекинув ружье через плечо, взял на руки дрожащего пса.

— Да я послал мальчонку к пану управляющему отдать заказ, а он по дороге и поймал ее, а теперь вот боится нести в замок, — сказал Сикора, кивая на Войтеха.

— Зачем же ты поймал ее, мальчик, и где?

— Да я бы, пан Калина, и не дотронулся до нее, но дело так было: когда я шел от пана управляющего, встретилась мне панна Кларинка и говорит: «Ты, верно, за обедом идешь, да? Но ведь нет еще двух часов». Я рассказал ей, где был. Она сказала: «Пойдем со мной, Войтех, у меня для тебя кое-что есть». Я и пошел с ней к пани ключнице, и она дала мне там красивую новую рубашку.

— Разве тебя Кларинка знает? И что это за обеды?— с любопытством спросил Калина.

Войтех замолчал, не зная, можно ли рассказывать, но Сикора заверил его, что бояться не надо, что пан Калина — хороший человек.

Тогда Войтех поведал, как он познакомился с Кларой и как с того времени она делится с ним своей едой. Лицо Калины покрылось румянцем волнения, и он растроганно прижал Жоли к сердцу.

— Ну, а что дальше? Как же ты поймал Жоли?

— Так вот, Кларинка мне сказала, чтобы я пошел по дороге, которая идет низом, потому что там никто в полдень не ходит, а то еще встречу кого-нибудь из господ или мамзель Сару и станут расспрашивать, что я делаю в замке. Она вывела меня около господской кухни и показала дорогу. Пошел я низом позади замка, там, где стоят вокруг эти красивые липы и скамейки, и присел на минуточку посмотреть рубашку. Я еще даже не сложил ее, как слышу лай; оглянулся, а неподалеку стоит эта собачка барынина, ворчит и лает на меня. Я так испугался, будто в меня из ружья выстрелили, — ну, думаю, наверно за ней идет уже тот злой лакей или сухопарая мамзель, которая выгнала однажды нас с матерью из сада, когда мы ожидали барыню. Я только собрался бежать, как собачонка схватила меня за штаны. Я к ней по-хорошему, глажу ее, а она все ворчит, и глаза у нее сверкают. Вижу — никто за собачкой не идет, и ошейника на ней нет — вот как сейчас ее видите. Я не знал, что и делать: бежать боялся, потому что она бы мне штаны разорвала, и оставаться было страшно — вдруг кто-нибудь придет. А тут и выбежала на дорогу, где мы стояли, бешеная собака. Я не знал, что она бешеная, и не уходил с дороги, но эта барынина собачка сразу перестала ворчать и стала жаться ко мне; тут я и догадался, что собака бешеная, потому что голова у нее к земле опущена, язык высунут, а хвост поджат. Тогда я схватил маленькую собачку и отскочил в сторону, а бешеная пробежала мимо. И опять я не знал, что делать: оставить собачку одну боялся, в замок с ней идти тоже не смел, а тут, слышу, кричат: «Бешеная собака! Бешеная собака!». Тогда я и убежал с песиком к пану Сикоре. Поверьте, пан Калина, если б я его не поймал и не унес, бешеная собака искусала бы его.

— Я тебе охотно верю, только удивляюсь, что он один бегал по саду.

Калине пришло в голову, что ему представился прекрасный случай завоевать расположение пани, сказав, что это он спас собачку, — ведь мальчик сам отдал ее ему, но то была лишь минутная мысль, и, тряхнув головой, он прогнал ее.

— Пойдем со мною, мальчик, отнесем собачку барыне — ее, очевидно, уже ищут. Не бойся, ты наверняка получишь награду. Я сам расскажу все, как было.

Сикора тоже подбодрил мальчика, и Войтех пошел с Калиной. Но тут со стороны местечка раздался выстрел.

— Что я говорил? Вот ей и конец. Это Гавел пальнул — дюжина раков, хороший стрелок! — сказал Сикора.

Итак, Калина с Войтехом направились в замок. Там царил настоящий переполох; господа бегали по саду в поисках любимца пани; хозяин не принимал участия в поисках — он сидел в комнате жены и успокаивал ее.

— Кто принесет мне Жоли, пусть требует что хочет, я все для него сделаю! — воскликнула она рыдая. В эту минуту лакей открыл дверь и объявил:

— Писарь Калина несет мосье Жоли! (Назвать собаку просто по имени он не решился, поэтому титуловал Жоли так, как слышал иногда от господ.)

Барин засмеялся и, обрадовавшись, что найденный Жоли не будет ему стоить по крайней мере всего состояния, сказал:

— Выполни теперь свое обещание писарю, пани!

Вошли Калина с Войтехом, а также некоторые из гостей, желавшие услышать, что произошло, — они изумлялись всей этой комедии.

— Жоли, мой Жоли! — закричала пани, раскрывая навстречу любимцу объятия. Услышав ее голос, песик стал рваться из рук писаря, но тот, памятуя, какие последствия имел для него подобный прыжок Жоли, не пустил его и сам осторожно положил собачку на колени барыни.

— Где вы нашли его, Калина? — спросил пан.

— Это не я его нашел: мне дал собачку вот этот мальчик — сам он стеснялся идти в замок, — ответил Калина и рассказал, как Войтех, проходя садом и присев отдохнуть под липами позади замка, встретил песика и как спас его от несчастья. При этом Калина ни словом не обмолвился о Кларинке.

— Чей это мальчик? — спросил пан.

— Он сирота; мать его первой умерла от холеры две недели назад, а его усыновил портной Сикора, бедный, но добрый человек, у которого пятеро своих детей.

— Безумие — будучи бедняком и имея пятерых детей, принять еще одного, — заметил один из гостей по-французски, но Калина понял его.

Пан Скочдополе подошел к мальчику, взял за подбородок и, с удовольствием глядя на его разрумянившееся лицо, сказал по-немецки:

— Красивый мальчик!

— Из него вышел бы прекрасный экземпляр грума. Если бы он ко мне пошел, я тотчас бы взял его. У меня есть один такой мальчишка, но ужасный озорник, — отозвался граф Росиньол.

Пани ухватилась за эту мысль. Сначала она хотела отделаться от мальчика какой-нибудь наградой, но теперь решила, что таким способом наиболее выигрышно проявила бы свою благодарность.

— Что ты делаешь у твоих приемных родителей? — спросила она.

— Отец посылает меня в школу, а после учения я помогаю караулить сад, собираю вишню и делаю все, что мне велят, — ответил мальчик, не зная, куда от смущения глаза спрятать.

— Я думаю, что твои приемные родители не станут сердиться и ты тоже не будешь против, если я возьму тебя в замок, — сказала пани.

— Я спрошусь у отца, — простодушно ответил мальчик.

— Хорошо, а завтра приходи сюда! Вас, пан Калина, пока благодарю, — сказала пани, давая этим понять, что отпускает их.

Калина поцеловал госпоже руку, поклонился обществу и вышел с Войтехом, не зная, считать ли приветливость пани добрым знаком.

Сразу же после их ухода пани приказала выкупать Жоли и дать ему порошок; сама она тоже приняла порошок, чтобы успокоиться после столь сильного потрясения.

Событие это имело большие последствия. На другой же день пан Скочдополе послал за управляющим. Прежде всего он передал ему пожелание госпожи — весь парк должен быть огорожен, чтобы в будущем у нее не было причины тревожиться за своего любимца.

— Распорядитесь поэтому привезти лесу и наймите работников, чтобы как можно скорее вокруг всего парка стоял забор из жердей. Обрубленные ветки пусть заберет себе бедный люд — понимаете меня? Кроме того, доктор сказал мне, что народ терпит большую нужду; запасы у нас достаточные, так что распорядитесь намолоть зерна — ржи и пшеницы — и раздайте по своему усмотрению тем, кому действительно нужно; можете прибавить и гороху. Я знаю, вы хороший человек и не допустите вокруг этого шума. Да не забудьте о портном Сикоре! А вот эту бумагу отдайте Калине.