[63].
24 июля Петреман Бертран, поверенный жителей, обратился к оффициалу с сообщением pешения, принятого собранием сен-жульенских жителей, и просил заставить защитников насекомых, в случае если предложение сен-жульенского собрания будет принято ими, объявить от имени своих клиентов, что последние обязываются оставить навсегда сен-жульенские виноградники. Антуан Филиол вытребовал копию упомянутого решения и попросил дать ему время для размышления. Сообразно этому дело было отложено на 11 августа. Но случившийся в это время переход войск Савойского герцога Карла Эммануила I по Мон-Сенисской дороге замедлил ход процесса, так что продолжение разбирательства могло начаться лишь 3 сентября.
В этот день Антуан Филиол, прокурор насекомых, именем своих клиентов объявил, что он не желает принять участок, предложенный сен-жульенскими жителями, так как этот участок земли совершенно бесплоден и не производит абсолютно ничего, cum sit locus sterilis et nullius redditus[64]. С другой стороны, Петреман Бертран возразил, что участок, о котором идет речь, изобилует кустарниками и деревцами, весьма пригодными для питания обвиняемых насекомых, как это видно из протокола сен-жульенского собрания, представленного суду. В случай надобности Бертран изъявил свою готовность представить еще более веские доказательства пригодности уступаемой земли.
Часть листа, на котором изложен приговор духовного суда, к сожалению, стала жертвой времени. Мы не знаем времени провозглашения приговора, и до нас дошел лишь отрывок решения. Но из этого отрывка видно, что оффициал перед произнесением приговора назначил экспертов для исследования состояния упомянутого участка.
Это исследование было, без сомнения, произведено, ибо на краю листа, содержащего изложение приговора, мы читаем «pro visitatione III fiorenos», т. e. посещение экспертов стоило три флорина. Еще ниже сделана заметка от 20 декабря 1587 г., из которой видно, что сен-жульенские синдики выдали на этот знаменитый процесс, pro processe animalium[65], 16 флоринов, не считая трех флоринов, израсходованных в пользу генерального викария и оффициала Ст. Жан-де-Морьена, pro spotulis domini Vicarii III florenos.
К сожалению, остается неизвестным, продолжался ли после этого процесс и произнес ли оффициал окончательный приговор.
VI
Насколько эти тяжбы с животными были часты и представляли серьезный юридический интерес, видно из того, что некоторые юристы считали нужным составлять руководства по этого рода процессам с подробным изложением процессуальных правил и указаний судебной практики. Выше мы уже упомянули о таком руководстве, составленном знаменитым адвокатом по процессам против животных Бартельми де Шассенезом. В 1668 г. была издана другая такая же книга под заглавием «Traité des Monitories avec un plaidoyer coutre les inseetes par spectable Gaspard Bally, advocat an souverain Senat de Savoye». Этот Гаспар Балли и был адвокатом в Шамбери во второй половине XVII ст. и получил значительную известность как опытный юрист по процессам против животных. Менабреа приводит в приложении к своей статье почти всю вторую половину книги Балли, ставшей величайшей библиографической редкостью. Приводим оттуда образцы защитительных речей, составленные Балли в руководство как для истцов — представителей жителей опустошаемых местностей, — так и для ответчиков — представителей обвиняемых животных. Эти речи представляют любопытный образчик старофранцузского адвокатского красноречия.
Господа! Эти бедные жители, стоящие перед вами со слезами на глазах, прибегают к вашему правосудию подобно тому, как это сделали в древности жители островов Майорки и Жинорки, пославшие к Августу Цезарю просить солдат, которые защитили бы их от массы кроликов, опустошавших их поля. Вы имеете лучшее оружие, чем солдаты этого императора, и вы более в состоянии предохранить этих бедных людей от голода и нужды, которою им угрожают опустошения, производимые этими животными, не щадящими ни зерна, ни виноградников. Им угрожает несчастие, подобное тому опустошению, которое было произведено кабаном, испортившим поля, виноградники и леса королевства Калидонского, и о котором упоминается в «Илиаде» Гомера, или опустошению, произведенному лисицей, посланной Демидой в Дивы и не щадившей ни плодов полевых, ни домашних животных, ни даже самих крестьян. Вам знакомо все зло, которое приносит в страну голод, ваша доброта и справедливость не допустят, чтобы жители были вынуждены предаться незаконным и жестоким поступкам, nес enim rationem patitur, nес ulla aequitate mitigatur: nec prece ulla flectitur esuriens populus[66]. Свидетельницами этих бедствй могут служить матери, о которых речь идет в четвертой книге Королей и которые съедали детей одна у другой. Голодная смерть есть самый ужасный род смерти, ибо ей предшествуют мучения и слабости сердца, являющиеся новыми источниками страданий и смерти.
Dura quidem miseris mors est mortalibus omnis,At perisse fame, Res uma miserima longe est[67].
Также Аммиан Марцеллин[68] говорит: Mortis gravissimum genus et ultimum malorum fame perire[69].
Я уверен, что вы почувствуете сострадание к этому народу, если вам представят то состояние, в какое приводит голод:
llirtus erat crinis, cava lumina, pallor in ore,Labra incana situ, scabrae rubigine fauces,Dura cutis, per quain spectari viscera possent;Ossa sub incurvis extabant arida lumbis,Ventris erat pro ventre, locus…[70]
Габаониты, являющиеся в порванной одежде, с болезненными лицами и в печальном состоянии, внушили великому полководцу Иocуе состраданиe, и им были оказаны прощение и милосердие.
Различные справки и осмотры, сделанные по вашему распоряжению, дали вам ясное понятие о вреде, причиненном животными. Так как после этого все необходимые формальности уже были совершены, то теперь вам остается лишь составить решение. Обитатели просят повелеть животным оставить занятые места и поселиться на указанном им участке, они просят также произвести религиозные акты, указанные нашей матерью, святой церковью. Так как эти просьбы разумны и целесообразны, то вы произнесете, конечно, соответствующее решение.
Господа! Так как вы выбрали меня защитником этих бедных животных, то вы позволите мне защитить их права и доказать, что все формальности, направленные против них, недействительны. Их обвиняют — как будто они совершили какое-либо преступление. После наведения справок о вреде, причиненном будто бы ими, их приглашают предстать перед судом. Но так как всем известно, что они немы, то судья дал им адвоката для представления суду тех доводов, которых они не в состоянии представить. Итак, господа, так как вы дали мне позволение говорить в пользу бедных животных, то я могу сказать в их защиту следующее:
Во-первых, призывать к суду можно только того, кто способен рассуждать, кто в состоянии свободно действовать и кто в состоянии понимать смысл преступления. Но так как животные лишены света разума, которым одарен один лишь человеку то, следовательно, и процесс, затеянный против них, недействителен. Это следует из слов: Nec enim potest animal iniuriam fecisse, quod sensu caret[71].
Во-вторых, никого нельзя приглашать к суду без всякой причины и тот, по вине которого производится такой вызов, обязан платить штраф. Но животные не дали никакого повода к такому вызову их в суд, non tenentur eniem ex contractu, neque ex quasi contractu, neque ex stipulatione, neque ex pacto[72]. Еще менее ex delicto seu quasi[73]: ибо, как выше сказано, чтобы совершить преступлениe, нужно обладать разумом, которого животные лишены.
Далее, в правосудии и не должно быть совершено ничего нецелесообразного, правосудие в этом отношении подражает природе, не совершающей ничего бесполезного: Deus enim et natura nihil operantur frustra[74]. Я спрашиваю, что можно сделать с животными, если их пригласят к суду и они не придут? Ибо они немы, они не могут выбрать себе прокурора, который защитил бы их интересы, они не могут приводить никаких объяснений в свою защиту. Поэтому это приглашение к суду не может иметь никакой силы, и так как оно составляет основание всех остальных юридических актов, зависящих от него и падающих вместе с ним, то и весь суд над ними недействителен: cum enim principalis cause non consistat, neque et quae consequuntur locum habent[75].
Мне возразят, может быть, что если животные не могут выбрать прокурора для защиты своих прав и не могут излагать своих доводов, то все это может быть сделано от их имени самим судьею.
На это я отвечу, что это правильно в том случае, когда это делается сообразно правовым постановлениям, in administratione sive jurisdictionis, но не в данном случае, где ни обвиняемые, ни судьи не могут совершить этих действий, как это видно из глоссаторского комментария к постановлению закона: Quod directe fieri prohibetur, per indirectum concedi non debet[76]. Но удивительнее всего то, что над этими бедными тварями хотят произносить экскоммуникацию, анафему и маледикцию, на эти бедные существа хотят обрушить самый суровый меч, имеющийся в руках церкви для наказания преступников. Но эти животные не могут совершать ни преступлений, ни грехов, ибо для того, чтобы грешить, нужно обладать разумом, который отделял бы добро от зла и указывал бы своему владельцу, чему нужно следовать и чего нужно избегать.