— Тебе нужно многое обдумать. На сегодня достаточно. Свяжусь с тобой в установленное время.
— Хорошо, — она всегда выходила на связь.
Пора было поразмыслить над логикой бракси.
Утренний свет заполнял улицы города. Дети сражались игрушечными мечами, играли в мяч, что-то напевали. Большинство родителей были дома, вчера состоялся Хайарак, на котором они побывали, и теперь отдыхали после того напряжения, которое испытывал каждый на этом спектакле. Вчера они легли в постель, истощенные зрелищем до изнеможения, сквозь сон уже с трудом разбирая, как их дети — ах, эти невинные создания! — перечисляют названия кровеносных артерий.
Но Лаун Сет не спал. Тяжело ступая — еще чувствовалось вчерашнее напряжение — он шел на встречу с этой маленькой девочкой. Еще в Цирке он прошептал ей на ухо место и время их встречи. Если крики детей и пробудили в нем какие-то воспоминания той светлой поры, по его лицу это было трудно заметить. На нем читались лишь враждебность и, возможно, страх.
Среди них есть бракси. Лаун Сет знал это. Святотатство, которое трудно описать словами. Он должен действовать.
Он прошел через холл гостиницы, жестом отстраняя поклонников, устремившихся к нему, и прошел в одну из комнат. Если их встреча будет замечена, его это мало волнует. На Дари совершаются более тяжкие преступления.
Увидев лицо Лауна, она настроилась на его эмоциональное поле, лучи ее мозга пронизывали память. Она уже научилась читать мысли Кровавой Буквы.
— Ты не доверял мне, — сказала она. — Но теперь доверяешь.
Клокотавший в нем гнев вылился наружу:
— Ни один из Кровавых Букв не отречется от того, кто принимал участие в ритуале после Хайарака.
С болью он вспомнил ревущий Цирк, то святое место, куда пробрался чужак…
— Ни один из Кровавых Букв не позволил бы…
Его голос сорвался. У него не было слов выразить все те чувства, что обуревали его, он мог только надеяться, что она прочтет их.
— Любой бракси, — мягко сказала она, — легко приспособится к кровопролитию. Но он не в состоянии осознать духовную, ментальную реальность. Он живет среди твоих людей. Он убивает их. Но он не понимает их.
Лаун Сет посмотрел на нее, его лицо исказила ненависть:
— Он умрет.
— Этого я и хочу.
— Мы поможем тебе. Я не разговаривал с остальными. Я не должен. Куар — он назвал ее так — по-дарийски, чтобы не осквернить уста ненавистным ацийским именем, — тебе никто не задаст вопросов.
Она улыбнулась:
— Это даже больше, чем я рассчитывала.
Его голос готов был сорваться:
— Как он может делать вид, что он — один из нас? — Лаун закрыл глаза, вспоминая бои в Цирке. — Куар, если бы ты только могла понять…
— Я знаю. Я все видела. С помощью твоего зрения. С помощью глаз каждого из вас.
Она мягко коснулась его руки, убеждая в своей искренности:
— Я отомщу за вас. Обещаю.
Он попытался расслабиться и осмотрел комнату. Взгляд его нашел меч, только что изготовленный — судя по маслу, которое поблескивало в тусклом свете. Прислоненный к дверному косяку, он выглядел величественной игрушкой. Лаун подошел, отложил свой:
— Ди Салон решил изготовить это для тебя.
— Ты дал ему совет. Он сказал, что пропорции нетипичны, но верны.
Лаун посмотрел на нее, потом на оружие:
— Немного длинноват для твоего роста, но, возможно, так даже легче поразить более дальнюю цель.
Он погладил лезвие, в первый раз за весь день улыбнулся:
— Хорошая работа — вклад в дело расовой мести. Он прекрасно гравирован.
Она подошла к Лауну, пальцем коснулась поблескивающего металла:
— Я сдержу обещание, данное тебе, — тихо сказала она, — и Кровавым Буквам.
«Маленькая убийца, — подумал он. — Не завидую ее жертве».
— Когда мы начнем?
Она взглянула на него:
— Сейчас.
Он протянул ей оружие.
Варика беспокоил этот эпизод с девочкой.
Если бы его нация признавала особенности психических процессов, то он бы мог понять — его беспокоило не то, что действительно произошло, а внутренняя тревога, порожденная тем экстрасенсорным воздействием, которому он подвергся, наблюдая ритуал. Интуитивно он ощущал, но его разум бракси отказывался признавать, что психическая энергия существует, что она коснулась его, сделав свою отметину.
Но этот ребенок! Одаренный богом ребенок! Он знал, что покинуть арену во время ритуала — дурной знак, но продолжать участвовать в нем, если женщина, нет, девочка, вторглась, было невыносимо для его браксианской натуры. Откуда она? Что делает здесь? Он нарушил традицию? Только Кровавые Буквы могли принять участие в ритуале, только дарийцы-мужчины могли участвовать в Хайараке. Что-то глубоко сидящее в нем ощущало, что его разума коснулась какая-то сила. За ним охотятся. Почему он использовал именно это слово, а не «ищут», «разыскивают»? Почему «охотятся» кажется самым точным? Он не мог понять, откуда в нем эта бессознательная тревога, но пренебрегать этим чувством больше не мог.
Бракси не ответили на его просьбу о помощи. Вначале его это удивило, но потом он понял, что был не слишком умен, доверяя браксана. Он сейчас понимал, что, пока он выполнял свою задачу, он был им нужен. Может быть, он в чем-то и ошибался, но, видимо, он перестал быть полезен.
Он не чувствовал сожалений. Он был зол на себя, но сожалеть было не о чем. Впервые он попытался посмотреть со стороны на ту игру, которую вел долгие годы. По сути, он делал то, что они хотели, не получив ничего взамен.
Он хотел снова оказаться дома, но они никогда не позволят ему вернуться. А если и позволят, то опять примутся использовать для своих интриг — с какой усмешкой отнесутся там к его новому облику, приобретенному за эти годы. Или обвинят «чужака» в желании совершить переворот.
Он в ловушке, и знает это.
Ему некуда податься. Бракси будут продолжать свои трансляции независимо от того, намерен ли он их принимать, и в один прекрасный день ациа запеленгуют очередную передачу, и он будет разоблачен. Страх начал грызть Варика. Страх — Разрушающее Чувство, полезный знак предупреждения, сокрушительный фактор в борьбе за самосохранение, а ему так и не удалось научиться подавлять его. Теперь, когда предстояло это сделать, он не знал, как справиться с этим гнетущим чувством. Бракси, живущий в нем, хотел наслаждаться теми последними днями, которые выпали на его долю — он знал, что конец близок, неотвратим, ужасен, — но страх парализовал его и выхода из депрессии не было.
Впервые он обратил внимание, что на Хайарак пришло много людей, среди них — ациа. И этот ребенок… Что-то тревожное, холодное шевельнулось в нем, но он так и не мог проанализировать свои ощущения. Может быть, у него начинается мания преследования? Нет, параноиком он никогда не был. Но Варик твердо знал, что дело обстоит из рук вон плохо.
Он уже пытался покинуть Дари, но обнаружил, что во всех портах стоят мониторы, готовые идентифицировать всех и каждого. Ему ничего не оставалось, как покинуть транспортный центр.
Он был напуган. Чем жить так, лучше действовать, даже если это ни к чему не приведет. Ожидание просто убивало его.
Торжа лежала на своей дарийской постели в белом домашнем платье, стараясь сосредоточиться.
«Если бы я была тем бракси, где бы я сейчас находилась?
Я была бы на Хайараке или где-нибудь рядом. Я бы с усмешкой наблюдала за тем, как рушится дарийское государство, я бы избегала местных. Я бы убедила себя, что единственно, кто заслуживает уважения — это Кровавые Буквы, настоящие мужчины.
Браксана стремятся к варварству, и этот ритуал был бы отдушиной для моей души. Но в глубине души я бы с презрительной усмешкой воина созерцала систему, которая без устали убивает половину своих самых умелых бойцов.
Я сражалась бы на Хайараке. И успешно. Но как бы хорошо я ни сражалась, сколько бы побед ни одержала в Хайараке, есть нечто, что противостоит и браксианским традициям.
Я не хочу умирать в честь своего народа. Я готова была бы умереть, когда шансы на победу будут сведены к нулю, но в честь своего удовольствия — хотя они получили бы то, на что они меня посылали. Но шансы на Хайараке — пятьдесят на пятьдесят. Система вызовов на бой такова, что мне приходится драться, даже если я не хочу. И я буду драться. Я буду находить в этом радость. Но я не хотела бы сражаться все время».
Какой-то шорох коснулся слуха Торжи, но она не обратила внимания. Она продолжала свои рассуждения:
«Должна быть причина, почему я не хочу драться. От Кровавой Буквы ждут, что он с радостью принимает каждый вызов. Причина должна быть существенной».
Она задумалась на минуту.
«Если бы я была ранена, мне не пришлось бы сражаться. Если бы рана была заметной, никто не стал бы вызывать меня.
Вот — зацепка. Пусть я сделаю вид, что у меня сломана рука, я обмотаю ее чем-нибудь — как тут принято; Дари понятия не имеют о звездной медицине. Иногда я должна выходить на связь, должно быть оборудование, которым мне нужно пользоваться. Это может быть замечено. Мне нужно не привлекать внимания. Хотя, если придется действовать… Но главное сейчас — это уклониться от участия в Хайараке».
Внезапно она вспомнила: у Кровавой Буквы, который покинул арену, когда на ней появилась девочка, была перевязана правая рука.
Перед глазами Торжи вновь встала та сцена: Кровавая Буква гневным взглядом следил за ребенком. Рука была перевязана до самых кончиков пальцев, — увечье казалось серьезным. Любой дариец, да и любой человек понял бы это сразу. Особенно ациа, которые считали правую руку доминантной в соответствии с генетическими законами расы. Но если главной для него была левая рука, что было характерно для бракси, то эта повязка всего лишь уловка.
Она потянулась за жакетом, потом быстро включила визиофон.
— Соедините меня с Правителем. И побыстрее.
Утром он проснулся. Ему снились капканы — с острыми зубьями, сверкающие холодным блеском, готовые сомкнуться в любой момент. Страх, в нем теперь поселился страх. Он покинул комнату и вышел на улицу. И если бы на минуту позже… Оглянувшись, на углу он увидел людей в белой форме, приближающихся к его двери.